Одиночество, как неизлечимая болезнь души

Сколько себя помню – всегда сознательно стремился к одиночеству.
В детском саду, в интернате, терпеть не мог общие игры, какие-то дурацкие песнопения, глупых песенок про счастье, солнце и небо.
Я всегда искал себе укромный уголок в кустарнике у забора и делал там себе подобие квартиры. Там селил каког-нибудь Мишку и беседовал с ним, рассказывал ему о своих радостях и огорчениях, о своих желанияхъ, не осознавая тогда, что уже в те времена я беседовал с Богом. И наслаждался необъяснимыми небесными божественными знаками: красотой природы, звуками музыки и одиночеством. ТДа! Мне было лучше в детстве одному чем с толпой.
Я находил необъяснимую радость от общения с непостижымими эзотерическими явлениями. Звездами, с небом, с музыкой...
Я отчетливо помню свое первое потрясение от музыки. Это случилось во время какого-то детского праздника в малдшей группе круглосуточного детского садика. Нас нарядили в какие-то пестрые балахоны, символизирующие мир и вселенскую гармонию, и заставили танцевать под патефон. Помню, что элемент насилия присутствовал в этом детском мероприятии. По крайней мере, я лично не испытывал никакого желания услаждать низменные вкусы своих воспитателей своими нелепыми фуэте. Пластинки на граммофоне были маленькие, словно игрушечные. И песню, потрясшую меня до глубины души, первую в моей жизни любимую мелодию я запомнил на всю жизнь:

Кукла с Мишкой громко топают, громко топают! Раз! Два! Три!
И в ладоши громко хлопают, громко хлопают! Раз! Два! Три!...

Конечно, кажущаяся на первый взгляд простота сюжетной да и музыкальной линии в этой песне может вызвать некоторые сомнения в моей гениальности, но меня потрясла не только гениальная скрытая эзотеричность замысла автора и исполнителя в умышленном детонировании комбинации повторяющихся звуков и последующем контрастировании по горизонтали в их последовательности и по вертикали в их одновременных сочетаниях, непроизвольном отклонении от нормальной высоты звука, но прежде всего дивная мелодичность этого незаслуженно забытого произведения (к сожалению, до сих пор не знаю его автора.) Впоследствии я к своему неописуемому восторгу обнаружу очень похожую тему в увертюре к "Саламбо" Йозефа Маттиаса Хауэра.

Я замер в каком-то оцепенении и от необычайного восторга, переполнившего все мое хрупкое, слабое существо, неожиданно заплакал от счастья, и... на глазах у всех позорно, громко так, знаете, позорно обосрался, напрочь испортив всем праздничное настроение. Видимо мышцы детской попки расслабились утратили бдительность, добавьте сюда жидкую кашку… Меня вывели с праздника, отшлепали, и злая воспитательница, шепча что-то мерзкое себе под нос, нервно дергая меня за ноги, сменила мне штанишки..

Потом, будучи курсантом мореходного училища, я так нажрался навязанного мне армейским бытом общения, что просто каждый удачный момент, старался уединиться. Но куда ты на хрен уединишься в казарме? В строю. В общей аудитории? Будучи записным спортсменом, я имел некоторую привелегию от командования училища: членам сборной позволялось утром выбегать на пробежки к морю. И вот ранним утром я выбегал к морю и встречал рассвет в ущерб сладкому курсантскому сну. Каккое это было наслаждение! Розовые лучи Солнце медленно появлялось из-за кромки моря наполняя мою душе восторгом. Разве могли с этим сраниться какие-то мелкие неприятности жизни: любимая ушла, двойку получил, наряд получил, на гауптвахте посидел.
- Здравствуй, Солнце! – кричал я.
- Здорово, Санек! – отвечало мне Солнце.
- Что меня сегодня ждет?
- Не ссы! Все будет ништяк!
И в самом деле все было ништяк!

Потом армия – там ты живешь в большом мужском коллективе и некуда бежать! Общаешься. Только на посту отдыхаешь и в редкие минуты увольнений и самоволок.
"Ад – это другие!" – сказал Поль Сартр.
Ах, как он иногда был прав.
Можно ли быть счастливым в Армии, в подводной лодке, в тюрьме? А ты сам себя делай счастливым. Воспринимай эту жизнь как подарок. И создавай себе приключения! Выдумывай себе любовь. Возможно ли это ? Да можно из простого, неэстетичного, грязного и омерзительного флирта нарисовать прекрасную картину, которую ты будешь просматривать в кинозале своих воспоминаний много-много раз, слегка бессовестно приукрашивая, и приправляя сладким соусом, чтобы не сблевать от отвращения.

