Без заголовка
22-01-2007 05:42
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
Это цитата сообщения Дима_Юрьевич Оригинальное сообщение
ЭГОИЗМ УЧЕНЫХ ИЛИ ЛИЧНАЯ ВЫГОДА?
Скопировал себе эту статью целиком. Адекватнее пока ничего не читал. В принципе это квинт-эссенция моих мыслей, но собранных одним автором в единое целое. Это не означает, что Любовь плохо и удел слабых. Люди слабы в разные моменты жизни и сильны также. Гораздо важнее, чтобы каждый понимал и осознал, что поднимает ЕГО САМОГО и спокойно мог сказать об этом людям.
"Эгоизм подымает сильных духом, любовь – слабых.
Леонид Завальский
http://www.inauka.ru/blogs/article51948/print.html
Во все века эгоизм оказывал и оказывает более предпочтительное влияние на развитие человечества, чем любовь. «Поступайте с людьми так, как они поступают с Вами» – принцип гораздо более уместный в отношениях между людьми, чем «Поступайте с людьми так, как хотели бы, чтобы они поступали с вами», поскольку предусматривает адекватную обратную связь. Мало ли чего мы подчас захотим? Наличие желания далеко не всегда означает правоту действий. Как говорил Альберт Эйнштейн, «В мире существуют только две бесконечные вещи: Вселенная и глупость. Хотя насчет Вселенной я не вполне уверен».
Эгоизм подымает сильных духом, любовь – слабых.
Когда мужчина дарит женщине цветы, он поступает так не потому, что ей приятно, а потому, что ему самому нравится сознавать, что ей это нравится. Свою порцию удовольствия получает и тот и другой (другая). И вообще, зачем нужны такие друзья, которые не могут сделать вам ничего хорошего? Люди вокруг нас естественным образом подразделяются на друзей и врагов. Если у нас нет друзей, значит, мы не способны дать никому ничего путного. Если же друзей становится слишком много, пора задуматься о психическом заболевании и собственном алкоголизме – просто деньги заводятся у нас несколько чаще, нежели у собутыльников, искренность которых всегда под подозрением. Если у нас нет врагов, мы слишком ничтожны, чтобы хоть кто-то обратил на нас внимание. Когда врагов становится чересчур много, стоит заглянуть в зеркало и разглядеть там тупицу – невоспитанного самодовольного лжеца, с которым никто не жалеет вступать в контакт общения и иметь дело – главного достояния жизни здравомыслящего человека. Основное правило общения заключается в том, чтобы делать добро только тем людям (в том числе и самому себе), кто этого заслуживает. Не делая никому ничего хорошего, нечего рассчитывать на встречное движение и участие с их стороны. И Библия предупреждает о том же: «Не мечите бисер перед свиньями».
Ученые доказали, что в абсолютном большинстве (80%) люди тупы, самодовольны, добры и ленивы, поскольку их умеренные желания совпадают с их возможностями, в этом балансе кроется намек на счастье, что в свою очередь отражается в направленности и подвижности ума. Но чтобы эволюция продолжалась, не обойтись без тех, кто способен «придумать порох». Дело «изобретения бомбы для террориста» не столь эгоистично, как может представиться на первый взгляд, оно сопряжено с большими умственными и физическими затратами, часто существенными потерями. Личная выгода в этом деле, не говоря о уже счастье, довольно сомнительна. Природа аморальна: не нуждается в участии, советах мамы, папы и добрых учителей, не спрашивает чьего-то добровольного согласия на занятие того или иного места в жизни, чужда справедливости, не демократична и всегда найдет кандидатов на любую «плохую» должность.
К Моцарту музыкальные идеи приходили невольно, подобно сновидениям, Гофман часто говорил своим друзьям: «Я работаю, сидя за фортепьяно с закрытыми глазами, и воспроизвожу то, что подсказывает мне кто-то со стороны». Лагранж замечал у себя неправильное биение пульса в моменты умственной деятельности, а Ламартин так выражал свое отношение к акту мышления: «Не я сам думаю, но мои мысли думают за меня». Великий трагик Витторио Альфьери называл себя барометром – до такой степени изменялись его творческие способности в зависимости от времени года. С наступлением сентября писатель не мог противиться овладевавшему им невольному побуждению, до того сильному, что он вынужден уступить ему, результатом чего стало написание шести комедий. На одном из сонетов сохранилась приписка: «Случайный. Я не хотел его писать». Больше других времен года любил осень и наш гениальный Пушкин.
Приоритет бессознательного в акте творчества отмечали еще древние мудрецы. Сократ первый указал на то, что поэты создают свои произведения не вследствие старания или искусства, но благодаря некоторому природному инстинкту. Таким же образом прорицатели говорят прекрасные вещи, совершенно не сознавая этого. «Все гениальные открытия и произведения, – убеждает Вольтер в письме Дидро, – сделаны инстинктивно». Инстинкты образованного в своем деле человека могут дать и дают порой поразительные результаты.
Гении на то и существуют, чтобы после жизни быть подвергнутыми публичному медицинскому досмотру «на предмет изучения». Неистощима человеческая изобретательность в попытках втиснуть их всех в периодическую таблицу, вроде менделеевской. Несмотря на неудачные, в целом, попытки, иногда удается обнаружить некоторые закономерности. Например, психиатры ставят гениальность на одну доску с наклонностью к преступлениям и видят в ней одну из уродливых форм человеческого ума, разновидность сумасшествия. Подобная точка зрения не новость. Еще родоначальник и учитель всех философов Аристотель заметил, что «под влиянием приливов крови к голове многие индивидуумы делаются поэтами, мудрецами, пророками и прорицателями, Марк Сиракузский писал довольно хорошие стихи, пока был маньяком, но, выздоровев, совершено утратил эту способность». Он же повторяет в другом месте: «Люди с холодной кровью бывают робки и ограничены, а люди с горячей кровью – подвижны, остроумны и болтливы». Демокрит тот прямо заявлял, что не считает истинным поэтом человека, находящегося в здравом рассудке. И все же, вопреки медицинской трактовке человеческих поступков, не все гении сидят в тюрьмах. Платон утверждает, что «бред совсем не есть болезнь, а, напротив, величайшее из благ, даруемых нам богами; под влиянием бреда дельфийские и додонские прорицательницы оказали тысячи услуг гражданам Греции, тогда как в обыкновенном состоянии они приносили мало пользы или же совсем оказывались бесполезными». Вследствие подобных взглядов на безумие древние народы относились к помешанным с большим почтением, считая их вдохновленными свыше. Слова mania (по-гречески), navi и mesugan (по-еврейски) и nigrata (по-санскритски) означают одновременно и сумасшествие, и пророчество.
Известны случаи, когда вследствие одних и тех же причин обыкновенные люди превращаются в сумасшедших или гениев. Правда, последнее случается значительно реже. Неаполитанский ученый Джамбаттиста Вико в детстве упал с лестницы и повредил голову, что впоследствии помогло ему создать теорию исторического круговорота. Другой сызмальства никудышный итальянский певец, получив бревном по голове, распаковал певческий талант и стал всемирно известен. Покойный митрополит Московский Макарий был в детстве болезненным и до того тупым ребенком, что учение ему ну никак не давалось. Как-то в семинарии кто-то из товарищей, во время игры, расшиб ему череп камнем, после чего здоровье Макария поправилось, способности сделались блестящими, а уже взрослый Макарий, по свидетельствам очевидцев, отличался замечательно светлым умом. Ученый историк Мабильон, смолоду совершенно слабоумный, достиг известности благодаря приобретенным после ранения в голову талантам. Сообщивший этот факт Галле знал еще одного датчанина-полуидиота, умственные способности которого сделались выдающимися после того, как он, 13-и лет отроду, свалился с лестницы вниз головою. А несколько лет тому назад другой кретин из Савойи, укушенный бешеной собакой, превратился на старости лет в изумительно разумного индивидуума. Специалист по идиотам и гениям, доктор Галле приводит много примеров ущербных людей, умственные способности которых необыкновенно развились вследствие болезней мозга. Конечно, случаются и обратные превращения. Гельмгольц на старости лет не узнавал своих произведений и, перелистывая изданное под его именем собрание сочинений, застенчиво пожимал плечами. Ницше, от избытка чувств, вступился за лошадь, которую кучер избивал кнутом, после чего сошел с ума, прекратил нападки на Бога и до конца дней распрощался со способностью к независимым и откровенным суждениям. Ландау после автомобильной катастрофы полностью утратил математический дар.
