В колонках играет - Suidakra - Caledonia

вот по этому я в течение двух недель писала эссе))
блин, какой же маразм
у меня что-то творится нехорошее со вниманием
причем это процесс неподконтрольный
это бывает только на лекциях, до недавнего времени - на истории, сегодня - на матане
матан заставил меня задуматься, что происходит-то
я просто сижу, пишу (иногда даже вникаю)), но вот наступает момент (20-30) минут с начала пары, и сознание куда-то покидает меня
в том плане, что глаза просто закрываются, и я какой-то непонятной частью тела еле-еле цепляюсь за реальность и пишу..
причем это ощущение не имеет ничего общего с обычном ленивым "спать хочется". совершенно ничего общего
сегодня я вообще выспалась
маразм маразмом
в прошлом семестре такого не было
и еще мне немного мстят ((


Из романа Ника Хорнби «Футбольная горячка». Пер. с англ. А.Соколова. – М.: Иностранка, 2003

Мальчики и девочки

"Арсенал" против "Лестер Сити" 22.04.77
Но в тот год я не только смотрел футбол, трепался и слушал музыку — у меня появилось новое увлече¬ние: до колик в животе я запал на девчонку из педа¬гогического колледжа. Мы оба сразу расчистили плацдармы (в первые недели она успела обзавестись несколькими поклонниками, а у меня осталась де¬вушка дома) и в течение следующих трех или четырех лет много времени проводили вместе.
Она часть моего рассказа. И во многих смыслах. Для начала, она моя первая подружка, которая посе¬тила "Хайбери" (на пасхальные каникулы во время нашего второго семестра); к тому времени все обе¬щания, что наступил сезон новой метлы, развеялись в воздухе: "Арсенал" побил свои же клубные рекор¬ды по продолжительности полосы неудач — коман¬да умудрилась проиграть подряд "Манчестер Сити", "Миддлсбро", "Вест Хэму", "Эвертону", "Ипсвичу", "Уэст Брому", "Куинз Парк Рейнджерз". Но девчонка обворожила команду, как обворожила меня, и в пер¬вой четверти игры мы вели 3:0. Первый гол забил де¬бютировавший Грэм Рикс, а два других на протяже¬нии десяти минут Дэвид 0'Лири, который в течение следующей декады добивался успеха еще полдюжи¬ны раз. И снова "Арсенал" умудрился так удивить ме¬ня, что я запомнил не только наш поход на стадион, но и сам матч.
Было необычно сидеть рядом с ней. Руководству¬ясь ложно понятой галантностью — полагаю, она .предпочла бы стоять, — я купил места на нижней за¬падной трибуне. До сих пор помню, как она реагиро¬вала на каждый гол. Ряд дружно вскакивал, приветст¬вуя победу (словно этот процесс, как чиханье, проис¬ходил совершенно непроизвольно), а она оставалась сидеть и все три раза, когда я опускал на нее глаза, тряслась от хохота. "Так забавно", — объясняла она, и я понимал, что кажется ей забавным. Раньше мне никогда не приходило в голову, что футбол в самом деле смешная игра: очень многое, что производит впечатление до тех пор, пока в это веришь, при взгля¬де с тыла (а она со скамьи смотрела как раз на уров¬не мужских тылов, по большей части уродливых) на¬чинает казаться нелепым, как голливудские декора¬ции с изнанки.
