[19:25:02] vsadnik> было бы круто, если бы Лакона окончательно погибла, и Саола уничтожила весь мир! 8)
[19:25:13] vsadnik> я не против негатива :)
[19:25:30] fiona> А потом сидела бы на углях и говорила бы "Ой! А шо тут горэло?"
[19:27:35] fiona> кстати Саола бы, если б пожгла мир осталась бы жива
[19:27:46] fiona> и долго очень жила бы полученной силой
[19:27:59] vsadnik> весело ей бы было наверное...
[19:28:04] fiona> другое дело что ей было бы всегда холодно и кроме нее и углей ничего бы не было

– Когда я создавал тебя – а на это ушло несколько лет, потому что мне пришлось сплетать твое бренное тело из невесомых паутинок сновидения – я был слишком увлечен собственным образом, – задумчиво протянул Джуффин. Он выглядел вполне довольным, кажется мой гневный монолог не произвел на него должного впечатления. – Ты бы удивился, если бы узнал, насколько ты похож на меня самого – каким я был в юности. Такой же непримиримый молодой человек… и ужасающе серьезный, невзирая на твою дурацкую манеру шутить по любому поводу. Ну вот с чего ты взял, что многократное повторение слова “мерзость” – именно то, что должен сказать юный Вершитель своему усталому создателю? Глупо, мальчик. Ты получил в подарок жизнь, которая только начинается, и бесконечное могущество, цену которому ты еще даже не начал осознавать… Я не требую от тебя благодарности – сам понимаю, что мое создание не может искренне испытывать это чувство. Но где радость? Где удивление? Где трепет перед непостижимым чудом, частью которого ты являешься? Посмотри на свои руки: они великолепны! Я угрохал год жизни, чтобы создать столь совершенные кисти рук, а ты даже не даешь себе труда восхититься результатом моего труда. Вместо этого ты предпочитаешь загромождать свою бедную голову сентиментальными глупостями насчет предстоящего тебе прощания с дурацкими иллюзиями… Подумай лучше о том, что я великодушен: я не требую от тебя слишком многого. В конце концов, я не поставил тебя перед необходимостью сражаться с сэром Шурфом, или своими руками прикончить леди Меламори. Я отлично понимаю, что с этими привязанностями ты сможешь расстаться еще нескоро…
– Все равно мерзость, – я пожал плечами и поднес к лицу свои разрекламированные верхние конечности. – Магистры с ними, с моими привязанностями, да и со мной самим, заодно. Мне уже все равно, если честно… Но неужели жизнь того же сэра Мелифаро, да и всех остальных ребят – такая дешевка, что они годятся лишь на то, чтобы стать мишенью на полигоне, где “великий и ужасный” Вершитель по имени Макс будет выполнять некие загадочные тренировочные упражнения с целью самоусовершенствования? Вы учили меня быть безжалостным, Джуффин, и мне кажется, что у вас неплохо получилось: по крайней мере, я знаю, что это умение дорогого стоит. Но я знаю и другое: тренироваться следует на самом себе, по крайней мере, поначалу. А я ведь – начинающий… И потом, если вы не лукавите и всерьез вознамерились научить меня расшвыриваться чужими жизнями, как свинья дерьмом, вы опоздали. Уж что-что, а это я всегда умел. Я заранее знаю, что когда дело дойдет до настоящей драки, я не задумываясь смету со своего пути любого, лишь бы сохранить свою драгоценную шкуру. И что? Из этого следует, что я – великий просветленный? Бросьте, Джуффин, это мерзейшее качество. Когда в следующий раз будете создавать очередного Вершителя, имейте это в виду. Великодушие – единственная стоящая приправа к могуществу. Возможно, новая модель окажется удачнее. А что касается меня… Да гори все синим пламенем!