Гениальные люди, как и сумасшедшие, часто на всю жизнь остаются одинокими, холодными, равнодушными к обязанностям семьянина и гражданина. Недаром в европейских романах общим местом стал образ чудаковатого профессора, целиком погруженного в свой внутренний мир и столь далекого от мирских забот, как рыба от воды. Микеланджело без устали любил повторять, что его искусство заменяет ему жену. Байрон, Гейне, Гете, Наполеон, Ньютон хотя и не произносили подобного вслух, но своими поступками доказывали нечто еще более сумасбродное. Гете, кроме поэзии занимавшийся наукой, подчеркивал, что для продуктивной умственной работы ему необходимо известное мозговое раздражение, многие из своих песен он сочинил, находясь в припадке сомнамбулизма. А теорию развития черепа по типу спинных позвонков Гете развил во время прогулки, когда, пнув ногою валявшийся на дороге череп овцы, с интересом заметил, как тот развалился на три части. «Я предполагаю, что моя болезнь (болезнь спинного мозга) придала моим последним произведениям какой-то ненормальный оттенок", – с удивительной прозорливостью замечает Гейне в одном из своих писем. Таким образом, он вполне сознавал действие своей болезни. За два месяца до очередного приступа, Гейне писал о себе: «Мое умственное возбуждение есть скорее результат болезни, чем гениальности – чтобы хоть немного утешить мои страдания, я сочинял стихи. В эти ужасные ночи, обезумев от боли, бедная голова моя мечется из стороны в сторону и заставляет звенеть с жестокой веселостью бубенчики изношенного дурацкого колпака».
Ампер не мог рожать мысль иначе, как маясь из угла в угол и подергивая всеми членами, что не помешало ему в тринадцать лет прилично знать математику, а впоследствии стать один из основоположников электродинамики. Известно, что состав мочи и в особенности содержание в ней мочевины заметно изменяется после маниакальных приступов. То же самое происходит и после напряженных умственных усилий. Много лет тому назад английский исследователь Берд сделал наблюдение, что у его знакомого проповедника, выпивохи, всю неделю проводившего в праздности, но произносившего по воскресеньям страстные проповеди, именно в этот день значительно увеличивалось содержание фосфорнокислых солей в моче, тогда как в будни оно было ничтожно. Впоследствии Смит многочисленными наблюдениями подтвердил тот факт, что при всяком умственном напряжении увеличивается количество мочевины в крови, и в этом отношении аналогия между гениальностью и сумасшествием представляется несомненной. Простой люд давно зафиксировал это научное открытие в поговорке: «Моча в голову ударила».
На основании столь ненормального изобилия мочевины в крови или, выражаясь философским языком, на основании этого нового подтверждения закона о равновесии между силой и материей, управляющего миром живых существ, можно провести и другие физические аналогии. Например, седина и облысение, худоба тела, плохая мускульная и половая активность, свойственные многим помешанным, часто встречаются и у великих мыслителей. Цезарь боялся бледных и высохших Кассиев. Д'Аламбер, Фенелон и Наполеон в молодости были невероятно худы. О Вольтере Сегюр пишет: «Худоба доказывает, как много он работает; изможденное и согбенное тело его служит только легкой, почти прозрачной оболочкой, сквозь которую как будто видишь душу и гений этого человека». В народе бледность всегда считалась принадлежностью высшего сословия – аристократии. Наравне с помешанными мыслителям свойственны следующие признаки: постоянное переполнение мозга кровью (гиперемия), сильный жар в голове и охлаждение конечностей, склонность к острым болезням мозга и слабая чувствительность к голоду и холоду.
Феликс Платер утверждает, что знавал многих людей, которые, отличаясь замечательным талантом в разных науках и искусствах, в то же время были помешанными. Помешательство их выражалось в нелепой страсти к похвалам и в странных, порою до неприличия, поступках. В своих мемуарах Платер вспоминает, как встретил при королевском дворе пользовавшихся большой славой архитектора, скульптора и музыканта, несомненно, сумасшедших. Еще больше фактов, собранных в Больнице для неизлечимых душевнобольных в Италии, приводит Бузони в Сочинении 1620 года. Из более близких к нам ученых Паскаль пишет, что величайшая гениальность граничит с полнейшим сумасшествием, и впоследствии доказывает это на собственном примере. То же самое подтвердил и Гекарт относительно своих товарищей, ученых и в то же время помешанных, подобно ему самому. Своими наблюдениями он поделился с читателем 1823 году в сочинении под названием «Краткая библиография сумасшедших, находящихся в Валенсьене, составленная помешанным». Тем же предметом впоследствии небезуспешно занимались и многие другие ученые, включая небезызвестного профессора Ламброзо. Исследователям удалось доказать, что многие гениальные люди, например Свифт, Лютер, Кардано и другие страдали умопомешательством, галлюцинациями или были мономанами в продолжение долгого времени, а то и всей жизни. С точки зрения физиологических процессов, происходящих в организме, озарения гениев ничем не отличаются от безумного помешательства обыкновенных людей и могут стать причиной самых страшных припадков бешенства. Кормилица Гумбольдта сознавалась, что вид свежего, нежного тела ее питомца возбуждал в ней неудержимое желание зарезать его. Сделай она это, мир лишился бы великого ученого, впрочем, хладнокровно пережил бы такую потерю. А сколько людей в порыве безумия оказываются вовлечены в убийство, поджог или разрывание могил при виде ножа, топора, пылающего костра и трупа!
Физическая ущербность, полученная в детстве, зачастую способствует развитию гениальности. Люди-подранки, унаследовав от рождения или заполучив в детстве «комплекс неполноценности», вынуждены искать средство, чтобы расколдовать себя, уничтожить образовавшуюся между собой и людьми трещину, устранить ущербность, прикрыть ее чем-то. И они в меру отпущенных им сил прикрывают, находя терапию в достижении славы. Нормальному человеку слава ни к чему, в ней нет корысти, куда практичнее попросить у Бога живыми деньгами. Потребность к славе может быть и есть у всякого нормального человека, но при здравом размышлении верх одерживает лень. К чему надрываться и горбатиться, коли и так все хорошо? Другое дело, когда человек изначально физически не удался, вышел дефективным для общества – тут он либо истечет кровью или желчью, изничтожит себя, казнит внутренне, либо же откупит неправильную кровь славой, что, впрочем, может оказаться не обязательно вредным, а то и полезным для окружающих. Закон природы действует неумолимо: ущербные люди в муках двигают человечество, а ловкость и хитрость Природы состоит в том, чтобы эти люди никогда не успокоились, чтобы их рана, на миг заживая или притупляясь, открывалась вновь и вновь. Кому-то это может показаться грубым и несправедливым наследством, но жизнь придумана не теми, кто мнит из себя судей. И все касаемо деяний на благо человечества совсем не так, как они себе рисуют, нет в этих деяниях альтруизма, так, пустячок, незначительное напыление, а в основе, в мозге костей – чистейшей воды эгоизм, направленный на удовлетворение личного интереса, а уж затем, между прочим, благо достается в наследство оставшимся бездельникам и лентяям.
