Это цитата сообщения
Colourful_Sunshine Оригинальное сообщениеМне это надо было.
Мне было шесть. Друзья моей первой любви Сережи Ильюишина на его дне рождения висели на мне: один на правой руке, а другой на левой, и говорили: "О! На ней можно кататься!"
Мне было на полгода больше. Я бегала по даче с уродливо беременной куклой Штеффи с отстегивающимся животом в руке и боялась овчарку Каро. На той же даче лет через 5 мне не уступили место на бревнах. Я заплакала и ушла. Через год после этого мы с Катей сделали в лесу шалаш, нарядились цыганками, собирались гадать всем и думали, что нас не узнают.
Мне было столько же, сколько в первой строчке. Ксения Тодуа говорила, что не будет со мной дружить, если я не принесу в школу санки. Родители не дали мне санки, а Ксения сказала, что на самом деле я не ее лучшая подружка, - она врала, - но я ей стану, если позволю ей выдавать мои поделки за ее. Потом мне надоело.
Мне было 4. Мы с мамой ехали в автобусе, я скучала по лучшей подружке из детсткого сада Ире Урицкой, уехавшей на историческую родину, плакала и вопила: "Хочу в Израиль!!!" До этого я однажды Иру укусила. Она плакала, а я сказала: "Я хотела посмотреть, как себя плохие девочки ведут". Мы помирились.
Мне было два года назад ровно. Я ехала в метро в оранжевой каске. Была широкая масленица, но мы не пошли на Красную площадь, потому что нам было противно.
Мне было 8. Катя Самошина сидела у меня на участке, и мы рисовали, я плохо себя чувствовала. Катя наступила на крышку от коробки из под фломастеров, раздавила ее, испереживалась и спросила: "Лен, что мне сделать?" Я сказала: "Уйди, я плохо себя чувствую". Меня вырвало. Я болела неделю.
Мне было 11. Я наврала, что у меня на даче под домом есть подземные ходы, а в них целый город. Когда все догадались, что это неправда, мне объявили бойкот. Но объявили как раз не все.
Мне было 13. Мы поехали на Тенерифе. Там я впервые побрила подмышки и не заметила разницы, а потом мы купили маленький росток банана. Теперь он высотой больше метра, раньше стоял у меня в комнате, а теперь - на даче. Я его очень люблю, пою ему и разговариваю с ним, когда поливаю.
Мне было 5. Мне удаляли аденоиды. Когда меня везли в больницу, я думала, что меня отдали туда навсегда. Я сидела у окна и смотрела то на крыши домов, то на кафель под ногами, то на девочку с разрезанной мочкой уха в зеленке. Я думала, на нас будут ставить опыты. Я не плакала и не хотела есть растаявшее мороженое, потому что думала, что это масло. Когда за мной приехали бабушка с дедушкой, я очень удивилась и решила, что они меня спасли.
Мне было 4. Я спросила маму, кто такой Сатана. Она сказала, что это большой начальник, и я думала, что мой папа - Сатана.
Мне было 14. Зимой я боролась с одноклассниками, ребята подняли меня один за одну ногу, другой - за другую. Я упала на спину, ударилась затылком об асфальт, а спиной прям о гриндерс Дениса Шульги. Потом я месяц лежала, мне было очень больно, а главное - страшно. С тех пор я не боюсь никакой боли, если знаю, что она не опасна, поэтому умею делать эпиляцию лобка включая самые затейливые и труднодуступные места за 15 минут.
Мне опять было почти 6. Я увидела машину Барби в магазине Mattel. Никогда раньше я не оказывалась в подобных магазинах, и от изобилия я заплакала. На день рождения мне подарили эту машину Барби. Вроде она стоила 9 тысяч, и примерно столько же стоила обычная машина. Мне никогда в жизни не было так стыдно. Потом мне сказали, что если бы тогда я не заплакала, мне бы ни за что не купили такую дорогую вещь.
Мне все еще было 6. Я первый раз услышала песню Битлз, заплакала, на бумажке-наклейке написала "Я люблю Битлз" на английском, вышла к бабушке и маме. Меня трясло.