Наши отношения — впервые для обоих нечто серьез¬ное, продолжительное, с любовью всю ночь, знаком¬ством с родными и разговорами, что когда-нибудь на¬до завести детей — стали первым открытием собст¬венного двойника среди особей противоположного пола. У меня, естественно, и до нее были подружки, но мы с ней вышли из одного окружения, получили одинаковое образование, отличались схожими под¬ходами и интересами. Наши расхождения были ог¬ромными, но они проистекали главным образом из различия полов. Если бы мне выпало родиться дев¬чонкой, я хотел бы родиться именно такой девчонкой, как она. И, наверное, поэтому меня занимали ее вкусы, интересы и причуды, а ее вещи пробуждали во мне восхищение девчоночьими комнатами, которое не угасало до тех пор, пока девчонки имели комнаты (сейчас мне за тридцать, и у них больше нет ком¬нат — у них дома и квартиры, и зачастую они делят их с мужчинами. Печальная потеря). , ,
Ее комната помогла мне понять, что девчонки ум¬нее ребят (болезненное открытие). У нее был сбор¬ник стихов Евтушенко (кто такой, черт возьми, этот Евтушенко?) и необъяснимая подвинутость на Анне Болейн и Бронте; она любила всех чувственных пев¬цов и бардов и была знакома с идеями Жермен Грир, немного разбиралась в живописи и классической му¬зыке — знания явно сверх программы экзамена по¬вышенного уровня. Откуда что взялось? И что мне было противопоставить? Две книжонки Чандлера1 в мягких обложках? Первый альбом "Рамонес"? В де¬вичьих комнатах есть множество ключей к их харак¬терам, воспитанию, вкусам. А мальчишечьи, напро¬тив, одинаковы, будто эмбрионы, за исключением разве что приклеенных там и сям плакатов (у меня висел Род Стюарт, отмеченный, как мне казалось, аг¬рессией, подлинностью и уверенностью в себе). А са¬ми комнаты были безликими, как утроба.
Справедливости ради надо заметить, что боль¬шинство из нас отличается количеством и интенсив¬ностью интересов. У одних ребят круче записи, а дру¬гие лучше разбираются в футболе. Одни увлечены машинами, другие — регби. Мы не личности — нами управляют страсти, предсказуемые и поэтому неинтересные; они не отражают и не озаряют нас, как в слу¬чае с моей подружкой, и в этом главное различие между мужчинами и женщинами.
Я знал женщин, которые любили футбол и не¬сколько раз за сезон ходили на стадион, но до сих пор не встречал ни одной, решившейся на поездку субботним вечером в Плимут. Я знаю женщин, кото¬рые любят музыку и даже отличают на собственных полках Мэвис Стейплз от Ширли Броунз, но ни разу не слышал, чтобы хоть одна из них постоянно попол¬няла и истерически систематизировала коллекцию музыки. Женщины вечно теряют записи или взвали¬вают заботу о своих дисках на других: на брата, друж¬ка либо соседа (обычно мужского пола), и те приво¬дят все в надлежащий порядок. Мужчина никогда такого не позволит. (Среди своих знакомых болель¬щиков "Арсенала" я замечаю, как люди дергаются, когда им говорят о клубе, который они не знают, — укол нашим душевным силам, подобно грядущему из¬менению фасона рубашек для других.) Я не утверж¬даю, что не существует женщин с систематическим складом ума, но их гораздо меньше, чем таких же мужчин. И если уж женщина подвержена мании, эта мания направлена на людей или постоянно видоиз¬меняется.
Вспоминая студенческие годы, когда все ребята казались такими же бесцветными, как вода из крана, я прихожу к мысли, что мужчины развивают в себе спо¬собность систематизировать факты и собирать фут¬больные программки, чтобы как-то компенсировать отсутствие характерных отметин. Но это не объясняет, почему один обыкновенный смышленый тинейджер стал интереснее другого обыкновенного смышленого тинейджера только благодаря своему полу.