За громкими фразами критиков о «власти личности» у Куприна скрывался грубый эгоизм писателя. Об этом прямо сказано в письме Куприна Батюшкову от 8 января 1907 года. «Не пиши мне больше о «Я». Ты меня только сбиваешь с толку. У тебя это «Я» все время сбивается на общественное благо, на мировую душу, на идею справедливости, – а в границах мое «Я» чувствует себя так же, как прошлогодний клоп, иссохший между двумя досками. Мое «Я» требует полного расширения всего богатства моих чувств и мыслей, хотя бы самых порочных, жестоких и совершенно неприятных в обществе. «Я» же Каменского заключается в том, что все позволено и стало быть можно для личного удобства или сочного куска бифштекса ограбить, оклеветать и сморкнуться тайно в чужой платок. Вот две ступеньки, градации разных «я». Победит первое и победит – кроме крайних случаев – вовсе не во вред, а в пользу человечества. Но этим не надо задаваться – оно само собою выйдет».
Врачи однажды заметили, что у людей с искривленным позвоночником ум бывает живее и раскрепощеннее, чем у людей обыкновенных. Конолли наблюдал больного, умственные способности которого инициировались во время операций над ним, а несколько больных проявляли особенную даровитость в первые периоды чахотки и подагры. Известно, каким остроумием и хитростью отличаются горбуны. Карл фон Рокитанский объяснял это тем, что у горбунов аорта, образуя идущие к голове сосуды, претерпевает необычный изгиб, вследствие чего увеличивается артериальное давление в черепной коробке.
Зависимостью гения от патологических изменений организма можно объяснить отличие гениальности от таланта тем, что она проявляется бессознательно и неожиданно. Юрген Мейер так высказывается по этому поводу: «Талантливый человек действует строго обдуманно, он знает, как и почему пришел к известной теории, тогда как гению это совершенно неизвестно, всякая истинная творческая деятельность бессознательна».
Таинственному дару, ниспосланному свыше, Гайдн приписывал создание своей знаменитой оратории «Сотворение мира». «Когда моя работа плохо подвигалась вперед, – я, с четками в руках, удалялся в молельню, прочитывал Богородицу – и вдохновение вновь возвращалось ко мне». Те из гениальных людей, которые наблюдали за собою, говорят, что под влиянием вдохновения они испытывают какое-то невыразимо-приятное лихорадочное состояние, во время которого мысли невольно родятся в их уме и брызжут сами собою, точно искры из горящей головни. Наполеон: «Исход битвы зависит от одного мгновения, от одной мысли, временно остававшейся бездеятельной, при наступлении благоприятного момента она вспыхивает, подобно искре, и в результате является победа» (Моро). Биограф Бауэр: «Лучшие стихотворения Китса были продиктованы им в состоянии, близком к умопомешательству. В те минуты, когда с уст его слетали чудные строфы, он был не способен рассуждать даже о самых простых вещах». Фосколо в Epistolario сознается, что творческая способность писателя обусловливается особым родом умственного возбуждения (лихорадки), которое нельзя вызвать по произволу. «Я пишу свои письма не для отечества и не ради славы, но для того внутреннего наслаждения, какое доставляет нам упражнение наших способностей». Беттинелли называет поэтическое творчество сном с открытыми глазами, без потери сознания. Клопшток сознается, что, когда он писал свою поэму, вдохновение часто являлось к нему во время сна. Во сне Вольтер задумал одну из песен Генриады, Ньютон и Кардано разрешали во сне математические задачи, Менделеев строил периодическую таблицу химических элементов.
Кардано, по легендам, несколько раньше Ньютона познал тяготение, и его тоже посещал какой-то дух, кстати, доставшийся ему от отца. До 34 лет он мучился мужским бессилием, но потом во сне кто-то «подремонтировал ему мозги», к тому же порекомендовал невесту, которая наконец избавила его от бессилия. Помимо контакта с духами, у интеллектуалов весьма распространено состояние навязчивости, когда самая глупейшая мысль раздувается воображением по наихудшему сценарию в самую настоящую катастрофу. Моцарт помешался на мысли, что все итальянцы сговорились и бегают за ним с ядом. Жан-Жак Руссо всю жизнь подворовывал и ничуть этого не стеснялся, оправдываясь так: «когда мне нравится какая-нибудь вещь, я предпочитаю взять ее сам». Болел Руссо всеми болезнями, о которых слышал и мог прочитать, при этом искренне удивлялся, почему он до сих пор жив? Шопенгауэр страшно опасался пожара, поэтому жил исключительно на первом этаже, чтобы во время смыться на улицу. Спасаясь от завистливых врагов, он предусмотрительно шифровал свои сочинения греческим, латинским и санскритским языками. Восхищался многоженством, но быстро впадал в отчаяние, когда понимал, что с увеличением числа жен одновременно вырастет количество тещ.
Образы творчества родятся внезапно и развиваются настолько же бессознательно, как и необдуманные поступки помешанных. Бессознательностью объясняется непоколебимость убеждений в людях, проникшихся фанатическими убеждениями. Вера оказывается сильнее знаний. Но как только проходит момент экстаза, возбуждения, гений превращается в обыкновенного человека или падает еще ниже, так как отсутствие равновесия есть один из признаков гениальной натуры. Дизраэли отлично выразил эту мысль, когда сказал, что у лучших английских поэтов, Шекспира и Драйдена, можно встретить и самые плохие стихи. О живописце Тинторетто поговаривали, что он бывает то выше Карраччи, то ниже соседского сапожника Джузеппе. Когда у Тассо исчезало вдохновение, он путался в своих сочинениях, не узнавал их и не в состоянии был оценить их достоинства. Еще одно подтверждение тому, что между помешанным во время припадка и гениальным человеком, обдумывающим и создающим свое произведение, существует большое сходство. Недаром латинская пословица гласит: «Aut insanit homo, aut versus fecit» (Или сумасшедший, или стихоплет). Вот как описывал состояние Тассо врач: «Пульс слабый и неровный, кожа бледная, холодная, голова горячая, воспаленная, глаза блестящие, налитые кровью, беспокойные, бегающие по сторонам». По окончании периода творчества часто сам автор не понимает того, что он минуту тому назад излагал.
Далее стоит упомянуть о склонности гениев – работников преимущественно умственного труда – к злоупотреблению спиртными напитками. В этой своей страсти они мало чем отличаются от грузчиков в порту. Александр Великий, после того как десять раз осушил кубок Геркулеса, в пьяном угаре убил своего лучшего друга. Цезаря солдаты частенько доставляли домой на своих плечах. Сократ, Сенека, Алкивиад, Катон, а в особенности Септимий до такой степени отличались невоздержанностью, что все умерли от белой горячки. Рука об руку с алкоголем Сократа преследовал демон – «личный гений» (надо полагать черт), – который любезно просвещал философа по всем вопросам – типичный симптом положительной шизофрении. Запоями страдали Коннетабль Бурбонский, Авиценна, о котором вспоминают, что вторую половину жизни он отдал доказательству несостоятельности и бесполезности научных знаний, приобретенных им в первую половину, многие живописцы и целая плеяда поэтов. Характерное для многих представителей богемы высказывание самодовольного и тщеславного Тассо: «Я не отрицаю, что я безумец; но мне приятно думать, что мое безумие произошло от пьянства и любви, потому что я действительно пью много», – не самый лучший пример для подражания и воспитания молодежи.
Немало пьяниц встречается среди музыкантов. Неистребимым стремлением напиться в стельку обладали, например, Гендель и Глюк. Последний развил целую философию порока: «Я считаю вполне справедливым любить золото, вино и славу, потому что первое дает средство иметь второе, которое, вдохновляя, доставляет мне славу». Кроме вина Глюк любил водку и, в конце концов, упился ею и умер.
