Я не виноват. Это они сказали с экрана лишний раз «культура отмены», которая «cancel culture».
«Культура отмены» – это коммунальная борьба в профессиональных сообществах производителей информации.
Коммунальная борьба – это «борьба за справедливость», борьба за уравнивание прав, то есть борьба против тех, у кого этих прав становится больше.
Древний и наглядный пример такой борьбы – остракизм. Введён после административно-территориальных реформ, обеспечивших гегемонию горожан (афинян) над окрестной родовой аристократией. Принят как средство профилактики тирании.
Гражданство в Аттике было наследственным, сохранялось по имущественному цензу (сколько-то там тысяч драхм), а самих граждан с детства воспитывали, обязывали служить в вооружённых силах (не надо упрекать Роберта Э. Хайнлайна в оригинальности), так что
афинские граждане были профессиональным политическим сообществом. Не в смысле источника дохода, а в смысле знаний, умений и понимания, как их применять.
Присутствие на народных собраниях было рутиной для меньшей части граждан: остальные либо жили вне Афин, либо не могли себе позволить такую потерю времени на постоянной основе. Эта меньшая часть, таким образом, получалась изначальным, эталонным, идеальным «политическим активом», то есть
компетентным и высокосвязным сообществом: «люди в теме» и «все всех знают».
Не путать с самими выборными и должностными лицами. Речь идёт именно об активе в несколько тысяч профессиональных граждан, которых эти выборные и должностные, хотя сами были из них, но побаивались: не из-за слепого буйства, а из-за обдуманной въедливости. «Огласите весь список, пожалуйста» и построчные разборы бюджета.
Очевидно, что
тиран мог появиться только в этом активе, и его надо было распознать заранее. После чего утвердить распознание большинством на общем голосовании, а затем следовало выселение на определённый срок без поражения в гражданских или имущественных правах.
Достойным уважения выглядит понимание, что, оставь поганца в городе, он это большинство сам получит. Пылкие утверждения всякого отдельно взятого «активиста» о своей вечной непоколебимости и непреходящей верности идеалам демократии имеют ограниченную ценность.
«Набрать силу» в политическом сообществе можно разными способами. Запугать, подкупить, обольстить, просветить. Всё это присутствует и в повседневном общении, посему опознавательным признаком быть не может. Надо сравнивать промежуточные результаты этих действий у разных членов «политического актива». Эти промежуточные результаты сводятся к одному:
у потенциального тирана субъективное право приобретает слишком большую силу. И тут возможна универсальная оценка.
Поясню. Всякое право субъекта не может существовать без обязанностей окружающих по отношению к нему. Замечу, что я рассматриваю всякое
право, как возможность чего-то не делать: ради субъекта это должны делать или не делать обязанные ему окружающие.
В гражданском праве можно выделить три правомочия. Правомочие на собственные действия, правомочие на требование, правомочие на защиту. Чтобы обязанные субъекту лица ему не мешали, чтобы помогали, чтобы охраняли.
Так что потенциального тирана становится возможным отличить по тому, что его подозрительно тщательно оставляют в покое, чересчур хорошо охраняют, а его запросы выполняются слишком быстро и точно по сравнению с обычным, рядовым «политическим активистом». И этого достаточно, чтобы забить тревогу, пока не поздно.
«Какие ваши доказательства?» Можно и никаких. Ни перехваченных писем, ни подслушанных разговоров. Потенциальный тиран может и не мечтать о власти, он всего лишь умней, харизматичней и расторопней среднего, но под остракизм он всё равно может попасть.
Это коммунальная борьба, а не «борьба за власть», это пресловутая «уравниловка» в самом общем смысле.
Вытащу из-под умолчания условие, которое присутствует в этом объяснении, а то оно настолько естественно, что его надо проговорить. Субъективное право, как обеспечение общественной жизни, есть ресурс ограниченный – хотя бы численностью людей в сообществе, где это право существует. «Набирать силу» даже потенциальный тиран может только через обессиливание окружающих.
А теперь к современной действительности, к той самой «культуре отмены».
Она действует в сообществе профессиональных производителей информации, которое можно описать как совокупность более или менее специализированных сообществ: учёные, учителя, работники искусства от поэтов до режиссёров, хотя центром тяжести здесь, конечно, станет пресловутое PR-сообщество, начиная с секретарей (исторический пример нужен?). Напомню, «профессионализм» мною понимается не как источник дохода, а как наличие некоторых знаний и умений, приобретённых через подготовку или опыт.
