Александр Мешков

Как поссорились Маркиз де Сад и Леопольд Захер Мазох

Были времена, когда (извините за выражение) Захер Мазох и Маркиз де Сад были друзьями, что называется, не разлей вода. Куда Захер, туда и де Сад.
- А что, Донасьен, (так звали де Сада), - говаривал ему бывало Захер, не пойти ли нам по бабам, в смысле по дамам?
- Отчего же-с, Захер-с, с превеликим-с удовольствием-с. – отвечал де Сад, или как его в шутку называл Мазох – «де Зад».
И шли они по дамам, и попирали их направо и налево, производили с ними активную и пассивную флагелляцию. Уж и не счесть, сколько они их поперли! Несть им числа. Попирали девиц легкого поведения, простолюдинок, служанок и прачек, белошвеек и молочниц, но не чурались и маркиз и баронесс, графинь и княгинь. А однажды даже чуть было не попрали королеву, но что-то их остановило: может быть, священный трепет перед государственной символикой – короной. Да и мешала эта корона во время попирания. Кололась то в глаз, то в ухо, то в горло, то в нос.

Так они жили, поживали, дам попирали. Маркиз время от времени садился в тюрьму за извращения, то в тюрьму Экс, то в Бастилию. Время от времени он сбегает из тюрем и ссылок и снова и снова принимается за старое. А старое, это вспомненное новое: то есть - половые извращения.
Но однажды за бутылочкой старого бургундского вина заспорили Маркиз Донасьен-Альфонс-Франсуа де Сад с Леопольдом фон Захер Мазохом: что лучше: когда тебя бьют, или когда ты даму мутузишь.
- Понимаешь, Донасьен-Альфонс-Франсуа, - говорил Захер, - страдания, доставляемые тебе прекрасной Богиней, это высочайшее наслаждение, дарованное нам небесами! И потом, бить женщину – аморально!
- Да, ну, За-хер! Что ты буробишь! – возражал Донасьен-Альфонс-Франсуа, с негодованием отпивая из своего бокала добрую половину, - что хорошего в том, что тебе мочит какая-то мокрощелка. Вот когда ты задашь ей трепку, это другой разговор!
И потом, в мире нет абсолютного понятия Добра и Зла: физическое зло, вредящее одним, служит счастием другим! Все относительно!


- Это пантеизм, деизм, и моральный релятивизм! – покачал головой Мазох, - По-моему, по настоящему любить можно только то, что выше. И женщина-деспот, которая подчиняет тебя своей красотой, имеет право попрать тебя и побить хлыстом!
- Мерзость, какая! – сморщился де Сад, - А за пантеизм, ты вообще по харе сегодня схлопочешь!
- Правда? – с надеждой спросил фон Мазох, заискивающе заглядывая в бездонные глаза Донасьена-Альфонса-Франсуа.
- Вот из-за таких, как ты, Захер, бабы и оборзели, - огорченно констатировал маркиз, - От вас эта чертова эмансипация, в глаз ее дери, будь она неладна. Уж и кулаком бабу не тронь, хлыстом не постегай! Что за времена! Совсем распустились, дьявольское отродье! Ты что – за эмансипацию, гад?
- Я за власть женщины над мужчиной, чтобы она имела право побить его хлыстом по заду! – Леопольд мечтательно закрыл глаза.
- Ну, и сволочь же ты и пакостник извращенный, Захер. Хоть ты мне и друг! – воскликнул в отчаянии Донасьен-Альфонс-Франсуа, и, допив остатки вина из бокала, убедившись, что пить больше нечего, плеснул оставшуюся капельку в лицо Леопольду фон Захеру Мазоху. Потом, вытер уста рукавом камзола, со всего удалецкого размаху врезал Мазоху в торец. Захер вывалился из кресла, как ракета «земля-воздух», больно ударился об пол, и от удовольствия аж застонал. Изо рта его трогательно стекала струйка крови.
- Еще! Еще! – протяжно стонал он, выплевывая зубы.
- Щас тебе! – с жесткой иронией ответил Донасьен-Альфонс-Франсуа, - Жирно тебе будет, еще и кайф ловить, мерзкий предатель мужской популяции.
Хотя руки у маркиза чесались! Он тогда их просто демонстративно почесал, чтобы радости противнику не доставить.
- Ну, хоть разочек! – умолял бывшего друга фон Мазох. – Ну, хоть пинка под дых или щелбан в голову!
- Нет, нет и еще раз нет! Ноу! Нихт! – твердо ответил маркиз, шатко поднялся с кресла. – С этого момента ты мне не друг и не товарищ более!
- Ну, хоть саечку! Или фофана!
- Хрен тебе, а не фофана! – отрезал маркиз и, громыхая шпагой, гордо вышел вон.
Так разошлись пути этих, по сути дела, прекрасных людей. Маркиз отправился на нары в Бастилию, срок досиживать, а фон Захер-Мазох пошел, описывать свои похождения. Они разошлись навсегда, но дело их живет, и будет жить в веках!