Середина осени порадовала неделей непрекращающихся дождей, после которых весь мир был похож на отсыревшую декорацию из папье-маше. Тамтамышкин шел через тихий, замерший лес к себе на дачный участок, стараясь огибать многочисленные лужи на тропке, но все равно был уже безнадёжно промокший , да ещё и по колено в бурой грязи.
Когда он вышел на поляну, откуда можно было увидеть дома дачного посёлка, уже сгустились сумерки, наверное поэтому его ничего не насторожило. Тамтамышкин шел, погрузившись в свои думы, а вокруг него, вместе с сумерками также сгущалась тишина, а впереди не было видно ни света фонарей и окон, ни деревянных домиков, не было слышно лая собак и привычной перебранки пьяных соседей.
Тамтамышкин очнулся когда вышел к ещё тлеющему костровищу у которого, сидя на корточках, грел руки над красными углями приземистый субъект в низко надвинутой кепке. Только сейчас он понял, что давно уже должен был прийти, но вокруг костровища не было видно ни зги:
- Не подскажете в какой стороне Решетиха? - Спросил Тамтамышкин у субъекта, думая, что в сумерках сбился с дороге и недоумевая как это у него получилось, когда до посёлка было рукой подать.
Приземистый субъект поднял голову и нечеловеческий ужас сковал Тамтамышкина. Вместо глаз у этого типа были точно такие же тлеющие угли, как и в костровище.
"Бывает такое время, когда думать вредно" - услышал Тамтамышкин шепот у себя в голове: "Ты слишком далеко погрузился в свои мысли, теперь не удивляйся, тому что ты здесь увидишь".
Незнакомец встал, в каждой его руке было по, подмигиваещему красным жаром, угольку. Он протянул руки и вставил угольки в глазницы Тамтамышкина.
Они стояли около никак не догорающего костровища, теперь их было не отличить друг от друга.
Один из них указал себе под ноги на тлеющие угли:
- Это твоя жизнь.
- Это вся твоя жизнь. - Ответил другой.