Надо ачиву давать за сотый раз услышанный вопрос. А чтобы без спама, ставить проверки на искренность выражения лица спрашивающего. Я бы таких ачив с дюжину набрал уже.

Ладно, отвечу.

Сперва я обратился к работе Александра А. Зиновьева, «Коммунизм как реальность», 1980 год, премия Алексиса де Токвиля. Описание советских реалий содержит немало слов вроде «подлый» и «мерзкий».

Сама же идея книги следующая.

Капиталистическое общество основано на доминировании экономических отношений. Коммунистическое (советское) общество основано на господстве коммунальных отношений.

Коммунальные отношения основаны на распространении борьбы за существование из сугубо природной сферы в сферу общественной жизни. Они естественны и постоянно воспроизводятся в любом человеческом общежитии.

Цивилизация (мораль, право, та же экономика и проч.) развивается как совокупность работоспособных решений по ограничению человеческой коммунальности, по постоянному противодействию ей.

Советское общество, опираясь на коммунальность, отвергает всякую цивилизованность сверх минимально необходимой для выживания, и потому оно есть «антипод цивилизации», её враг и угроза ей.

В случае победы «реального коммунизма» в мировом масштабе человечество столкнётся с многовековыми застоем и деградацией.

Вот что в книге сказано по поводу собственно идеологии.

Идеологическую работу в советском обществе автор считает жизненно для этого общества важной, а меру её присутствия в этом обществе – предельно возможной или близкой к ней. Приведено доступно изложенное описание организации советских идеологических усилий периода семидесятых годов двадцатого века.

Конечно, сама эта организация как процесс сводится к государственной и общественной деятельности в конкретных исторических условиях. Я же хочу обобщить понятие «идеологической работы». Однако, чтобы хотя бы попытаться это сделать, надо посмотреть уже на общий подход автора к рассмотрению признаков советского общества.

В «Коммунизме как реальности» автор развивает, на мой взгляд, разумный и дееспособный подход к изучению всякого человеческого общежития через выделение в нём «клеточек», то есть возможно более распространённых, типичных и возможно менее численных человеческих объединений (один человек тоже считается), обладающих чертами объединений более высокого уровня и общества в целом.

Изучение таких «клеточек», их внутренних и внешних связей, дальнейший ход исследования «снизу вверх» позволяет изучить исследуемое общество лучше в смысле определения процессов, идущих в нём, и предсказания его дальнейшей эволюции.

Автор таким образом создаёт описание общества «реального коммунизма», где при минимальном уровне цивилизации «будет процветать лицемерие, насилие, коррупция, бесхозяйственность, обезличка, безответственность, халтура, хамство, лень, дезинформация, обман, серость, система служебных привилегий. Здесь утверждается искажённая оценка личности – превозносятся ничтожества, унижаются значительные личности. Наиболее нравственные граждане подвергаются гонениям, наиболее талантливые и деловые низводятся до уровня посредственности и средней бестолковости. Причём не обязательно власти делают это. Сами коллеги, друзья, сослуживцы, соседи прилагают все усилия к тому, чтобы талантливый человек не имел возможности раскрыть свою индивидуальность, а деловой человек выдвинуться. Это принимает массовый характер и охватывает все сферы жизни, и в первую очередь – творческие и управленческие. Над обществом начинает довлеть угроза превращения в казарму. Она определяет психическое состояние граждан. Воцаряется скука, тоска, постоянное ожидание худшего. Общество такого типа обречено на застой и на хроническое гниение, если оно не найдёт в себе сил, способных противостоять этой тенденции. Причём, это состояние может длиться века».

Ад, ад шествует по земле. Бо-рис, бо-рись!.. Ах, да. Продолжу. Столь чудное положение дел обязано собою тем самым правилам коммунального поведения, примеры которых приводит автор: «меньше дать и больше взять; меньше риска и больше выгоды; меньше ответственности и больше почёта; меньше зависимости от других; больше зависимости других от тебя». Естественно, не согласиться невозможно.

Только тут моё терпение закончилось, и я открыл другую книжку, которая у меня в закладках: тот самый учебник политэкономии образца 1954 года – я этим фолиантом здесь размахивал и ещё буду. Открыл, уже зная, какая глава мне нужна.

Приводимые Александром А. Зиновьевым описания социальной борьбы в обществе «реального коммунизма» тождественны описаниям действия закона стоимости в парадигме «трудовой теории стоимости» для условий простого товарного производства. Стороннему наблюдателю очевидно, что «рыночная конкуренция» производителей движима точно теми же правилами, что и коммунальная борьба: «меньше дать и больше взять; меньше риска и больше выгоды; меньше ответственности и больше почёта; меньше зависимости от других; больше зависимости других от тебя». Иными словами, и там, и там речь идёт о регулировании распределения общественного труда и обмена товаров посредством постоянных колебаний цен.