Опытные люди знают, что так называемое вдохновение, экстаз всегда переходят в настоящие галлюцинации, когда человек будто наяву видит предметы, картины и лица, существующие лишь в его воображении. Гросси вспоминал, что однажды ночью, после того как он долго трудился над описанием появления призрака, он увидел этот призрак перед собою и избавился от него только после того, как зажег свечу. Балль рассказывает о сыне Рейнолдса, делавшем до 300 портретов в год – ему было достаточно посмотреть на кого-нибудь в течение короткого промежутка времени, чтобы потом, волевым усилием включать полноценное изображение в воспаленном мозгу. Живописец Симоне Мартини всегда видел перед собою воображаемые картины, которые писал, так что однажды, когда кто-то встал между ним и тем местом, где представлялось ему изображение, он попросил этого человека посторониться, потому что для него невозможно было продолжать копирование, поскольку воображении оригинал был закрыт. Известно мнение и других галлюцинирующих интеллектуалов, что появление посторонних при процессе воображения мешает работе с образом и может полностью разрушить его. Лютер услышал от сатаны аргументы, которых при всем желании не мог до поры придумать сам.
Возвращаясь к вопросу о том, существуют ли все-таки физиологические различия между бредом сумасшедшего и фантазиями интеллектуалов, на основании врачебных заключений о первых и автобиографий последних о себе, можно прийти к выводу, что основное различие заключается в утонченной и почти болезненной впечатлительности интеллектуалов. Дикарь и идиот малочувствительны к физическим страданиям, страсти их немногочисленны, из ощущений воспринимаются те, которые непосредственно касаются удовлетворения жизненных потребностей. По мере развития умственных способностей впечатлительность индивидуумов растет и достигает наибольшей силы в гениальных личностях, становясь источником их страданий и славы. Эти избранные натуры более чувствительны в количественном и качественном отношении, чем простые смертные, а воспринимаемые ими впечатления отличаются глубиною, надолго остаются в памяти и комбинируются различным образом. Мелочи, случайные обстоятельства, подробности, незаметные для обыкновенного человека, глубоко западают им в душу и перерабатываются на тысячу ладов, чтобы воспроизвести то, что обыкновенно называют творчеством. Галлер писал о себе: «Что осталось у меня, кроме впечатлительности, этого могучего чувства, являющегося следствием темперамента, который живо воспринимает радости любви и чудеса науки? Даже теперь я бываю тронут до слез, когда читаю описание какого-нибудь великодушного поступка». «Природа не создала более чувствительной души, чем моя», – писал о себе Дидро. В другом месте он говорит: «Увеличьте число чувствительных людей, и вы увеличите количество хороших и дурных поступков». Когда Альфьери в первый раз услышал музыку, он был «поражен до такой степени, как будто яркое солнце ослепило мне зрение и слух, несколько дней после того я чувствовал необыкновенную грусть, не лишенную приятности, фантастические идеи толпились в моей голове, и я способен был писать стихи, если бы знал тогда, как это делается...». В заключение он говорит, что ничто не действует на душу так неотразимо могущественно, как музыка. Подобное же мнение высказывали Стерн, Руссо и Ж. Санд.
Причина гипертрофированного детского самолюбия может быть связана с врожденной патологией центра удовольствия, когда желания увеличиваются, фантазии становятся запредельны и, как следствие, растет неудовлетворенность реальной жизнью. В основе же всего лежит дефицит эндорфинов. Когда возникшие потребности человека чрезвычайно сильны, а возможность их удовлетворить ничтожна, воображение развивается с необыкновенной силой. Здесь и рождается тяга к творчеству, как желание поесть у голодного животного. Художник и ученый должны быть голодны хотя бы по той причине, что будь они сыты, ничего больше придумывать не надо, и сытый человек, обладая талантом, вряд ли захочет и дальше развивать себя в среде «бедной и нищей интеллигенции», если есть более реальные пути существенно улучшить качество жизни. Обстоятельства забивают людей, как гвозди, до уровня пола. Поэтому гений и должен обладать тщеславием невероятной амплитуды, чтобы справиться с повседневным давлением будней и пошлости. Тщеславие гения не имеет границ. Ньютон чрезмерно раздражался от всякой критики и угрожал противникам своей теории убийством. Люций был до того тщеславен, что продолжал упрямо сидеть на месте при появлении Цезаря, за что поплатился жизнью. Шопенгауэр выходил из себя, когда в написание его фамилии добавляли лишнюю «н». Находясь на смертном одре, Малерб возмутился нескладной речью священника и прогнал его. Последней фразой умирающего Чехова было «да пошли вы все к черту!».
Разогнав воображение до космической скорости, гений не всегда может удержаться в рамках адекватности, мысленная реактивность и космическая масштабность самолюбия оборачивается весьма плачевно в реальной жизни. Помешательство коснулось многих выдающихся людей, которые, испытав при жизни жесточайший износ психики, заработали диагноз с трудной переводимой латынью. Державшийся до поры молодцом Шуман в 46 начал разговаривать с мебелью и видеть звуки. Шопену прозванивал мозги непрекращающийся звук ля первой октавы. Ньютон на закате сменил науку на толкование Апокалипсиса, Паскаль также с головой ушел в библию, шустрый Ампер похвалялся, что ему наконец удалось поймать квадратуру круга. Поэта Тассо еженощно преследовал «домовой», который воровал у него деньги и прятал ключи. После больницы «домовой» вернулся и затеял новые пакости вроде распространения преподлейших слухов среди друзей, а один раз, совершенно потеряв совесть, украл хлеб, причем на глазах у бедняги. Когда «домовой» заразил поэта горячкой, тот не выдержал и обратился с жалобой к Божьей матери. Лишь Она смогла помочь и вылечила от недуга.
Совместная жизнь с гениями и сумасшедшими невозможна. Поль Элюар проанализировал почерк Пикассо и вывел следующее характерное заключение: “Любит страстно и интенсивно и убивает то, что любит”. Пикассо своими словами подтверждает сделанный ему диагноз: “Для меня существует два типа женщин - богини и тряпки для вытирания ног”. Реальной женщины для него просто не существовало. Заболевший СПИДом Фредди Меркьюрри не уставая твердил: «Я готов умереть хоть завтра, потому что поимел в этом мире все, о чем только может мечтать простой смертный».
Бедолага Ван Гог мучился иными терзаниями. В письме брату Тео он так излагает свое видение темы. “Вот, например, Дега. Он не любит женщин, потому что знает, что, если бы любил их, он бы стал бесцветным, скучным и неинтересным художником. Он лишь наблюдает за тем, как эти животные в человеческом обличье, более сильные, чем он сам, возбуждаются и занимаются сексом... Рубенс! Ага, этот! Он был красивым самцом и умел великолепно заниматься сексом... Делакруа уделял сексу не очень много времени, у него были лишь слабые любовные связи. Он не хотел терять на них время, а весь отдавался работе”. И делает удивительно правильный вывод: “Работа и секс несовместимы. Секс расслабляет мозги... Если мы хотим проявиться в работе, мы должны ограничивать себя и не заниматься сексом слишком много”. Правда, сквозь могучие, с небывалым упорством возведенные рассудком стены, иногда просвечивают признания обыкновенного человека: “На душе становится светлее и радостнее, когда ты просыпаешься утром и видишь, что ты не одинок и что рядом с тобой лежит еще одно человеческое существо. Видеть это намного радостнее, чем, скажем, лицезреть целые полки самых умных книг или сверкающие купола церквей...”.
У Лескова в рассказе фигурирует человек, который слишком хотел получить орден, но вместо этого получил нервное расстройство и вынужденно переехал жить в дурдом. Там он научился вязать чулки и летать по ночам на болото вынашивать «цаплины яйца», из которых впоследствии вылупливались птенцы жар-птицы. Так и гении, прежде чем «летать на болото», обязаны перед Богом выполнить некоторую возложенную на них миссию, стало быть, жить в какой-то жуткой чехарде, попеременно то покидая рассудок, то возвращаясь обратно и перетаскивая из-за зеркальной стороны воображения полезные для человечества сведения. Какая уж там корысть!
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
Это цитата сообщения Дима_Юрьевич Оригинальное сообщение
ЭГОИЗМ УЧЕНЫХ ИЛИ ЛИЧНАЯ ВЫГОДА?