Высокая связность в этом сообществе подразумевается, а в специализированных сообществах она ещё выше («люди в теме»): это неизбежный эффект самого занятия производством и распространением информации. Здесь можно указывать на какую-то иерархию (тиражи, число просмотров): пускай она нестабильна, но описанную выше коммунальную борьбу для простоты можно разметить по отдельным уровням этой иерархии («все всех знают»).
Ограниченность ресурса по восприятию произведённой информации присутствовала и осознавалась всегда, однако раньше существовала возможность её экстенсивного распространения на всё новых читателей, зрителей, слушателей. Сейчас этой возможности нет, планетарный уровень достигнут, всякий выстрел единственный. Впрочем, и раньше было проще сбросить с парохода современности ближнего своего, а не дискутировать с талантливым заморским аборигеном.
Объектами применения «культуры отмены», современного извода старого доброго остракизма, становятся более защищённые, более спокойные и более… как назвать того, кому охотнее помогают?..
льготные члены профессионального сообщества. Может быть, здесь даже присутствует осознанное стремление к справедливости, понимание правильности такого преследования, вплоть до аргумента «если сейчас этого болтуна не остановить, он же в гуру выбьется, в классики, в пророки, в мессии!» В тираны, короче.
Причиной «отмены», понятной всем отменяющим, становится множество событий, демонстрирующих сообществу эти защищённость, спокойствие или льготность потенциального объекта «отмены». Гарантированная возможность распространения произведённой информации, способность сохранять рассудок и хладнокровие в публичных дискуссиях уровня обезьянника, готовность всё увеличивающегося множества потребителей информации платить за неё деньгами или вниманием.
Запуск «отмены» происходит через рассмотрение тех же событий, как действий по производству информации. В этой информации выделяют такие высказывания, которые неприемлемы для сообщества, к которому принадлежит объект отмены, то есть указания на то самое «набрать силу» за счёт остальных, намеренно или нет.
Далее следует «публичное голосование» как согласие на разрыв двусторонних связей с объектом отмены, а потом и «выселение» объекта из сообщества. Остановим тиранию, наплюём соседу в суп. Замечу, что, как и в оригинальном остракизме, сами права, связанные с профессиональной деятельностью, не страдают. Её не запрещают, её всего лишь делают невозможной.
Таким образом, «культура отмены» вовсе не есть какой-то признак «загнивания капитализма» или как там утеря достоинства западных стран в наших глазах именуется сейчас.
Это всего лишь тенденция, которая обязательно проявляет себя в любом достаточно связном профессиональном сообществе, независимо от места и времени. Профессиональные граждане, профессиональные жители коммунальной квартиры, профессиональные государства (в принципе не способные существовать отдельно от «мирового сообщества»), профессиональные работники театра и кино, профессиональные учёные, профессиональные спортсмены и так далее, вплоть до профессиональных бомжей (я не шучу).
Заметность нынешних процессов обязана собой тем, что они, во-первых, затронули собственно производство информации, во-вторых, некий уровень связности был достигнут для очень больших профессиональных сообществ по такому производству и распространению. В средние века вряд ли был представим глубокомысленный спор об Аристотеле в реальном времени между шутами двух суверенов. Технически, кстати, возможно, но...
Запретить «культуру отмены» невозможно без такого ущерба общественным отношениям в коммунальной сфере общества, который станет для общества критическим. «Культура отмены» не преступление, она болезнь. Рак, если хотите: отбившийся от рук митоз. Что-то надо в
ырезать, – и я не про тех, кого отменяют, я про тех, кто – что-то лечить через изменение положения дел в обществе в целом.
Наконец, ещё один очень неприятный вопрос. Если голосование по остракизму прошло, а несостоявшегося тирана отправили на каникулы, то голосовавших «против» (скажем, 49% против 51% «за») это напряжёт. Доверия в сообществе станет меньше, самого общества как возможности совместной деятельности станет меньше.
Остракизм расходует и ослабляет сообщество, а не производит и не укрепляет его. И здесь возникает этот вопрос: а может ли общество, если оно и без того слабо, позволить себе такое? Можно ли окупить уменьшение единства общества в целом через прирост единства у голосовавших «за»?
Древние греки считали, что можно, но у них на народном собрании обычно присутствовало несколько тысяч человек, причём, повторю, «все всех знали», и усилия по оформлению того самого остракизма были личными усилиями, под свою ответственность. Нынче запретить «отменённому» автору публиковаться на своём сайте – это тоже личная ответственность. И то, и другое – это не дизлайк поставить.