Неудивительно, что моя подружка решила пойти на стадион: а что во мне еще найдешь? (Ну да, она слушала мой альбом "Рамонес".) Что такого, чего бы я в себе еще не открыл и не вытащил на свет Божий? У меня было нечто мое: мои друзья, отношения с ма¬мой и отцом, моя сестра, моя музыка, моя любовь к кино, мое чувство юмора — но ничего, что составило бы индивидуальность, как составляло все, что при¬надлежало ей; но вот моя единственная и сильная привязанность к "Арсеналу" и все, что ее сопровож¬дало (комканье гласных приобрело неоперабельный характер)... пусть хоть такая изюминка, пара своих черточек к носу, глазам и рту.

Женшина как женщина

"Кембридж Юнайтед" против "Эксетер Сити" 29.04.78
Мой приезд в Кембридж вызвал к жизни два самых удачных сезона в краткой истории "Юнайтед". В пер¬вый год команда с большим отрывом победила в чет¬вертом дивизионе. На следующий — в третьем диви¬зионе пришлось труднее, и только в последнюю неде¬лю сезона случился решающий прорыв. В ту неделю "Юнайтед" играл два матча на "Эбби": во вторник — с лучшим коллективом дивизиона, "Рексхэмом", и вы¬играл 1:0; в субботу — с "Эксетером". И чтобы под¬няться выше, требовалась только победа.
За двадцать минут до финального свистка "Эксе-тер" вел в счете, и моя девушка, которая пришла на стадион со своей подружкой и ее приятелем — и все они хотели вживе испытать головокружительное чув¬ство триумфа — повела себя так, как, по моему мне¬нию, ведут себя все женщины в кризисных ситуаци¬ях: ей сделалось дурно, и подружка вывела ее в сан¬часть Святого Иоанна. А мне тем временем не оставалось ничего другого, как молиться о том, чтобы счет сравнялся. И Господь внял моим просьбам: че¬рез минуту "Юнайтед" вышел вперед. Но только после того, как игроки выстрелили в ликующую толпу последней пробкой шампанского, мне сделалось не¬ловко за мое безразличие к подружке.
Недавно я прочитал книгу "Женщина-скопец", и она произвела на меня глубокое, непроходящее впе¬чатление. И тем не менее разве стоит так уж сильно трепыхаться по поводу угнетения женщин, если на них нельзя положиться, когда надо выстоять послед¬ние десять минут перед неминуемо близким триум¬фом? И как в таком случае быть с человеком, кото¬рый, вместо того чтобы позаботиться о любимой, мо¬лит, чтобы его команда забила гол другой команде из третьего дивизиона Футбольной лиги? Неимоверно безнадежная загадка!
Через тринадцать лет я по-прежнему испытываю стыд за свою неспособность и нежелание помочь, и причина моего непроходящего смущения частично кроется в сознании, что я нисколько не переменился. Я не хочу ни о ком заботиться во время игры. И я не способен ни о ком заботиться во время игры. Я пишу эти строки примерно за девять часов до того, как "Ар¬сенал" схватится с "Бенфикой" в борьбе за Европей¬ский кубок — одна из самых важных игр на "Хайбери" за последние годы. Моя девушка пойдет со мной;
но что будет, если она невзначай упадет? Хватит ли мне воспитанности, зрелости и здравого смысла, что¬бы как должно о ней позаботиться? Или я, не пере¬ставая орать на бокового судью, отпихну обмякшее тело в сторону, надеясь, что к концу девяностой ми¬нуты (конечно, если не назначат дополнительное времй или не потребуются пенальти) моя ненагляд¬ная еще будет дышать?
Я прекрасно понимаю, что причина этого беспо¬койства — все еще живущий во мне мальчуган, которому позволительно буйствовать на трибунах и кото¬рый уверен, что женщины во время матчей неизмен¬но падают в обморок, что они слабы и их присутствие на стадионе приводит к сумятице и катастрофиче¬ским результатам; и все это, несмотря на то, что моя теперешняя подруга смотрела игры на "Хайбери" со¬рок или пятьдесят раз и никогда не теряла сознания (наоборот, случались мгновения, когда за пять минут до окончания кубкового матча напряжение настоль¬ко возрастало, что я сам бывал близок к обмороку:
грудь давило и от головы отливала кровь, если такое состояние физически возможно; или еще: когда на¬ши забивали гол, я видел звезды — в буквальном смысле слова; маленькие, размытые пятнышки све¬та — я не шучу, а это не свидетельствовало о моей физической стойкости). Ничего не поделаешь: так на меня действовал футбол. Превращал в человека, ко¬торый не способен позаботиться о своей даме, даже если бы у нее внезапно начались роды (кстати, я ча¬сто воображал, что будет, если мне суждено стать от¬цом в день финального матча на Кубок). Во время игры я ощущаю себя одиннадцатилетним сорван¬цом. И когда описываю футбол как способ замедле¬ния развития, говорю вполне искренне.
Жизнь после футбола