Скопировал себе эту статью целиком. Адекватнее пока ничего не читал. В принципе это квинт-эссенция моих мыслей, но собранных одним автором в единое целое. Это не означает, что Любовь плохо и удел слабых. Люди слабы в разные моменты жизни и сильны также. Гораздо важнее, чтобы каждый понимал и осознал, что поднимает ЕГО САМОГО и спокойно мог сказать об этом людям.
"Эгоизм подымает сильных духом, любовь – слабых.
Леонид Завальский
http://www.inauka.ru/blogs/article51948/print.html
Во все века эгоизм оказывал и оказывает более предпочтительное влияние на развитие человечества, чем любовь. «Поступайте с людьми так, как они поступают с Вами» – принцип гораздо более уместный в отношениях между людьми, чем «Поступайте с людьми так, как хотели бы, чтобы они поступали с вами», поскольку предусматривает адекватную обратную связь. Мало ли чего мы подчас захотим? Наличие желания далеко не всегда означает правоту действий. Как говорил Альберт Эйнштейн, «В мире существуют только две бесконечные вещи: Вселенная и глупость. Хотя насчет Вселенной я не вполне уверен».
Эгоизм подымает сильных духом, любовь – слабых.
Когда мужчина дарит женщине цветы, он поступает так не потому, что ей приятно, а потому, что ему самому нравится сознавать, что ей это нравится. Свою порцию удовольствия получает и тот и другой (другая). И вообще, зачем нужны такие друзья, которые не могут сделать вам ничего хорошего? Люди вокруг нас естественным образом подразделяются на друзей и врагов. Если у нас нет друзей, значит, мы не способны дать никому ничего путного. Если же друзей становится слишком много, пора задуматься о психическом заболевании и собственном алкоголизме – просто деньги заводятся у нас несколько чаще, нежели у собутыльников, искренность которых всегда под подозрением. Если у нас нет врагов, мы слишком ничтожны, чтобы хоть кто-то обратил на нас внимание. Когда врагов становится чересчур много, стоит заглянуть в зеркало и разглядеть там тупицу – невоспитанного самодовольного лжеца, с которым никто не жалеет вступать в контакт общения и иметь дело – главного достояния жизни здравомыслящего человека. Основное правило общения заключается в том, чтобы делать добро только тем людям (в том числе и самому себе), кто этого заслуживает. Не делая никому ничего хорошего, нечего рассчитывать на встречное движение и участие с их стороны. И Библия предупреждает о том же: «Не мечите бисер перед свиньями».
Ученые доказали, что в абсолютном большинстве (80%) люди тупы, самодовольны, добры и ленивы, поскольку их умеренные желания совпадают с их возможностями, в этом балансе кроется намек на счастье, что в свою очередь отражается в направленности и подвижности ума. Но чтобы эволюция продолжалась, не обойтись без тех, кто способен «придумать порох». Дело «изобретения бомбы для террориста» не столь эгоистично, как может представиться на первый взгляд, оно сопряжено с большими умственными и физическими затратами, часто существенными потерями. Личная выгода в этом деле, не говоря о уже счастье, довольно сомнительна. Природа аморальна: не нуждается в участии, советах мамы, папы и добрых учителей, не спрашивает чьего-то добровольного согласия на занятие того или иного места в жизни, чужда справедливости, не демократична и всегда найдет кандидатов на любую «плохую» должность.
К Моцарту музыкальные идеи приходили невольно, подобно сновидениям, Гофман часто говорил своим друзьям: «Я работаю, сидя за фортепьяно с закрытыми глазами, и воспроизвожу то, что подсказывает мне кто-то со стороны». Лагранж замечал у себя неправильное биение пульса в моменты умственной деятельности, а Ламартин так выражал свое отношение к акту мышления: «Не я сам думаю, но мои мысли думают за меня». Великий трагик Витторио Альфьери называл себя барометром – до такой степени изменялись его творческие способности в зависимости от времени года. С наступлением сентября писатель не мог противиться овладевавшему им невольному побуждению, до того сильному, что он вынужден уступить ему, результатом чего стало написание шести комедий. На одном из сонетов сохранилась приписка: «Случайный. Я не хотел его писать». Больше других времен года любил осень и наш гениальный Пушкин.
Приоритет бессознательного в акте творчества отмечали еще древние мудрецы. Сократ первый указал на то, что поэты создают свои произведения не вследствие старания или искусства, но благодаря некоторому природному инстинкту. Таким же образом прорицатели говорят прекрасные вещи, совершенно не сознавая этого. «Все гениальные открытия и произведения, – убеждает Вольтер в письме Дидро, – сделаны инстинктивно». Инстинкты образованного в своем деле человека могут дать и дают порой поразительные результаты.
Гении на то и существуют, чтобы после жизни быть подвергнутыми публичному медицинскому досмотру «на предмет изучения». Неистощима человеческая изобретательность в попытках втиснуть их всех в периодическую таблицу, вроде менделеевской. Несмотря на неудачные, в целом, попытки, иногда удается обнаружить некоторые закономерности. Например, психиатры ставят гениальность на одну доску с наклонностью к преступлениям и видят в ней одну из уродливых форм человеческого ума, разновидность сумасшествия. Подобная точка зрения не новость. Еще родоначальник и учитель всех философов Аристотель заметил, что «под влиянием приливов крови к голове многие индивидуумы делаются поэтами, мудрецами, пророками и прорицателями, Марк Сиракузский писал довольно хорошие стихи, пока был маньяком, но, выздоровев, совершено утратил эту способность». Он же повторяет в другом месте: «Люди с холодной кровью бывают робки и ограничены, а люди с горячей кровью – подвижны, остроумны и болтливы». Демокрит тот прямо заявлял, что не считает истинным поэтом человека, находящегося в здравом рассудке. И все же, вопреки медицинской трактовке человеческих поступков, не все гении сидят в тюрьмах. Платон утверждает, что «бред совсем не есть болезнь, а, напротив, величайшее из благ, даруемых нам богами; под влиянием бреда дельфийские и додонские прорицательницы оказали тысячи услуг гражданам Греции, тогда как в обыкновенном состоянии они приносили мало пользы или же совсем оказывались бесполезными». Вследствие подобных взглядов на безумие древние народы относились к помешанным с большим почтением, считая их вдохновленными свыше. Слова mania (по-гречески), navi и mesugan (по-еврейски) и nigrata (по-санскритски) означают одновременно и сумасшествие, и пророчество.
Известны случаи, когда вследствие одних и тех же причин обыкновенные люди превращаются в сумасшедших или гениев. Правда, последнее случается значительно реже. Неаполитанский ученый Джамбаттиста Вико в детстве упал с лестницы и повредил голову, что впоследствии помогло ему создать теорию исторического круговорота. Другой сызмальства никудышный итальянский певец, получив бревном по голове, распаковал певческий талант и стал всемирно известен. Покойный митрополит Московский Макарий был в детстве болезненным и до того тупым ребенком, что учение ему ну никак не давалось. Как-то в семинарии кто-то из товарищей, во время игры, расшиб ему череп камнем, после чего здоровье Макария поправилось, способности сделались блестящими, а уже взрослый Макарий, по свидетельствам очевидцев, отличался замечательно светлым умом. Ученый историк Мабильон, смолоду совершенно слабоумный, достиг известности благодаря приобретенным после ранения в голову талантам. Сообщивший этот факт Галле знал еще одного датчанина-полуидиота, умственные способности которого сделались выдающимися после того, как он, 13-и лет отроду, свалился с лестницы вниз головою. А несколько лет тому назад другой кретин из Савойи, укушенный бешеной собакой, превратился на старости лет в изумительно разумного индивидуума. Специалист по идиотам и гениям, доктор Галле приводит много примеров ущербных людей, умственные способности которых необыкновенно развились вследствие болезней мозга. Конечно, случаются и обратные превращения. Гельмгольц на старости лет не узнавал своих произведений и, перелистывая изданное под его именем собрание сочинений, застенчиво пожимал плечами. Ницше, от избытка чувств, вступился за лошадь, которую кучер избивал кнутом, после чего сошел с ума, прекратил нападки на Бога и до конца дней распрощался со способностью к независимым и откровенным суждениям. Ландау после автомобильной катастрофы полностью утратил математический дар.