Продолжить выступление мне не удалось, поскольку в это мгновение началось настоящее безумие. Восхитительный зыбкий мерцающий мир, окружавший нас со всех сторон – в это время мы все еще брели по суверенной территории Темной Стороны – внезапно вспыхнул, как папиросная бумага, к которой поднесли спичку. Пламя действительно было синим – я никогда не забуду этот сочный, яркий, чистый ультрамариновый цвет! – и оно не обжигало, как настоящий огонь, а освежало, как струи воды в жаркий летний полдень. Мой разум взвыл от ужаса, но сердце ликовало, и все тело содрогалось от восторга, соприкасаясь с пронзительно синими языками пламени, которые не причиняли мне никакого вреда. Передо мной мелькнуло исказившееся от боли и гнева лицо Джуффина, озаренное синими сполохами. “Откуда ты узнал, что Синее Пламя – самое опасное оружие на Темной Стороне?” – то ли спросил, то ли подумал он, а потом умолк навсегда, поскольку огонь сожрал его почти мгновенно – вместе с мелкими камешками мостовой, по которой мы шли, узорчатой решеткой ограды и фасадом старинного одноэтажного дома. Я истерически расхохотался, когда понял: в последнее мгновение своей жизни Джуффин был уверен, что я заранее припрятал в рукаве козырную карту. А ведь на самом деле глупая необязательная фраза про “синее пламя” была обыкновенным идиоматическим оборотом, случайно сорвавшимся с моего болтливого языка – сломленный неудачей, постигшей меня при попытке остановить Джуффина, и опустошенный его кошмарными откровениями, я успел забыть, что на Темной Стороне каждое мое слово, облеченное в форму приказа, обладает чудовищной, бесстыдной силой древнего заклинания. Я брякнул: “гори все синим пламенем”, – и теперь Темная Сторона Ехо была охвачена огнем. Реальность становилась серебристым пеплом, не прошло и минуты, как кроме этого пепла не осталось ничего, даже ветра. Оказывается, ветер тоже может сгореть… Только я стоял посреди этого мрачного великолепия, как своего рода несгораемый сейф – лучшее, хоть и не слишком совершенное произведение покойного сэра Джуффина Халли, который так никогда и не увидит цветение легендарного Пустого Сердца, хотя теперь я бы с радостью отдал жизнь, чтобы сделать ему этот прощальный подарок…
Я знал, что сейчас меня захлестнет волна отчаяния и безумия, похожего на мучительное небытие, и вряд ли мне когда-нибудь удастся выбраться на берег, но я получил коротенькую отсрочку: несколько восхитительных мгновений абсолютного спокойствия. Мне почти удалось превратить эти мгновения в вечность – еще немного, и я бы нашел маленькую отмель в потоке времени, крошечный необитаемый остров, на котором есть место только для одного Робинзона – при условии, что у него хватит мужества ступить на свой островок вечности. Но в последний момент в моем сердце дрогнула некая предательская струнка, и я понял, что шанс упущен, а второй попытки не будет – никогда. И я со смирением принял свою участь, поскольку – что мне еще оставалось?!
– Не было ничего, – твердо сказал я себе. – Не было твоего драгоценного сэра Джуффина Халли. Не было Ехо – лучшего города во Вселенной. Молчи, дурак! – прикрикнул я сам на себя, когда понял, что мой разум не желает соглашаться с этой простой, но сомнительной истиной. – Мне лучше знать! Не было ничего, и тебя тоже никогда не было, поэтому заткнись и дай мне умереть достойно, без соплей, слюней и паршивых сожалений!
Но я не был искренним до конца, когда произносил этот монолог. Ложь – пагубная привычка: стоит только научиться, и тут же начинаешь лукавить даже наедине с самим собой. Я по-прежнему страстно хотел выжить – во что бы то ни стало, любой ценой. Я был заранее согласен на адские душевные муки и даже на безумие, опасный огонек которого лукаво подмигивал мне в конце тоннеля, как зеленый сигнал семафора – дескать, виллькоммен, герр Макс, путь для вас всегда открыт. Я был готов принять любые условия, лишь бы не оборвалась тоненькая сияющая нить, все еще соединяющая меня с миром живых. Просто я никогда не верил, что смерть действительно приносит успокоение…