«Клеточка» советского общества, «коммуна», как называет её автор «Коммунизма как реальности», живёт точно теми же механизмами, что экономика целого капиталистического общества, как её описывают авторы «Политической экономии». Обстоятельствам и эффектам жизни одного можно точно сопоставить обстоятельства и эффекты жизни другого.

Это сопоставление описаний разных аспектов общественной жизни, «делового» и «коммунального», как называет их сам Александр А. Зиновьев. То, что я беру описание одного из аспектов из другого источника, не запрещено. В проектировании – только в путь; и там подобие, как правило, намного туманнее. Да и совсем уж прямо: нынче вообще невозможно указать на идеологическую работу, которую бы вели вне парадигмы товарного производства («ты сколько подписоты на хайпе собрал?»).

Итак, соответствия.

Человек как «простейший коммунальный индивид» получается «предприятием по [простому] товарному производству впечатлений» о себе самом. «Впечатления как товар» здесь надо понимать как «такие впечатления, которые он производит для обмена».

Когда говорят «он умеет произвести нужное впечатление», то «нужное» оно не производителю, а тому, на кого это впечатление производят. Производитель заинтересован в вознаграждении за это кому-то нужное, обладающее «потребительной стоимостью» впечатление.

Обмен товарными впечатлениями полностью определяет жизнь в «коммуне». Экономическое преуспевание «коммуны» здесь вторично, ему уделяют ровно столько времени и сил, чтобы обеспечить такое вознаграждение за участие «коммуны» в народном хозяйстве, которое стоит коммунальной борьбы за него. Как это там выше? – лицемерие, бесхозяйственность, очковтирательство, вот это вот всё.

Там ещё у Александра А. Зиновьева было о том, что человек в «коммуне» превращается в функцию, в придаток, теряет свою человечность через исполнение некоторой «роли» из ограниченного множества, в котором нуждается «коммуна», то бишь «коммунальный индивид» следующего уровня по отношению к человеку. Короче, специализация производства и разделение на отрасли-«роли».

Всевозможные способы организации обмена во времени (кредит, рассрочка и проч.), которые в товарной экономике существуют как итог огромных организационных усилий, в «коммуне» при обмене впечатлениями присутствуют по умолчанию.

А вот теперь о главном. О деньгах. Что такое «деньги» в этом сопоставлении?

В экономике деньги суть «товар товаров», средство обмена, признанное всеобщим эквивалентом всякому другому товару. Почему он выделен из всех остальных, стихийно или обдуманно? Чаще востребован в разных условиях.

Соответственно, в человеческом общежитии речь пойдёт о «впечатлении впечатлений», то есть о таком наборе впечатлений, которому может быть сопоставлен всякий набор впечатлений, производимых членом «коммуны» для распространения как внутри таковой, так и вне её. Идеал.

Мера соответствия здесь и определяет успех человека в коммунальной борьбе за лучшие условия существования – цену тех впечатлений, которые он производит на окружающих. Сильное сходство с идеалом – коммунальное «много денег», не слишком похож – надо, брат, лучше стараться.

Так вот. Смысл и назначение всякой идеологической работы:

- создание, поддержка, модификация, локализация описаний идеального набора впечатлений от человека;
- возможно более широкое распространение этих описаний;
- документация впечатлений, получаемых от отдельно взятого человека;
- сопоставление документов и текущей версии идеала, оценка соответствия;
- пересылка оценок в инстанции, заведующие распределением материальных благ, социальной мобильностью и проч.;
- в случае реакции извне в виде вознаграждения или наказания по степени соответствия – контроль за распределением полученного.

Читателю просьба не мучиться с формулировкой собственных возражений и огласить весь список, пожалуйста. Там выше, в самой верхней цитате: «лицемерие, насилие, коррупция…», дыр-дыр-дыр. С указанием на то, что описанная мною «идеологическая работа» получается набором мероприятий по намеренному развитию и распространению всей этой мерзости.

Конечно, соглашусь я. Именно что. А теперь, пожалуйста, расскажите мне о каком-нибудь другом способе сделать «обычного человека» – абстрактного такого сородича, средневзвешенного – лучше. Ну, чтобы десятилетиями, а в идеале и веками поднимать уровень посредственности и средней бестолковости.

Религию не предлагать, она обратное запрошенному. Религия питается верой, которая и так есть у каждого, всего лишь форматируя имеющееся для лучшего использования и растрачивая его. Идеология, напротив, нужные чувства создаёт и навязывает, тратя на это внешний ресурс.

Сволочь можно сделать лучше только одним способом: соблазнять и заставлять её притворяться хорошим человеком, можно (и нужно) выдуманным. Да, обманет. Да, сорвётся. Да, ощерится и нападёт, но всё это только первые раз двести (не является офертой), потом будет легче. Да, сволочь сама рьяно полезет в те же идеологические работы (если те выгодны), и это их сильно замедлит – и вообще, чего уж там, «сам процесс» будет сильно напоминать подъём по спускающемуся эскалатору, как и любая долговременная общественная деятельность.