Гениальные люди, как и сумасшедшие, часто на всю жизнь остаются одинокими, холодными, равнодушными к обязанностям семьянина и гражданина. Недаром в европейских романах общим местом стал образ чудаковатого профессора, целиком погруженного в свой внутренний мир и столь далекого от мирских забот, как рыба от воды. Микеланджело без устали любил повторять, что его искусство заменяет ему жену. Байрон, Гейне, Гете, Наполеон, Ньютон хотя и не произносили подобного вслух, но своими поступками доказывали нечто еще более сумасбродное. Гете, кроме поэзии занимавшийся наукой, подчеркивал, что для продуктивной умственной работы ему необходимо известное мозговое раздражение, многие из своих песен он сочинил, находясь в припадке сомнамбулизма. А теорию развития черепа по типу спинных позвонков Гете развил во время прогулки, когда, пнув ногою валявшийся на дороге череп овцы, с интересом заметил, как тот развалился на три части. «Я предполагаю, что моя болезнь (болезнь спинного мозга) придала моим последним произведениям какой-то ненормальный оттенок", – с удивительной прозорливостью замечает Гейне в одном из своих писем. Таким образом, он вполне сознавал действие своей болезни. За два месяца до очередного приступа, Гейне писал о себе: «Мое умственное возбуждение есть скорее результат болезни, чем гениальности – чтобы хоть немного утешить мои страдания, я сочинял стихи. В эти ужасные ночи, обезумев от боли, бедная голова моя мечется из стороны в сторону и заставляет звенеть с жестокой веселостью бубенчики изношенного дурацкого колпака».
Ампер не мог рожать мысль иначе, как маясь из угла в угол и подергивая всеми членами, что не помешало ему в тринадцать лет прилично знать математику, а впоследствии стать один из основоположников электродинамики. Известно, что состав мочи и в особенности содержание в ней мочевины заметно изменяется после маниакальных приступов. То же самое происходит и после напряженных умственных усилий. Много лет тому назад английский исследователь Берд сделал наблюдение, что у его знакомого проповедника, выпивохи, всю неделю проводившего в праздности, но произносившего по воскресеньям страстные проповеди, именно в этот день значительно увеличивалось содержание фосфорнокислых солей в моче, тогда как в будни оно было ничтожно. Впоследствии Смит многочисленными наблюдениями подтвердил тот факт, что при всяком умственном напряжении увеличивается количество мочевины в крови, и в этом отношении аналогия между гениальностью и сумасшествием представляется несомненной. Простой люд давно зафиксировал это научное открытие в поговорке: «Моча в голову ударила».
На основании столь ненормального изобилия мочевины в крови или, выражаясь философским языком, на основании этого нового подтверждения закона о равновесии между силой и материей, управляющего миром живых существ, можно провести и другие физические аналогии. Например, седина и облысение, худоба тела, плохая мускульная и половая активность, свойственные многим помешанным, часто встречаются и у великих мыслителей. Цезарь боялся бледных и высохших Кассиев. Д'Аламбер, Фенелон и Наполеон в молодости были невероятно худы. О Вольтере Сегюр пишет: «Худоба доказывает, как много он работает; изможденное и согбенное тело его служит только легкой, почти прозрачной оболочкой, сквозь которую как будто видишь душу и гений этого человека». В народе бледность всегда считалась принадлежностью высшего сословия – аристократии. Наравне с помешанными мыслителям свойственны следующие признаки: постоянное переполнение мозга кровью (гиперемия), сильный жар в голове и охлаждение конечностей, склонность к острым болезням мозга и слабая чувствительность к голоду и холоду.
Феликс Платер утверждает, что знавал многих людей, которые, отличаясь замечательным талантом в разных науках и искусствах, в то же время были помешанными. Помешательство их выражалось в нелепой страсти к похвалам и в странных, порою до неприличия, поступках. В своих мемуарах Платер вспоминает, как встретил при королевском дворе пользовавшихся большой славой архитектора, скульптора и музыканта, несомненно, сумасшедших. Еще больше фактов, собранных в Больнице для неизлечимых душевнобольных в Италии, приводит Бузони в Сочинении 1620 года. Из более близких к нам ученых Паскаль пишет, что величайшая гениальность граничит с полнейшим сумасшествием, и впоследствии доказывает это на собственном примере. То же самое подтвердил и Гекарт относительно своих товарищей, ученых и в то же время помешанных, подобно ему самому. Своими наблюдениями он поделился с читателем 1823 году в сочинении под названием «Краткая библиография сумасшедших, находящихся в Валенсьене, составленная помешанным». Тем же предметом впоследствии небезуспешно занимались и многие другие ученые, включая небезызвестного профессора Ламброзо. Исследователям удалось доказать, что многие гениальные люди, например Свифт, Лютер, Кардано и другие страдали умопомешательством, галлюцинациями или были мономанами в продолжение долгого времени, а то и всей жизни. С точки зрения физиологических процессов, происходящих в организме, озарения гениев ничем не отличаются от безумного помешательства обыкновенных людей и могут стать причиной самых страшных припадков бешенства. Кормилица Гумбольдта сознавалась, что вид свежего, нежного тела ее питомца возбуждал в ней неудержимое желание зарезать его. Сделай она это, мир лишился бы великого ученого, впрочем, хладнокровно пережил бы такую потерю. А сколько людей в порыве безумия оказываются вовлечены в убийство, поджог или разрывание могил при виде ножа, топора, пылающего костра и трупа!
Физическая ущербность, полученная в детстве, зачастую способствует развитию гениальности. Люди-подранки, унаследовав от рождения или заполучив в детстве «комплекс неполноценности», вынуждены искать средство, чтобы расколдовать себя, уничтожить образовавшуюся между собой и людьми трещину, устранить ущербность, прикрыть ее чем-то. И они в меру отпущенных им сил прикрывают, находя терапию в достижении славы. Нормальному человеку слава ни к чему, в ней нет корысти, куда практичнее попросить у Бога живыми деньгами. Потребность к славе может быть и есть у всякого нормального человека, но при здравом размышлении верх одерживает лень. К чему надрываться и горбатиться, коли и так все хорошо? Другое дело, когда человек изначально физически не удался, вышел дефективным для общества – тут он либо истечет кровью или желчью, изничтожит себя, казнит внутренне, либо же откупит неправильную кровь славой, что, впрочем, может оказаться не обязательно вредным, а то и полезным для окружающих. Закон природы действует неумолимо: ущербные люди в муках двигают человечество, а ловкость и хитрость Природы состоит в том, чтобы эти люди никогда не успокоились, чтобы их рана, на миг заживая или притупляясь, открывалась вновь и вновь. Кому-то это может показаться грубым и несправедливым наследством, но жизнь придумана не теми, кто мнит из себя судей. И все касаемо деяний на благо человечества совсем не так, как они себе рисуют, нет в этих деяниях альтруизма, так, пустячок, незначительное напыление, а в основе, в мозге костей – чистейшей воды эгоизм, направленный на удовлетворение личного интереса, а уж затем, между прочим, благо достается в наследство оставшимся бездельникам и лентяям.
За громкими фразами критиков о «власти личности» у Куприна скрывался грубый эгоизм писателя. Об этом прямо сказано в письме Куприна Батюшкову от 8 января 1907 года. «Не пиши мне больше о «Я». Ты меня только сбиваешь с толку. У тебя это «Я» все время сбивается на общественное благо, на мировую душу, на идею справедливости, – а в границах мое «Я» чувствует себя так же, как прошлогодний клоп, иссохший между двумя досками. Мое «Я» требует полного расширения всего богатства моих чувств и мыслей, хотя бы самых порочных, жестоких и совершенно неприятных в обществе. «Я» же Каменского заключается в том, что все позволено и стало быть можно для личного удобства или сочного куска бифштекса ограбить, оклеветать и сморкнуться тайно в чужой платок. Вот две ступеньки, градации разных «я». Победит первое и победит – кроме крайних случаев – вовсе не во вред, а в пользу человечества. Но этим не надо задаваться – оно само собою выйдет».