Кино №1. (детям до 16 лет читать строго запрещается)

Новый год со свиньями

Этот Новый год мне снится до сих пор. Меня только что отчислили из Воронежского авиационного училища и перевели в тульский гарнизон рядовым. Такое изменение социального статуса несколько огорчило меня, поскольку произошло перед самым Новым годом. Однако будучи от природы человеком весьма общительным и легкомысленным я быстро познакомился на новом месте с очаровательной деревенской девушкой Машей. Мы давали концерт в каком-то колхозе (у нас была военная рок-группа, типа АС/ДС, только мы пели советские песни, но изредка, тайком от начальства Рок-н-роллы Чака Берри)
Колхозные девки, ситосковавшиеся по прекрасному, выносили нас после танцев на руках. И провожали нас до автобуса. И не хотели отрываться от ненасытных солдатских губ (несмотря на то, что утром надо спешить на дойку!). Не чета вечным пьяным деревенским.

- Мой лейтенант, можно я с собой возьму девушку? – спросил я, охрипшим от вожделения голосом, замполита роты, лейтенанта Боева, недавнего выпускника Львовского политического училища.
- Сбесился что ли? – поразился он моей наглости или глупости
Но я уже успел ангажировать одну чудную крошку на Новогодний бал при свечах.
- Готовь бальное платье, крошка, изумруды, бусы, стразы. – сказал я ей, вдыхая пьянящий дурман духов «Сирень».
Дело оставалось за малым, найти место, где мы могли бы в тихой куртуазной обстановке провести новогодний вечер с шампанским, под тихую музыку Арнольда Шенберга или, на худой конец – Альбана Берга.
Я обратился к самому образованному, на мой взгляд, бойцу моей роты, сержанту-каптерщику (он единственный носил очки) с вопросом, где можно приятно провести новогодний вечер с дамой.
- Вообще-то у нас в этих случаях идут к Початаю. Всего лишь за две
пайки он может согласиться сдать свинарник на ночь.
Дело в том, что где-то далеко за околицей находилось подсобное
хозяйство нашей войсковой части (не скажу какой), где мы разводили свиней, которые служили нам пищей и отходами единовременно. Пищевых отходов было много. Солдаты ели в ту пору мало.

Початай, мрачный согбенный тяжестью солдатских будней солдат, похожий на старичка, сдержанно и безрадостно выслушал мою просьбу, задумчиво выкурил "Беломор".
Решение сдать свинарник в новогоднюю ночь давалось ему мучительно трудно. Наконец он протянул мне свою заскорузлую грязную, пропахшую свиньями, ручищу в знак согласия. Я с чувством пожал ее. "Пять рублей!" – сказал Початай. Он был немногословен, как индеец Чинганчгук. "Это грабеж!" - сказал я
про себя, расставаясь с деньгами. "Там хоть ничего? " - спросил я
запоздало. "Тучи уносят печаль в зыбкую пустоту..." - неопределенно ответил Початай. Мне это ни о чем не говорило.
Я договорился с Машей встретиться за околицей, возле шлагбаума в 11 часов ночи.

И вот наступил долгожданный новогодний день. Я ждал отбоя
роты, чтобы спокойно покинуть казарму и предаться невинным новогодним забавам с юной поджарой кряжистой крестьянкой, сексуально манящей запахом навозной жижи. Днем я предусмотрительно спрятал в соломе две бутылки изысканного "Солнцедара" урожая 75 года из подвалов Людовика Прекрасного, с шампанским в те времена была напряженка. Франция постоянно срывала поставки, а Жорж Помпиду не выполнял обязательств. Положение на границе обострилось до неузнаваемости. Все воинские части были приведены в полную боевую готовность. Россия поставила Францию на счетчик. Лейтенант Боев, этот Цербер в погонах, проявил в этот день недюжинные психоаналитические способности. Видимо, лихорадочный блеск моих глаз выдавал меня с головой.

- "К бабе собрался?" - ткнул он меня в худую грудь на вечерней
поверке. "Грешно смеяться над одиноким солдатом, товарищ лейтенант!" - потупил я взор. Губы мои от обиды задрожали. "Я тебя взял на заметку! Учти это!" - предупредил Боев. Ой-ёй-ёй - как страшно! Его тоже можно было понять. Его, салабона, поставили дежурить по части в этот замечательный день. Я не обиделся на него. Однако дальнейшее его поведение стало меня разражать. После отбоя лейтенант уселся на мою табуретку и стал ждать, пока рота заснет. Походит, походит и снова сядет. Не знаю, может у него ко мне возникло какое-то глубокое чувство, но его участие в моей судьбе вызывало во мне тревогу. Да и время поджимало.
- Нервничаешь? - сочувственно спрашивал он время от времени.