"Арсенал" против "Валенсии" 14.05.80
Футбольные команды необыкновенно находчивы, ес¬ли хотят заставить страдать своих болельщиков. Они рвутся на "Уэмбли" и там проигрывают, резво начина¬ют сезон и вдруг останавливаются в своем движении;
побеждают в трудной игре на чужом поле и сдаются на своем; обыгрывают "Ливерпуль", а на следующей неделе продувают "Скунторпу"; они вас соблазняют:
полсезона тешат надеждой, что стали кандидатами на переход в высший дивизион, и неожиданно срывают¬ся, а когда вы решаете, что свершилось все самое худ¬шее, выкидывают что-нибудь новенькое.
Через четыре дня после того, как "Арсенал" потер¬пел фиаско в одном финале, он проиграл и другой — "Валенсии", в состязании на Кубок европейских об¬ладателей Кубков. Семьдесят матчей сезона оказа¬лись впустую. Мы играли лучше испанцев, но не смог¬ли забить гол, и все решали пенальти. Брейди и Рикс промазали (потом поговаривали, что Рикс так и не оправился после травмы того дня, но что бесспорно:
в конце семидесятых он не сумел обрести прежней формы, хотя и выступал за сборную Англии); все бы¬ло кончено.
Насколько мне известно, нет другого английского клуба, который проиграл бы два финала за одну не¬делю, хотя в последующие годы болельщики "Арсе¬нала", кроме как на проигрыш в финале, больше ни на что надеяться и не могли, так что непонятно, поче¬му я был настолько потрясен. Однако та неделя име¬ла и положительный эффект: после полутора меся¬цев полуфиналов и финалов, радиорепортажей и бе¬готни в поисках билетов на "Уэмбли" футбольная шумиха улеглась, и мне нечем было ее заменить. При¬шлось поневоле задуматься, что делать самому, а не размышлять, что предпримет руководство "Арсена¬ла". Я подал документы в Лондонский педагогиче¬ский колледж и в очередной (но не в последний) раз поклялся, что больше не позволю футболу подменить настоящую жизнь, сколько бы матчей "Арсенал" ни сыграл за сезон.

Мой брат

"Арсенал" против "Тоттенхэма"

30.08.80
Многие родители испытали жесточайшее на свете ра¬зочарование: их дети стали болеть не за ту команду. Когда я думаю об отцовстве — а это происходит все чаще и чаще по мере того, как мои биологические ча¬сы сочувственно тикают к полночи, — я понимаю, что по-настоящему боюсь подобного предательства. Что предпринять, если сын или дочь в возрасте семи-восьми лет внезапно решат, что старикан у них спя¬тил и их команда вовсе не "Арсенал", а "Тоттенхэм", "Вест Хэм" или "Манчестер Юнайтед"? Как посту¬пить? Сумею ли я проявить истинные родительские чувства: признать, что мои дни на "Хайбери" оконче¬ны, и купить пару сезонок на "Уайт-Харт-лейн" или "Аптон-парк"? Черт возьми, нет! Во мне самом слиш¬ком много детскости, чтобы я пожертвовал "Арсена¬лом" ради прихотей ребенка! Я объясню ему или ей, что свобода выбора за ними, но в таком случае они отправятся на стадион самостоятельно и на свои средства. Пусть хоть это их встряхнет.
Я не раз воображал, как "Арсенал" играет в фина¬ле с "Тоттенхэмом". В этой фантазии мой сын — такой же увлеченный, такой же напряженным и отчаявшийся, как некогда был я сам — болеет за "Сперз". Мы не до¬стали билеты на "Уэмбли" и смотрим игру по телевизо¬ру. И вот на последней минуте ветеран Кевин Кэмпбелл забивает победный мяч. Я взрываюсь безумной радос¬тью, скачу по гостиной, бью кулаком в воздух, смеюсь, пихаю расстроенного сына, ворошу ему волосы. Мне страшно, что я на самом деле на это способен, а значит, самое разумное — немедленно отправиться на прием к вазоктомисту. Если бы в 1969 году мой отец был бо¬лельщиком "Суиндона" и в тот злополучный день реа¬гировал на "Уэмбли" подобным образом, мы бы не раз¬говаривали все последующие двадцать два года.
Мне уже случалось преодолевать подобный барьер. В августе 1980 отец со своей семьей после десятилет¬него пребывания во Франции и Америке вернулся, в Англию. К тому времени моему сводному брату Джо¬натану исполнилось тринадцать лет, и он с ума схо¬дил по футболу— отчасти благодаря моему влиянию, отчасти потому, что годы, проведенные им в Штатах, совпали с зенитом так и не почившей в бозе Северо¬американской футбольной лиги. И пока Джонатан не допер, что на "Уайт-Харт-лейн" гораздо интересней, чем на "Хайбери", я повел его смотреть "Арсенал".
До этого он был на "Хайбери" всего один раз, в 1973 году, шестилетним мальчиком и теперь, наблю¬дая встречу третьего тура розыгрыша Кубка с "Лесте-ром", безотчетно ежился и бесконтрольно таращился на поле, не сознавая, что этот матч — начало нового этапа в его жизни. Игра была неплохой и нисколько не предвещала будущие грустные времена:Пэт Дженнингс, изгой "Тоттенхэма", почти на весь первый тайм выключил из игры Крукса и Арчибальда, и хотя футболисты "Сперз" отчаянно сражались, Стэплтон великолепным ударом расставил точки •наД "\".
Но Джонатана захватил не столько футбол, сколь¬ко созерцание насилия. Вокруг нас везде дрались: и на северной трибуне, и на местах, расположенных под табло, и на нижней восточной и верхней западной три¬бунах. Там и сям накатывали черные волны — это по¬лиция разнимала враждующие стороны. Мой братец невольно пришел в возбуждение; он повернулся ко мне, и его лицо осветилось недоверчивым ликовани¬ем. "Невероятно!" — повторял он опять и опять. С тех пор у меня с ним не было никаких проблем: он пошел на следующую игру и на большинство остальных; мы обзавелись сезонными абонементами, и он таскал ме¬ня на выездные матчи. Так что все сложилось о'кэй.
Но почему Джонатан стал болельщиком "Арсена¬ла"? Потому, что всю жизнь мечтал посмотреть, как одни пытаются укокошить других? Или потому, что он еще маленьким невесть с чего начал брать с меня пример и теперь доверился моему выбору? В любом случае я, наверное, не имел права навязывать ему ни Уилли Янга, ни Джона Холея, не имел права увлекать его в ловушку "Арсенала", что я в итоге все-таки и сделал. Я чувствую себя ответственным, однако ни¬сколько не жалею: если бы я не вывел его на путь ис¬тинный, если бы мой брат самостоятельно обрел свою несчастную футбольную планиду, наши отно¬шения были бы совершенно иными, скорее всего, го¬раздо прохладнее.
Но вот забавная штука: мы вместе оказались на "Хайбери" благодаря известным невеселым обстоя¬тельствам прошлого, которые привели к появлению Джонатана на свет: мой отец ушел от нас к его мате¬ри и стал его отцом, а я, во многом из-за этого, начал болеть за "Арсенал"; и вот теперь мой бзик, подобно дурной наследственности, передался ему.