Врачи однажды заметили, что у людей с искривленным позвоночником ум бывает живее и раскрепощеннее, чем у людей обыкновенных. Конолли наблюдал больного, умственные способности которого инициировались во время операций над ним, а несколько больных проявляли особенную даровитость в первые периоды чахотки и подагры. Известно, каким остроумием и хитростью отличаются горбуны. Карл фон Рокитанский объяснял это тем, что у горбунов аорта, образуя идущие к голове сосуды, претерпевает необычный изгиб, вследствие чего увеличивается артериальное давление в черепной коробке.
Зависимостью гения от патологических изменений организма можно объяснить отличие гениальности от таланта тем, что она проявляется бессознательно и неожиданно. Юрген Мейер так высказывается по этому поводу: «Талантливый человек действует строго обдуманно, он знает, как и почему пришел к известной теории, тогда как гению это совершенно неизвестно, всякая истинная творческая деятельность бессознательна».
Таинственному дару, ниспосланному свыше, Гайдн приписывал создание своей знаменитой оратории «Сотворение мира». «Когда моя работа плохо подвигалась вперед, – я, с четками в руках, удалялся в молельню, прочитывал Богородицу – и вдохновение вновь возвращалось ко мне». Те из гениальных людей, которые наблюдали за собою, говорят, что под влиянием вдохновения они испытывают какое-то невыразимо-приятное лихорадочное состояние, во время которого мысли невольно родятся в их уме и брызжут сами собою, точно искры из горящей головни. Наполеон: «Исход битвы зависит от одного мгновения, от одной мысли, временно остававшейся бездеятельной, при наступлении благоприятного момента она вспыхивает, подобно искре, и в результате является победа» (Моро). Биограф Бауэр: «Лучшие стихотворения Китса были продиктованы им в состоянии, близком к умопомешательству. В те минуты, когда с уст его слетали чудные строфы, он был не способен рассуждать даже о самых простых вещах». Фосколо в Epistolario сознается, что творческая способность писателя обусловливается особым родом умственного возбуждения (лихорадки), которое нельзя вызвать по произволу. «Я пишу свои письма не для отечества и не ради славы, но для того внутреннего наслаждения, какое доставляет нам упражнение наших способностей». Беттинелли называет поэтическое творчество сном с открытыми глазами, без потери сознания. Клопшток сознается, что, когда он писал свою поэму, вдохновение часто являлось к нему во время сна. Во сне Вольтер задумал одну из песен Генриады, Ньютон и Кардано разрешали во сне математические задачи, Менделеев строил периодическую таблицу химических элементов.
Кардано, по легендам, несколько раньше Ньютона познал тяготение, и его тоже посещал какой-то дух, кстати, доставшийся ему от отца. До 34 лет он мучился мужским бессилием, но потом во сне кто-то «подремонтировал ему мозги», к тому же порекомендовал невесту, которая наконец избавила его от бессилия. Помимо контакта с духами, у интеллектуалов весьма распространено состояние навязчивости, когда самая глупейшая мысль раздувается воображением по наихудшему сценарию в самую настоящую катастрофу. Моцарт помешался на мысли, что все итальянцы сговорились и бегают за ним с ядом. Жан-Жак Руссо всю жизнь подворовывал и ничуть этого не стеснялся, оправдываясь так: «когда мне нравится какая-нибудь вещь, я предпочитаю взять ее сам». Болел Руссо всеми болезнями, о которых слышал и мог прочитать, при этом искренне удивлялся, почему он до сих пор жив? Шопенгауэр страшно опасался пожара, поэтому жил исключительно на первом этаже, чтобы во время смыться на улицу. Спасаясь от завистливых врагов, он предусмотрительно шифровал свои сочинения греческим, латинским и санскритским языками. Восхищался многоженством, но быстро впадал в отчаяние, когда понимал, что с увеличением числа жен одновременно вырастет количество тещ.
Образы творчества родятся внезапно и развиваются настолько же бессознательно, как и необдуманные поступки помешанных. Бессознательностью объясняется непоколебимость убеждений в людях, проникшихся фанатическими убеждениями. Вера оказывается сильнее знаний. Но как только проходит момент экстаза, возбуждения, гений превращается в обыкновенного человека или падает еще ниже, так как отсутствие равновесия есть один из признаков гениальной натуры. Дизраэли отлично выразил эту мысль, когда сказал, что у лучших английских поэтов, Шекспира и Драйдена, можно встретить и самые плохие стихи. О живописце Тинторетто поговаривали, что он бывает то выше Карраччи, то ниже соседского сапожника Джузеппе. Когда у Тассо исчезало вдохновение, он путался в своих сочинениях, не узнавал их и не в состоянии был оценить их достоинства. Еще одно подтверждение тому, что между помешанным во время припадка и гениальным человеком, обдумывающим и создающим свое произведение, существует большое сходство. Недаром латинская пословица гласит: «Aut insanit homo, aut versus fecit» (Или сумасшедший, или стихоплет). Вот как описывал состояние Тассо врач: «Пульс слабый и неровный, кожа бледная, холодная, голова горячая, воспаленная, глаза блестящие, налитые кровью, беспокойные, бегающие по сторонам». По окончании периода творчества часто сам автор не понимает того, что он минуту тому назад излагал.
Далее стоит упомянуть о склонности гениев – работников преимущественно умственного труда – к злоупотреблению спиртными напитками. В этой своей страсти они мало чем отличаются от грузчиков в порту. Александр Великий, после того как десять раз осушил кубок Геркулеса, в пьяном угаре убил своего лучшего друга. Цезаря солдаты частенько доставляли домой на своих плечах. Сократ, Сенека, Алкивиад, Катон, а в особенности Септимий до такой степени отличались невоздержанностью, что все умерли от белой горячки. Рука об руку с алкоголем Сократа преследовал демон – «личный гений» (надо полагать черт), – который любезно просвещал философа по всем вопросам – типичный симптом положительной шизофрении. Запоями страдали Коннетабль Бурбонский, Авиценна, о котором вспоминают, что вторую половину жизни он отдал доказательству несостоятельности и бесполезности научных знаний, приобретенных им в первую половину, многие живописцы и целая плеяда поэтов. Характерное для многих представителей богемы высказывание самодовольного и тщеславного Тассо: «Я не отрицаю, что я безумец; но мне приятно думать, что мое безумие произошло от пьянства и любви, потому что я действительно пью много», – не самый лучший пример для подражания и воспитания молодежи.
Немало пьяниц встречается среди музыкантов. Неистребимым стремлением напиться в стельку обладали, например, Гендель и Глюк. Последний развил целую философию порока: «Я считаю вполне справедливым любить золото, вино и славу, потому что первое дает средство иметь второе, которое, вдохновляя, доставляет мне славу». Кроме вина Глюк любил водку и, в конце концов, упился ею и умер.
Опытные люди знают, что так называемое вдохновение, экстаз всегда переходят в настоящие галлюцинации, когда человек будто наяву видит предметы, картины и лица, существующие лишь в его воображении. Гросси вспоминал, что однажды ночью, после того как он долго трудился над описанием появления призрака, он увидел этот призрак перед собою и избавился от него только после того, как зажег свечу. Балль рассказывает о сыне Рейнолдса, делавшем до 300 портретов в год – ему было достаточно посмотреть на кого-нибудь в течение короткого промежутка времени, чтобы потом, волевым усилием включать полноценное изображение в воспаленном мозгу. Живописец Симоне Мартини всегда видел перед собою воображаемые картины, которые писал, так что однажды, когда кто-то встал между ним и тем местом, где представлялось ему изображение, он попросил этого человека посторониться, потому что для него невозможно было продолжать копирование, поскольку воображении оригинал был закрыт. Известно мнение и других галлюцинирующих интеллектуалов, что появление посторонних при процессе воображения мешает работе с образом и может полностью разрушить его. Лютер услышал от сатаны аргументы, которых при всем желании не мог до поры придумать сам.