Наконец я не выдержал и в одних исподниках отправился якобы в сортир.
- Что-то старый понос разыгрался, пояснил я ухмыляющемуся во весь рот Боеву, - Наверное к непогоде!
В сортире я открыл окно, легко выпрыгнул на улицу, и вдохнув полной грудью воздух свободы, упругим античным бегом направился к месту встречи.

Морозный воздух обжигал мое тело, но радость предстоящего соития согревала мою душу. Маша ждала, притоптывая ногами в валенках, возле шлагбаума. Мой вид ее нисколько не смутил. Казалось, она привыкла видеть бойцов Советской армии в столь свободной форме одежды. Как потом оказалось, это было именно так. Мне показалось странным то, что она прекрасно знает дорогу к свинарнику, но я не придал этому значения. Я лишь только сладко мечтательно улыбался, представляя, как мы с Марией, сидя у пылающего камина, будем говорить, говорить, говорить... Я буду сжимать ее шершавые маленькие натруженные ладошки в своих нежных ручищах... Будут потрескивать сухие дрова в камине да трещать сверчок... Как я был наивен! По мере приближения к свинарнику я стал проявлять беспокойство по поводу невыносимого запаха. Видимо, подобные ощущения испатыли воины первой мировой при газовых атаках. У меня закружилась голова. Мария, видимо, привыкшая к запаху скотины, была спокойна. Ведь она родилась в этом гарнизоне среди солдат и нюхала запахи пострашнее. Ну вот показались силуэты деревянных построек. Мы вошли в избушку с низкими сводами. Печка топилась здесь по-черному. Мрачное грязное помещение было перегорожено невысокой, около метра перегородкой, за которой копошились свиньи. При нашем появлении они подняли крик и визг, словно стая взбесившихся индейцев ринулась в атаку на бледнолицых собак.

Мне показалось, что я попал в ад. По крайней мере, я до сих пор
убежден, что он выглядит именно так. Под ногами чавкала навозная
жижа... "Маша!" - сказал я растерянно, - "А где же... Где же жилое
помещение? Где спальня, столовая, гостиная? Где камин, бар? Где
музыка и пурпурное платье? Где все это? За что я платил бабки?.."

- Все это здесь, солдат, - спокойно сказала Маша, постучав себе по
голове, снимая валенки и забираясь с ногами на нары, на которых
валялась куча ветхого тряпья: старые шинели, портянки, ветошь, знамя части.

Преодолев отвращение, молодость-таки взяла свое! Хотя понятие "свое" в этой ситуации звучит не очень-то убедительно. Впрочем, как и понятие "молодость". А через час с небольшим я услышал шум мотора. Это ехала за мной дежурная машина. Мой лейтенант не забыл обо мне. Торопливо допив остатки "Солнцедара" (а это было два полных стакана!), я стал собираться в путь дорогу. "Ничего, - думал я, - все же не пешком без порток по морозу. Все же транспорт подали... Мир не без добрых людей!.."


***

«Ад – это другие! – сказал Поль Сартр.
Правда, к счастью, бывают исключения. Именно в армии я повстречал своего Друга, Кольку Сатина, с которым дружу уже 30 лет. Мы не общались на бытовом уровне, мы импровизировали, разыгрывали какие-то фантастические сценки, дурачились, говорили о говне, об экономике, о соплях, о и редко говорили о серьезных вещах. Потому что о серьезных вещах можно говорить только наедине с собой в сортире или с читальном зале библиотеки с хорошей умной книгой какого-нибудь гения. Я не люблю серьезных рассуждений. Умнее Соловьева или Гегеля, ты ничего не скажешь, и тебе никто такого не скажет, а поэтому не пугай рыбу! Общайся с Булгаковым и Борхесом и радуйся.
Привычка говорить с Богом напрямую осталась с детства до сих пор, правда она теперь выражается в записях, коротких посланиях Неба.

****
Но жизнь устроена так, что хочешь или не хочешь, но общаться ты обязан. Есть работа, есть окружающие тебя люди. Есть, в конце концов, женщины, которые требуют от тебя, чтобы ты с ними разговаривал. Иначе им кажется, что ты не видишь в них личность. На фига им это надо? Я бы легко обошелся без этого. Но дурацкие правила этикета, навязывают мне это общение. Если ты пригласил домой девушку ты должен с ней поговорить перед Этим и после Этого. А как было бы замечательно, если бы жили по понятиям жизни, а не понятиям общественной морали. В самом слове – общественная мораль – заключено "общая модель" для всех! Нивелировка по единый уровень. Но мы то все разные! А если я после этого хочу посмотреть кино или почитать книждку или нгаписать рассказ. Или послушать ь музыку. Но всякий отход от нормативов поведения – может обидеть партнершу.