Примером возьму положение дел в Российской Федерации с началом специальной военной операции по денацификации и демилитаризации Украины.
Кто-то из известных производителей информации, рифмованной или ещё какой, уехал сам, при этом публично объявив причиной такого отъезда своё несогласие с происходящим. Отлично, их право.
Однако я не вижу серьёзной дискуссии или хотя бы широко разошедшихся требований о
разработке нормативных актов, которые ограничивали бы право на возвращение этих персонажей. С перечислением оснований этих ограничений, с установкой сроков, с обязательством МИДа вести работу по вытуриванию этих кадров из любой страны, на которую РФ имеет влияние. Это те требования, которые активистам надо предъявить государству, а нынче вместо них то «йо-хо-хо» по поводу неприятностей у беглецов, то вопли ярости по поводу их возвращения. Такое только вредит российскому обществу, а не укрепляет его.
Далее, в активе присутствует запрос на саботаж публичной деятельности тех производителей информации, кто не уехал, но с нынешними делами не согласен. Ослабление их правомочий на требование, то есть на обязанность окружающих содействовать им в их деятельности.
Выглядит разумным подходом, но лишь на первый взгляд. Тут дыра под ватерлинией.
Она состоит в том, что этот запрос на саботаж выдвигают
потребители информации, а не то профессиональное сообщество, к которому принадлежат саботируемые производители. Проще говоря, народ обиду забудет, у народа других дел полно, а будет ещё больше.
Самое неприятное в том, что народ можно обольстить. Можно публично покаяться, например. И, затаив обиду, сделать по-настоящему хорошую, талантливую, запоминающуюся вещь, которая неявно, не на первый и не на второй взгляд, не в это десятилетие даже!.. но выступит разгромным аргументом для тогдашних потребителей против нынешних, окажется позором и осмеянием на века. Да, один из аналогов «тирании».
Контраргументы типа «плохой дядя не может быть талантливым» я с Вашего позволения проигнорирую. Даже если не может, то Чернышевского в советской школе всё равно преподавали.
Сколько-нибудь действительный саботаж публичной деятельности в данном вопросе возможен только со стороны профессионального сообщества производителей информации, желательно специализированного: того самого, к которому принадлежат «плохие дяди».
Народ (пока у него внимание обращено на этот вопрос) в лице своего «актива» должен давить на «хороших» производителей информации, чтобы те писали коллективные письма, искренние и пылкие, с обличениями «плохих» и с требованиями наказать отщепенцев.
Неужели как-то… нехорошо? Прошлым повеяло? Ну-ну. А про то, что это «нехорошо», Вам те самые производители рассказали, слезами обливаясь, верно? Это многое объясняет.
Я считаю, что действия по стихийному, не
подкреплённому коллегами по цеху и, смотря правде в лицо, преходящему, сиюминутному саботажу публичной деятельности неблагонадёжных профессиональных производителей информации – они тоже расходуют общество, а не укрепляют его.
Действия эти чересчур легки и безответственны для большинства участников (заявление скопипастить); они наносят обиду людям «вне политики»; они никак не влияют на уже состоявшихся противников действующих политических решений.
Чем весь этот расход доверия предполагается окупить? Может ли его позволить себе российское общество в целом? Более того, а доступны ли вообще лучшие решения в нынешних условиях?
Моё мнение здесь очень скептическое. Работающий остракизм
для современного российского общества с использованием доступных средств – это опасная бессмыслица. Возможно, это даже ловушка: я не считаю изложенные выше размышления чем-то оригинальным, нехорошие люди могли догадаться сами, причём задолго до сегодняшнего дня и даже нашей эры.
В заключение на всякий случай укажу, что я никак не расположен к тем деятелям, методы предъявления претензий к которым я здесь критикую. Это не защита «свободы слова» как средства обеспечения сытой и радостной жизни для всякой сволочи. Это критика стихийных, дорогих, плохо работающих и небезопасных решений по борьбе с ней. Со сволочью. Впрочем, можно и со свободой побороться, невелико счастье.
Однако с безответственностью у меня тоже всё порядке, поэтому собственные решения я ещё изложу, причём с тегом «футуризм», ибо не вижу сколько-нибудь доступных путей к ним. Сами понимаете, принадлежность к производству информации (задаром) обязывает.
Покамест спасибо за внимание.