А на самом делея хороший. Но видимо грязно-розовый лак - в малых количествах участвует в обмене веществ. В этом году я его как-то не наглотался. Поэтому теперь организм бостует, и требует положеную ему порцию яда. Или, возможно это реакция имунной системы, привыкшей вырабатывать антидот зимой, когда активность электронно-лучевого солнца зашкаливает за все мыслимые и немыслимые отметки.
Проснуться в приступе абстиненции. Открыть глаза, и увидеть до тошноты синее небо, с отвратительно ярким солнцем. Не электронно-лучевым, обычным, добрым и ласковым. Но отвратительно ужасным. Как будто удар током прямо нервы. Раскаленные электроды во все центры сразу. Кому-то нравится. Мне наверное тоже, но я стесняюсь. Чертова врожденная интелегентность. Мокрый асфальт под щекой дребезжит, как будто поет какую-то песню. Не могу ни разобрать слов, ни уловить ритма, но мне почему-то становится не то жутко, не то противно. Я открываю глаза. они смешные, и тугие, как-будто их залили патокой. Встаю. Вокруг меня насколько хватает глаз стоят до отвратительности кукольные пряничные домики. Мокрый асфальт и выгоревшее синее небо. Я иду между них. Среди пряничных домов. Ориентироваться здесь абсолютно невозможно: все до жути одинаковое. Даже не понятно толком движешься или нет. Аккуратные маленькие домики. Два этажа. Стены из пряников. Сам не знаю от куда, но знаю, что все двери закрыты. Просто потому, что там на самом деле ничего нет. Даже сплошного массива песочного теста, воздуха или хотя бы вакуума. Просто ничего. Та самая жуткая бурлящая пустота, без цвета вкуса и запаха, но которая всегда где-то рядом. Про которую можно не вспоминать, но нельзя забыть. Ведь на самом деле ты всегда знаешь. И всегда помнишь. И она всегда помнит о тебе. Потому что любит. По своему. На вкус большинства людей больной и извращенной любовью, которая и не любовь вовсе. Но.
Я иду мимо домов. Яркое солнце начинает припекать сильнее. Или я просто раньше не замечал? Оно жуткое. Не такое как электронно лучевое, но по своему. Оно не похоже на жгучее солнце пустыни, которое безжалостно испепеляет все, что видит тебя. Или на душное летнее солнце, больших городов, такое влажное и жирное. Другое. Назойливое и больное, как будильник в пять утра, в пятницу, перед рабочей субботой. Постепенно, гляядя на дома я начинаю замечать что они отличаются. Более того, что каждый из них уникален, и что это было очевидно с самого начала. Но при этом они остаются настолько одними и теми же, что этот диссонанс чуть ли не рвет мне барабанные перепонки. Я в панике кричу. Мой крик эхом отраается от ядовитого неба. Оно похоже на смех. Черт подери. Когда я прихожу в себя я все еще продолжаю кричать, но постепенно тоже перехожу на смех. Смеюсь до слез. Это действительно очень и очень смешно. Оджновременно с этим приходит решение. Простое и очевидное, как дыхание.Я встаю с колен, подхож к одному из домов, и начинаю с невероятной злобой и остервенением вгрызаться в его стену. Глазурь мерзко скрипит на зубах. Ненавижу глазурь. Пустота ударяет меня неожиданно и сильно. Как будто пробиваешь балон со взбитыми сливками. Кто бы мог подумать, что ничто это так много. Ошарашеный я отшатываюсь в сторону. Так и есть. Все как я педполагал. Внутри действительно настоящая пустота, сжатая до состояния напоминающего тело кварковой звезды. Я улыбаюсь. Она совсем такая, какой я ее себе представлял. Я ведь до сих пор ни разу ее не видел. Я усрокаиваюсь и ныряю в крохотную дырку, разбивая ее своим телом. Хруст глазури. Хруст асфальта. Гул в ушах. Коричневый шум.

Я улыбаюсь. Вечность оказалась безжалостной, но по своему весьма уютной. Я до сих пор чувствую тихое дребезжание где-то внутри. Мне кажеьтся куски пряничной стены все еще во мне. Они резонируют с остатками того места. Хотя я ведь до сих пор там. Я никуда не уходил. Просто никуда не мог уйти. Просто пробежался в настоящей пустоте. Сместился в другую плоскость. Ебните мне промеж лопаток кто-нибудь. Сил прямо нету никаких на них. И христианской любви нет. Тоже.