В учебнике политэкономии этот цирк называется «на основе закона стоимости происходит развитие производительных сил товарного хозяйства».

А вот теперь я прошу читателя вновь посмотреть на приведённый выше список занятий, составляющих идеологическую работу. Никакая идеология без идеологической работы состояться не может: да, может быть, не сразу, не в масштабах всего общества, но без перечисленного не стоит и начинать.

И ответ на вопрос «какая идеология нам нужна» первым пунктом должен быть: «такая, идеологическая работа по которой вообще возможна здесь и сейчас», а не своя версия раскраски священного тотема.

Второй пункт ещё неприятнее.

Публичные рассуждения о желательности, приемлемости, возможности и опасности той или иной идеологии (точнее, сопутствующей ей идеологической работы), как правило, ограничены требованиями безопасности огромного масштаба: мол, исторический опыт запрещает нам то, в современном мире невозможно сё, а уж это точно не отвечает требованиям стабильности общества и взаимопонимания в нём.

Так вот. Идеология посягает на мои впечатления от другого человека и на впечатления другого человека от меня. Каждый день. Везде и всюду. Это в принципе другой уровень. Требование избегать масштабных потрясений тут бессмысленно. Это всё равно, что обращаться к молекулам взрывчатого вещества с требованием безопасных траекторий осколков снаряда.

Идеология – это «какой получится, такой и получится», она эффект принятого решения по упорядочению коммунального аспекта того или иного общества. Решения, которое может стать спасительным или фатальным, но которое никак не будет предсказуемым или ограниченным такими вещами, как книжная полка по истории, философии или политике. Когда адепты любой идеологии говорят Вам о предсказуемости или управляемости последствий её присутствия в масштабах общества, они врут.

Значит, в ответе на вопрос «какая идеология нам нужна», надо записать «любая, предоставляющая идеалы, к которым можно стремиться». «Можно» здесь подразумевает техническую возможность, то есть «приложить силы и сдвинуться с места». Без оглядки на то, к чему этот сдвиг приведёт.

«Привлекательность» отсюда получается, скажем так, делом десятым. Стремиться можно и к отвратительному, хотя бы оно (по определению) и отвращало. С двухсотого раза (не является офертой) что-то начнёт доходить.

А исторический опыт, стабильность, современный мир и вот это вот всё… Если что-то защищать – дело праведное, то отсюда никак не следует, что кормить то же самое и приносить ему жертвы – дело столь же хорошее.

Наконец, третий и последний пункт ответа. С оглядкой на СССР.

В свойствах советского идеала… вообще, не путайте «идеал» с Кузьмой Крючковым, Юрием Гагариным или Павлом Дуровым. Это очень сложная вещь; «многоплановая», как выражались в советские времена – там, я полагаю, сумели достаточно близко (пусть и стихийно) подойти к её адекватному воплощению.

Да, так о свойствах советского идеала… там был сбой. Вполне объяснимый, но не становящийся от этого менее вредоносным.

Бессребреничество и аскетизм как нечто хорошее. Самоограничение в потреблении благ материальных и социальных. Благородный отказ от вполне заслуженного (по тогдашним понятиям и меркам) вознаграждения.

Понятно, что с точки зрения экономии ресурсов такое казалось очень удачным решением. Более того, оно давало вполне легитимный повод подозревать того, кто не отнекивался от заслуженного, в некой антиобщественности – и надеяться, что таким образом удастся выявить ту самую сволочь, о которой шла речь выше; препятствовать её продвижению и т. д.

Однако действительным эффектом здесь стало то, что всякая нахапавшая сволочь чувствовала себя спокойно именно потому, что знала: вокруг неё мало, а то и совсем нет таких же благоустроенных, но честных, получивших свой кусок заслуженно. Отрицательный отбор в чистом виде. Это, как его, «инферно».

Можно сказать, что здесь «бессребреничество» искренних адептов советской идеологии складывалось в её собственное «бессребреничество», отказ использовать выгоду, отказ защищаться при угрозе.

Поэтому третьим пунктом в ответе на вопрос «какая идеология нам нужна», нужно поставить «такая, которая не запрещает «хорошим» людям жить «хорошо»».

Итого. Какая нам нужна идеология?

Во-первых, такая, идеологическая работа по которой вообще возможна.
Во-вторых, такая, следование которой в обществе технически возможно.
В-третьих, такая, которая не экономит на своих адептах.

Это суть: считайте её сколь угодно очевидной и горюйте о потраченном на чтение времени. Остальное же форма, раскраска священного тотема и дело вкуса.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Об эволюции взглядов Александра А. Зиновьева я осведомлён. Его апологии дел советских я читал и смею Вас заверить: это точка зрения изменилась, а не объект, который зрят.