Мне было 18. Я поехала в Ливерпуль на один день. Купила себе много одежды, записалась в три салона красоты на недлю вперед, чтобы войти в хроники города, заблудилась и прошла все латиносские кварталы. С тех пор каждый грязный район любого города напоминает мне Ливерпуль. Город мне совсем не понравился даже чистыми районами. Когда уезжала, я плакала.
Мне было 13. Одноклассник Джем сказал мне, что, наверное, он один видел меня плачущей, а потом оказалось, что видел каждый, и все думали, что это был единственный раз, когда я плакала.
Мне было 14. Я влюбилась в другого одноклассника Дениса Беляева. Во время уроков я запрещала ему гладить по ноге его лювоффь Кристину и ругалась на него. Однажды вечером, когда я уже засыпала, мне захотелось, чтобы он и остальные про меня заговорили. Я взяла его на слабо: предложила ему плюнуть мне в рот, чтоб я проглотила. После этого Артур тоже захотел повторить фокус. Боясь, что если я не позволю и Артуру плюнуть мне в рот, все поймут, что я люблю Дениса, я разрешила. Меня ругали завуч и классная. В награду(мне тогда так казалось)Беляев сказал мне: "Да, Хрен, ты клевая телка - харчу жрешь". Мне было смешно и я собой гордилась.
Мне было 14, 15, 16, 17 и т.д. Те, кто изначально знал эту историю про меня и Беляева, умоляли меня никому больше ее не рассказывать. А я до сих пор рассказываю всем, но мне вполне себе стыдно.
Мне было 12. Я думала, что "пользоваться презервативом" - то же самое, что "пользоваться привилегией", но это как-то связано с отношениями полов.
Мне было 16 или уже 17. Мне было страшно хреново, грустно, тоскливо и мерзко в течение месяцев 5, не меньше. А однажды я сидела на подоконнике и смотрела на мутное стекло в каких-то рассыпчатых трещинах, и мне стало радостно. С тех пор я знаю, что, как бы хреново ни было, потом все станет хорошо.
Мне было 8 месяцев назад. Моих собак на даче отравили мышьяком. Они бились в агонии несколько дней, у них были судороги и пена изо рта. Выжил единственный пес, которого я не любила.
Мне было 5. Чтобы сделать себе гигантские ноги, я надела свои тапочки, поверх - мамины, и потом папины. У нас у всех были тапочки Romika. Я подошла к папе и уперлась ему в щиколотку. Я не хотела его бить, просто коснулась ногой его ноги. Папа почему-то решил, что я специально хочу его стукнуть, "корчась от боли" уполз в ванную на коленках. Вернулся, на костяшке на щиколотке у него было что-то белое, и он сказал, что это пошел костный мозг. "Костный мозг" был намазан ка ногу как-то очень ровно - как будто цветочком, и были видны следы пальцев. С тех пор я не верю родителям. Но тапки меня снять заставили.
Мне было 15, и я решила научиться играть на гитаре. Не научилась, и не представляю, как это можно делать. Сослалась на короткие пальцы.
Мне было 18. Я решила научиться играть на саксе и научилась.
Мне было вчера, 10 лет назад, месяц назад, 7 лет, 12 лет, 20. Я обижала. Меня обижали.
Мне было 11 лет. Я написала первое стихотворение, напоминающее Мцыри Лермонтова.
Мне было 5 месяцев назад. Я написала последнее стихотворение. Хочется писать, но ничего не выходит.
Мне было 5 лет. Меня отдали в художку. Там взрослые по сравнению со мной дети что-то рисовали, а неприятного вида преподаватель показал нам книжку, где был фрагмент картины Пикассо, на нем изображено лицо одновременно и ан фас и в профиль с общим глазом по центру, и сказал: "Смотрите, здесь двоякое видение: можно посмотреть и так, и так!" Больше я в художку не ходила.
Мне было 8 лет. Меня перевели в школу, где учительнице физкультуры было за 60 и звали ее Нора Левоновна. Больше мне про эту школу сказать нечего.
Когда я смешу людей, я ужасно хочу просто смеяться, а в последнее время мне дико тяжко от мыслей. Совсем не от тех, что выше, но внутри я вообще не смеюсь.