В колонках играет - Кино - Закрой за мной дверь, я ухожу
Настроение сейчас -

Демон сидит на вершине своей колокольни, и смотрит вдаль. На север. Где небо у самого горизонта одновременно темное, и всместе с тем такое пронзительно-синее... И в этом небе живут такие ярко-рыжие и удивительно горячие звезды, которые иногда подмигивают Демону, когда их взгляды встречаются... Или ему это просто кажется? Да в общем то не важно... Главное, что в такие моменты, он вспоминает, пусть даже и на мгновение песни Северной Страны, которая лежит под одновременно темным, и вместе с тем таим пронзительно-синим небом...
О да! Эти песни не похожи ни на что! От первого гитарного аккорда крошится в коричниво-рыжую пыль железо, и распускаются первые весенние цветы! Один удар по барабану ломает кости и лечит все самые страшные, и самые неизлечимые болезни! Едва смычек коснется скрипки, как ангелы сходят с ума, а сумасшедшие достают из тумбочек нимбы, и спешно делают из рукавов смерительнх рубашек крылья, чтобы услышать ее! Едва обожженые с последней войны руки поднесут флейту к обветренным и обкусанным губам, даже гранитные статуи начинают плакать! А потом... потом губы начинают медленно и тихо шептать первые слова... и тогда...
Если ты хоть раз слышал эти песни, то уже не сможешь их забыть. Даже если захочешь. "Только вот почему тогда, - каждый раз думает Демон. - Я их вспоминаю? Ведь если я их слышал, пусть и давным давно, то я не мог их забыть? Неужели я их ни разу не слышал? тогда как я их вспоминаю?.."
Шаги. Он не оборачивается. Потому что все равно знает кто это. Потому, что только один человек поднимается сюда по лестнице. Поэтому он не оборачивается. Потому что знает, что сейчас Старая Цыганка аккуратна раскидывая ногами мечи, ножи и украшения, которыми завален весь пол подойдет, и сядет рядом... Потому, что с ней так здорово молчать...
Тонкая рука ложится ему на плечо. Он по привычке вздрагивает, и поворачивает взлохмаченую голову.
- Здравствуй, - улыбаясь говорит она, и садится рядом.
- И тебе тоже здравствуй, - он аккуратно убирает ее руку со своего плеча, с удивлением отмечая про себя, что на ней не осталось ожега.
- Все сидишь? - она снова кладет руку ему на плечо. Он вздыхает:
- Сижу. Пожалуйста, убери руку.
- Почему?
- Я не хочу обжечь тебя. Ты ведь знаешь, что трогать демонов нельзя!
- Мне можно. У меня руки в соке клевера, - она выдерживает небольшую паузу. - И вечные нелады с тем, чтобы запоминать правила, не говоря уж о том, что бы их соблюдать...
- Хорошо. Просто я действительно не люблю причинять боль. Видишь их, - он указывает на огромную кучу золы в углу. - Все они сидели на снегу, и мерзли. Я хотел согреть их обняв, а когда разжимал объятья обнаруживал там только вот это.
Она молчит, он продолжает:
- Знаешь, я же всегда очень любил огонь еще с тех пор, как был кузнецом. А теперь... Даже не знаю... Посмотри, - он кивает в сторону колокола, который уже на половину оплавился...
Он вздыхает и бьет кулаком по стене, оставляя на ней черное пятно от копоти.
- Ладно, извини что плачусь тут тебе...
- Ничего страшного. Знаешь, когда при мне плачут, мне это очень льстит. Потому, что если ты можешь плакать при мне, значит ты уверен, что повернувшись ко мне животом, не обнаружишь там каблук моего сапога. А значит я не совсем безнадежна. А знаешь что?
- Что?
- Тебе просили передать привет. Маленькая колдунья, и Старый Шакал.
- Ты их встретила? Где?
- Чуть к северу от сюда. Там где в лед воткнута куча флагов, а компасы перестают работать.
- И куда они направляются?
- Дальше на север. Кстати тебя с собой тоже звали.
- Зачем им я?
- Ну... Может от того, что на севере холодно? И от того, что с ними идет волчья стая. Ты ведь всегда любил волков. Да и волчата которые есть в этой стае так наслышаны о тебе от родителей, что теперь просто мечтают тебя увидеть живьем...
Он молча продолжает смотреть вдаль, на север... На одновременно темное, и вместе с тем такое пронзительно-синее небо...
- А еще от того, что ты сам мечтаешь оказаться в северной стране, чтобы услышать ее песни... И еще потому, что Маленькая Колдунья мечтает тебя увидеть... и потому, что она считает тебя лучшей на свете грелкой...
- Нет! Потому что... - начинает он. Она не дает ему закончить.
- Дурак ты, рогатый! Она же почти такой же пироманьяк как ты! - потом лаского целует его в щеку. - Давай, лети. В конце концов не за зря же ты ковал себе эти крылья? Вот и я думаю, что не за зря...