Пит

"Арсенал" против "Сток Сити"
Я постоянно слышу: "Тебе надо познакомиться с мо¬им приятелем! Он настоящий фанат "Арсенала". Зна¬комлюсь и обнаруживаю, что он в лучшем случае сле¬дит за результатом состоявшихся игр по воскресным газетам, а в худшем — не может назвать фамилии ни одного игрока со времен Денниса Комптона. Подоб¬ные знакомства вслепую ни к чему не приводят: я слишком требователен, и таким горе-болельщикам со мной неинтересно.
Так что я совсем ничего не ожидал, когда перед матчем со "Стоком" на Севен-Систерз-роуд меня пред¬ставили Питу. Но встреча оказалась судьбоносной, и мы, можно сказать, нашли друг друга. Он, как и я, был (и остается) помешанным на футболе, и у него такая же, как у меня, нелепая память. И он тоже де¬вять месяцев в году живет по расписанию игр и про¬грамме телетрансляций. И, подобно мне, впадает в мрачность после поражений. Подозреваю, что он бредет по жизни так же, как я, и, не очень понимая, что с ней делать, заполняет пустоты "Арсеналом", вместо того чтобы насытить чем-нибудь иным. Но таковы уж мы все.
Мне.стукнуло двадцать семь, когда мы с ним по¬знакомились, и если бы не он, через несколько лет я, наверное, отошел бы от клуба. Приближался возраст, когда такие отходы случаются (хотя обычные вещи, к которым совершается при этом приближение — дом, дети, любимая работа, — в моем случае были абсо¬лютно ни при чем). Но встреча с Питом все изменила:
мы с новой силой почувствовали вкус ко всему тому, что обостряет футбол, и "Арсенал" опять стал запол¬зать в наши души.
Возможно, этому процессу способствовало вре¬мя: в начале сезона 1984/85 года "Арсенал" несколь¬ко недель лидировал в первом дивизионе. Николае играл в полузащите с захватывающим дух мастерст¬вом, Маринер и Вудкок составили в нападении такой сыгранный дуэт, какого у нас давно уже не было, за¬щита надежно перекрывала подступы к воротам, и во мне снова вспыхнули искорки надежды — я в кото¬рый раз поверил: если наступят перемены для коман¬ды, они могут наступить и для меня (но к Рождеству, после серии разочаровывающих неудач, мы опять оказались в пучине отчаяния). Быть может, если бы мы с Питом познакомились в начале следующего, не¬удачного сезона, все бы сложилось иначе — не было бы побудительного мотива настолько сблизиться во время первых, самых важных для нас игр.
Хотя, если честно, я сильно подозреваю, что мас¬терство "Арсенала" тут ни при чем: дело было в на¬шей общей неспособности продолжать жить без "Хайбери" и в нашей общей потребности сотворить себе иглу1, которая защитила бы нас от ледяных вет¬ров середины восьмидесятых и нашего приближающегося тридцатилетия. С тех пор как в 1984-м мы по¬знакомились с Питом, я пропустил на стадионе "Ар¬сенала" меньше полудюжины игр (четыре из них в самый первый год — все по причине продолжаю¬щихся пертурбаций в моей личной жизни, — однако ни одной за последние четыре сезона) и больше, чем обычно, ездил на чужие поля. И хотя есть такие бо¬лел ыцики, которые десятилетиями не пропускают во¬обще ни одной игры, я бы удивился итогам своей по¬сещаемости, если бы узнал о них в 1975-м, когда в те¬чение нескольких месяцев думал, что перерос свое увлечение футболом, и перестал ходить на стадион, или в 1983-м, когда мои отношения с клубом были сердечными, вежливыми, но отчужденными. Пит под¬толкнул меня к тому, чтобы переступить черту, и вре¬менами я не знаю, благодарить его за это или нет.


