Ее разбудило то, что ее ничего не разбудило. Фрейда рывком села в кровати, не слыша ни звука, хотя давно рассвело. Отец еще не встал?

По утрам он долго молился, потом шел в гулкую ванную и там принимался кашлять. Первые пару раз - негромко, почти случайно. Затем с усилием выдыхал, шепотом говорил "зохнвей" и дальше кашлял сварливым потоком, словно пытаясь что-то доказать. Все это время мать старательно спала, чтобы никто не заподозрил, что она что-то слышит.

Отец выходил из ванной, говорил "борхашем" и поднимал рубильник, включающий свет во всей квартире. Это означало - шесть утра.

Как только включался свет, Фрейда ставила чайник. Затем она готовила салат: помидор, огурец, некрупный красный перец и половинка яблока. От всего отрезала по кусочку и пробовала - однажды огурец оказался горьким, и отец неделю не разговаривал с семьей. В то утро с ними завтракала бабушка, гостившая по очереди у каждого из одиннадцати сыновей, и бледный отец бежал за ней до захлопнувшейся двери. Бабушка никогда ничего не прощала. "Киндэлэ, - говорила она Фрейде, которую уважала за высокий рост и неразговорчивость, - запомни, раз простил, два простил, на третий тебя убили".

Из ее одиннадцати сыновей выжили все, до одного. Отец повторял это каждый раз, когда заходила речь о его семье. Их с братьями учили помогать по хозяйству, они сами мыли полы, подавали матери еду и не дай бог, если с опозданием приносили хлеб. У них всегда были чистые ногти и выученная недельная глава Торы. За провинности бабушка била их полотенцем, прутом или просто рукой, в запале попадая то по сыновьям, то по чему попало. Показывала Фрейде шрамы, оставшиеся на ее ладонях. Каждому свое, говорил отец.

У них за хлебом ходила Тойби, засоня. Никто не видел, как она выходила и возвращалась - когда щелкал рубильник, Тойби пряталась у себя до самого завтрака. Небось, опять спала.

- Борхашем, - говорил отец, плотно усаживаясь за стол, и отхлебывал чай. После этого можно было есть.

Фрейда щелкнула выключателем - ничего. Из окна ей в лицо лился солнечный свет и птичьим щебетом гремел Иерусалим. Она схватила халат, вжикнула молнией на ходу и выбежала в замершую кухню. За столом сидела гладко причесанная Тойби, перед ней лежал свежий хлеб. В тишине его запах казался настолько сильным, что Фрейда мимолетно удивилась, как приятно может пахнуть хлеб.

- Который час?
- Семь пятнадцать, - голос Тойби звучал приглушенно, будто издалека.

Скрипнула дверь родительской спальни, и в кухню вошел отец. За ним просочилась мать, как всегда ни на кого не глядя.

- Мейделах, - тихо сказал отец. - Два часа назад умерла ваша бабушка Фрейда-Тойба.

Он помолчал и вдруг всхлипнул, почти по-детски. Мать растворилась за его спиной, Фрейда потянулась к ножу и начала бездумно резать хлеб.

- Татэ, - удивленно сказала Тойби, - ты сегодня не кашлял.
- Фрейделе, - мягко произнес отец, глядя куда-то между дочерьми. - Тойбеле. Налейте мне чаю.

Помолчал секунду и неуверенно добавил:

- И маме.

https://neivid.livejournal.com/355323.html