Им трудно понять, что ты устаешь от внеполового общения по характеру своей работы, которая обязывает тебя беседовать, выслушивать, описывать. А дома хочется простого секса без рассуждений. Мне полностью устраивает общение только с книгами. Я могу с ними спорить, с чем-то не соглашаться, но в любом случае, из этого общения я могу что-то почерпнуть для себя.
Недавно позвонила одна старая (в прямом смысле этого слова) знакомая, с которой когда-то (когда она еще была относительно молода и привлекательна) связывала мимолетняя связь. Сказала – срочно надо увидеться. Нужна моя помошь. Встретились в кафе. И вот в течении двух часов, я выслушивал ее сбивчивые жизнеописания, рассуждения о таинственной космической связи людей. Я эту информацию получил в более квалифицироваанной форме из книг от боле еумных людей. Я думадл, зачем я сижу? Но врожденное чувство такта не позволяло мне прервать ее и откляняться. Шло время и вдруг я понимаю, что ей просто хочется ласки, внимания и просто секса. Но, к сожалению, женщин такого возраста я могу возжелать только после бутылки водки. А пить сегодня не хочется. Еще не прошла сухость во рту после последнего праздника жизни.

На следующее утро, проснувшись с ощущением жизни в трусах, я немного посожалел о своем легкомыслии, но это был момент слабости, ко торый улетучился в ту же секунду, как исчезло ощущение жизни. Хотя откказывать женщине большой грех.
В этот же день, я позвонил одной привлекательной особе, пригласил ее скарасить мое одиночество своими чреслами, но она отказала, сказавшись больной. Позвонил другой – как сговорились! Вот так карает тебя Бог, за отказ Женщине. Будь милосерден. Так и просидел весь вечер, занимаясь марксизмом в одиночку. На работе я был хмур, как солдат почетного караула на похоронах крупного государственного деятеля.

В театры и на концерты я хожу исключительно один. Потому что с девушкой придется общаться и не дай Бог – обсуждать спектакль. Тогда придется узнать ее мнение, которое она непременно начнет выдавать, чтобы показаться изысканной штучкой, утонченной ценительницей музыки и драматургии. А зачем мне ее мнение? Зачем мне вообще чье-то мнение по поводу какой-то книги или кино? Если у меня есть свое? Я ведь совсем не хочу сравнивать свое мнение с чужим. И не понимаю, зачем вообще это нужно? Зачем мне мнение критика? Кто сказал, что его мнение будет совпадать с моим. Ради Бога – пусть он поимеет его. Но ведь искусство само по себе не предполагает одного видения того или иного явления!

Мы слушаем музыку, она нам нравится, но каждый испытывает совсем разные чувства. Потому что мы – разные. И всякое объединение нас в какие-то ячейки, будь это семья, творческий коллектив, или партия, – будет искусственным соединением. Челоек один во вселенной. Он – Бог. В каждом соединении будет присутствовать подавление каких-то божественных начал.

****
Бываает: утром проснешься, бегомв туалет справить экстреннюю нужду, а там засела подружка. И вот я ходишь возле сортира, как часовой, сгорая от нетерпения и от желания противоположного жажде. Это хорошо?
Плохо. Но зато плохо и другое. Утром возникает и другая нужда, А ЕСЛИ РЯДОМ НИКОГО НЕТ, ТО КАК?
Одиночество прекрасно тогда, когда есть альтернатива.
Оно совсем не страшно. Я сегодня проснулся – сыграл Оду к Радости, Бетховена на синтезаторе, махнул пару чашек прекрасного зеленого чаю, сходил в Церковь, погулял вдоль Клязьмы, полюбовавшись на чудное зрелище, грустный, пестрый осенний платок Матушки Земли и поблагодарил Бога за эти счастливые минуты одиночества.

Да, хочется, конечно иметь кроме матушки Земли, батюшку и брата. Бог не дал мне его. Но если бы была в этой жизни возможность, выбрать себе Брата, я бы выбрал Валерку Гаину, простого паренька из Молдавской деревеньки, который достиг своим невероятным упорством и трудом и талантом, фантастического виртуозного гитарного уровня. Живет сегодня этот великий музыкат в Лос-Анжелосе. Добрый, простой, веселый, неунывающий, трудоголик, бескорыстный и... одинокий.

Целыми днями, носились мы с ним на его на машине по Калифорнии со скоростью света, по разным деревням, виллам, где-то слегка кутили, где-то попадали на "сейшен". Он собирается. приехать, поиграть вместе со старым "Круизом", но слегка боится, что его забыли его поклонники.
Мой брат должен быть сильным. Я уважаю целеустремленных парней, которые всего добиваются сами. И презираю слабаков, которые ждут от Бога жалости, вымаливают у него милостыню.
На фотке - мы с космическим братом Валеркой на сейшене в L.A.
[300x225]