Взлетели к небу красные юбки. Зазвенели бубенцы. Огнем блеснула мониста. Легкой поступью убежала сестрица Ночь прочь от юного Рассвета. Дом родины моей был всюду, и не спалось черным очам , не качала Дорога меня, как в детстве мать, не пела песен звонких. Стучали деревянные колеса повозок, табор шел на восток. В утреннем холодном молчании наступал братец День, выводя под руку на крыльцо сына своего старшего Солнце. Прижалась сильнее на боку спящая Каце. Светло-серую пелену вокруг прорезал женский крик. Повозки встали. Тяжелой поступью пробежали чьи -то ноги за пологом холстины. Каце зашевелилась. Из цветных оборок юбок показалось ее нежное лицо в кайме жгуче черных кудрявых волос. Усталые глаза ее, полные сна, смотрели туманом. Крик повторился, послышались звуки голосов, что –то куда - то потащили. «В поле, в поле неси, для шатра колья нужны, вот веревки еще несите, ну же, быстрее, что встали?» - говорили наперебой голоса. Я раздвинула рукой холстину, окатило утренней свежестью, вдалеке тонула очередь повозок, там в хвосте всей вереницы собралась толпа, голоса говорили родные, но не поймешь чьи, фигурки двигались быстро, и сквозь пелену серого марева проступали всполохи красных рубах, желтых юбок. Повозки встали в поле, еле видной полосой на горизонте чернел лес. Пять дней пути по равнине были утомительны.
- Кхмали, что происходит?
Каце говорила шепотом.
- « Кхмали, почему табор встал, случилось что?»
- Спи , Каце, роженица кричала, шатер ставят…
- Кхмали страшно мне, не заснуть… расскажи мне, спой, Кхмали, спой мне?
- Обещай, как спою, сразу заснешь, нечего тебе мешать, а мне помогать идти.
Каце нахмурилась, но кивнула. Потом легла на бок, как лежала. Лишь локоны мне по юбке раскидала. Я давай собирать непослушных и петь.