Возвращаясь к вопросу о том, существуют ли все-таки физиологические различия между бредом сумасшедшего и фантазиями интеллектуалов, на основании врачебных заключений о первых и автобиографий последних о себе, можно прийти к выводу, что основное различие заключается в утонченной и почти болезненной впечатлительности интеллектуалов. Дикарь и идиот малочувствительны к физическим страданиям, страсти их немногочисленны, из ощущений воспринимаются те, которые непосредственно касаются удовлетворения жизненных потребностей. По мере развития умственных способностей впечатлительность индивидуумов растет и достигает наибольшей силы в гениальных личностях, становясь источником их страданий и славы. Эти избранные натуры более чувствительны в количественном и качественном отношении, чем простые смертные, а воспринимаемые ими впечатления отличаются глубиною, надолго остаются в памяти и комбинируются различным образом. Мелочи, случайные обстоятельства, подробности, незаметные для обыкновенного человека, глубоко западают им в душу и перерабатываются на тысячу ладов, чтобы воспроизвести то, что обыкновенно называют творчеством. Галлер писал о себе: «Что осталось у меня, кроме впечатлительности, этого могучего чувства, являющегося следствием темперамента, который живо воспринимает радости любви и чудеса науки? Даже теперь я бываю тронут до слез, когда читаю описание какого-нибудь великодушного поступка». «Природа не создала более чувствительной души, чем моя», – писал о себе Дидро. В другом месте он говорит: «Увеличьте число чувствительных людей, и вы увеличите количество хороших и дурных поступков». Когда Альфьери в первый раз услышал музыку, он был «поражен до такой степени, как будто яркое солнце ослепило мне зрение и слух, несколько дней после того я чувствовал необыкновенную грусть, не лишенную приятности, фантастические идеи толпились в моей голове, и я способен был писать стихи, если бы знал тогда, как это делается...». В заключение он говорит, что ничто не действует на душу так неотразимо могущественно, как музыка. Подобное же мнение высказывали Стерн, Руссо и Ж. Санд.
Причина гипертрофированного детского самолюбия может быть связана с врожденной патологией центра удовольствия, когда желания увеличиваются, фантазии становятся запредельны и, как следствие, растет неудовлетворенность реальной жизнью. В основе же всего лежит дефицит эндорфинов. Когда возникшие потребности человека чрезвычайно сильны, а возможность их удовлетворить ничтожна, воображение развивается с необыкновенной силой. Здесь и рождается тяга к творчеству, как желание поесть у голодного животного. Художник и ученый должны быть голодны хотя бы по той причине, что будь они сыты, ничего больше придумывать не надо, и сытый человек, обладая талантом, вряд ли захочет и дальше развивать себя в среде «бедной и нищей интеллигенции», если есть более реальные пути существенно улучшить качество жизни. Обстоятельства забивают людей, как гвозди, до уровня пола. Поэтому гений и должен обладать тщеславием невероятной амплитуды, чтобы справиться с повседневным давлением будней и пошлости. Тщеславие гения не имеет границ. Ньютон чрезмерно раздражался от всякой критики и угрожал противникам своей теории убийством. Люций был до того тщеславен, что продолжал упрямо сидеть на месте при появлении Цезаря, за что поплатился жизнью. Шопенгауэр выходил из себя, когда в написание его фамилии добавляли лишнюю «н». Находясь на смертном одре, Малерб возмутился нескладной речью священника и прогнал его. Последней фразой умирающего Чехова было «да пошли вы все к черту!».
Разогнав воображение до космической скорости, гений не всегда может удержаться в рамках адекватности, мысленная реактивность и космическая масштабность самолюбия оборачивается весьма плачевно в реальной жизни. Помешательство коснулось многих выдающихся людей, которые, испытав при жизни жесточайший износ психики, заработали диагноз с трудной переводимой латынью. Державшийся до поры молодцом Шуман в 46 начал разговаривать с мебелью и видеть звуки. Шопену прозванивал мозги непрекращающийся звук ля первой октавы. Ньютон на закате сменил науку на толкование Апокалипсиса, Паскаль также с головой ушел в библию, шустрый Ампер похвалялся, что ему наконец удалось поймать квадратуру круга. Поэта Тассо еженощно преследовал «домовой», который воровал у него деньги и прятал ключи. После больницы «домовой» вернулся и затеял новые пакости вроде распространения преподлейших слухов среди друзей, а один раз, совершенно потеряв совесть, украл хлеб, причем на глазах у бедняги. Когда «домовой» заразил поэта горячкой, тот не выдержал и обратился с жалобой к Божьей матери. Лишь Она смогла помочь и вылечила от недуга.
Совместная жизнь с гениями и сумасшедшими невозможна. Поль Элюар проанализировал почерк Пикассо и вывел следующее характерное заключение: “Любит страстно и интенсивно и убивает то, что любит”. Пикассо своими словами подтверждает сделанный ему диагноз: “Для меня существует два типа женщин - богини и тряпки для вытирания ног”. Реальной женщины для него просто не существовало. Заболевший СПИДом Фредди Меркьюрри не уставая твердил: «Я готов умереть хоть завтра, потому что поимел в этом мире все, о чем только может мечтать простой смертный».
Бедолага Ван Гог мучился иными терзаниями. В письме брату Тео он так излагает свое видение темы. “Вот, например, Дега. Он не любит женщин, потому что знает, что, если бы любил их, он бы стал бесцветным, скучным и неинтересным художником. Он лишь наблюдает за тем, как эти животные в человеческом обличье, более сильные, чем он сам, возбуждаются и занимаются сексом... Рубенс! Ага, этот! Он был красивым самцом и умел великолепно заниматься сексом... Делакруа уделял сексу не очень много времени, у него были лишь слабые любовные связи. Он не хотел терять на них время, а весь отдавался работе”. И делает удивительно правильный вывод: “Работа и секс несовместимы. Секс расслабляет мозги... Если мы хотим проявиться в работе, мы должны ограничивать себя и не заниматься сексом слишком много”. Правда, сквозь могучие, с небывалым упорством возведенные рассудком стены, иногда просвечивают признания обыкновенного человека: “На душе становится светлее и радостнее, когда ты просыпаешься утром и видишь, что ты не одинок и что рядом с тобой лежит еще одно человеческое существо. Видеть это намного радостнее, чем, скажем, лицезреть целые полки самых умных книг или сверкающие купола церквей...”.
У Лескова в рассказе фигурирует человек, который слишком хотел получить орден, но вместо этого получил нервное расстройство и вынужденно переехал жить в дурдом. Там он научился вязать чулки и летать по ночам на болото вынашивать «цаплины яйца», из которых впоследствии вылупливались птенцы жар-птицы. Так и гении, прежде чем «летать на болото», обязаны перед Богом выполнить некоторую возложенную на них миссию, стало быть, жить в какой-то жуткой чехарде, попеременно то покидая рассудок, то возвращаясь обратно и перетаскивая из-за зеркальной стороны воображения полезные для человечества сведения. Какая уж там корысть!
Комментарии (1):
Радушный_Саркози
28-01-2007-01:17
удалить
Последними словами Чехова были:
"Ich sterbe"
Интересно, а что делал Гофман за фортепьяно...)))
"Ich sterbe"
Интересно, а что делал Гофман за фортепьяно...)))
Комментарии (1):
вверх^
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Без заголовка | Сукабуду_Навэки - Сказ о моральном разложении. |
Лента друзей Сукабуду_Навэки
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»