“На следующий день, справившись у некоторых товарищей в казарме, наш охранник подтвердил, что речь идёт о братской могиле.
В ней зарывались трупы советских пленных в дни, последовавшие за наступлением немцев и в течение следующих месяцев. Заключенные в недостроенных зданиях, в которых некоторые из них недавно стояли гарнизоном, и куда нам после довелось прийти им на смену, они погибли либо от тифа, либо от голода или издевательств.
Немецкие солдаты, не относящиеся к лагерю и расквартированные в городе, уже довольно давно рассказывали, что видели на узенькой дороге, по которой мы обычно шли на работы к кладбищу, телегу груженую трупами по пути в лес. Тащившим её трактором управлял советский танкист в типичном шлеме этого рода войск. Танкиста с тех пор никто не видел. Что до трактора, то его всё ещё использовали в лагере для различных нужд.
Братская могила русских была не дальше километра от нашего кладбища, на одной линии опушки леса. Можно сказать, что оба места упокоение были объединены в пару. Отличие было лишь в относительно скромном в сравнении с другими числе наших мёртвых, что не напоминало братскую могилу. Нагота тех же впечатляла нас, вызывала в нас подъём солидарность в солдатских чувствах и подстёгивало конечно осознание нашего долга по отношению к мёртвым. Наконец, и своего рода профессиональный взгляд, который мы приобрели ухаживая за своими могилами и украшая их, сыграл свою роль.
Нам сразу пришло в голову, что можно установить там крест. Две ветви молодого дерева вполне сгодились бы для этого. Одна, максимум в два с половиной метра вертикально, чтобы не слишком провоцировать и не забыть ту строгость, с которой атеизм культивировался в Красной Армии. Этот крест должен был быть указателем, как те, что находишь там и тут, по разным поводам, там, где живут люди. Оставляющий людям, проходящим мимо, свободу придать этому кресту то значение, которое они пожелают. Хоть наш охранник немного сомневался и заставил нас пообещать ему молчать о задуманном, он в конце концов “закрыл глаза“. Комендант никогда сюда не заходил. Крест быстро изготовили и установили.
Вернувшись в лагерь, мы все, хоть и не признаваясь друг другу, глухо терзались желанием поделиться с другими пленными тем, что только что совершили скорее патриотический нежели религиозный жест. Не были ли русские нашими союзниками, а немцы их палачами? Вскоре все в лагере знали про крест на братской могиле русских.”