Зверь мой - язык и высок.

Зверь мой - без костей.

Он лепит из себя зелёных и кусачих, членисто и осанисто, шарнирно и улыбчиво, плодитесь и размножайтесь!

И Размножайтис плодится, и Плодитес размножается, но никто из них да не вкусит от плотной материи: должно им поедать друг друга и того, кто слепил их, ибо они - дети его, и плоть от плоти - звери.

Зверь мой - четвёртой природы.

Зубы его остроумны, уши чутки, подобно окончаниям прилагательных, лапы мускулисты, как спряжения глаголов, губы его сложены суффиксом -юшк, на шее позвякивает глагольчик однозвучный, а глаза хитро поблескивают, как чередование согласных ц и щ.

Язык мой пятнист и велосипедист, механика его - тонкой природы, шарниры его не скрипят и смазки не требуют.

Зверь мой крылат и шоколад, членистотел и улетел.

Был и нету, пропал куда-то. Вывалился в другую реальность, в зелёный раздувающийся пузырь, где всё возможное существует, а всё несуществующее - возможно; где все поедают всех, но никто не умирает, где новые виды возникают не по Дарвину, но по Далю или даже по Винни-Пуху - по весёлым ублюдочным законам мутантного филогенеза, законам ненормативного языка-зверя. И там, в этом пузыре, они живут всегда, рядом с душами нерождённых младенцев и прошедших свой круг жизнерадостных упокойников, снова сбросив плотную оболочку слова и став тем, чем они всегда и были, - чистым зверем-языком, тонкой материей света.