Тирания

"Арсенал" .против "Чарльтона" 21.03.89
Теперь я пишу о самом себе. Мальчишка, который продирался сквозь первую половину книги, исчез,-Нет и маявшегося в свои двадцать с лишним лет юно¬ши. И мне больше не оправдать себя, как раньше, возрастом или, вернее, молодостью.
С годами тирания футбола — по отношению ко мне, а значит, и по отношению к окружающим меня людям — становилась все менее объяснимой, а сле¬довательно, менее привлекательной. Печальный опыт научил моих близких, что решающую роль для меня играет расписание матчей; они поняли или по крайней мере постарались принять, что свадьбы, кре¬стины и прочие особо важные для других семей сбо¬рища, которые в других семьях имеют несомненный приоритет, в нашей следует назначать только после предварительных консультаций со мной. Футбол стал чем-то вроде врожденного увечья, с которым прихо¬дилось мириться. Ведь если бы я был прикован к ин¬валидной коляске, родным не пришло бы в голову ор¬ганизовывать какие-то дела на верхнем этаже без лифта — так к чему строить планы зимой на вторую половину субботы?
Я ничем не отличаюсь от других в том смысле, что и обо мне время от времени вспоминают знакомые, не имеющие привычки заглядывать в программу встреч первого дивизиона. И посему получаю приглашения на свадьбы, которые приходится хотя и с сожалением, но неизменно отклонять. Однако я всегда придумы¬ваю социально приемлемые извинения (что-нибудь вроде семейных проблем или неприятностей на рабо¬те), поскольку никто не поймет, если я объявлю, что никак не могу пропустить игру с "Шеффилд Юнай-тед". Прибавьте к этому непредвиденные кубковые переигровки, корректировку расписания матчей на неделе, внезапные переносы игр по требованию теле¬визионщиков с субботы на воскресенье — так что приходится не только отказываться от приглашений, которые накладываются на реальное расписание, но и учитывать всевозможные изменения (или преду¬преждать заранее, что у меня могут возникнуть дела в последний момент, что не всегда проходит гладко).
И с каждым годом это дается мне все труднее и труднее — люди неизбежно обижаются. Матч с "Чарльтоном" перенесли на то время, когда была на¬значена вечеринка по поводу дня рождения моей близкой подруги, и я знал, что туда приглашены все¬го пять человек. Почувствовав, что возник конфликт интересов, я, как обычно, запаниковал — достаточно было только представить, что домашняя игра состо¬ится без меня. С тяжелым сердцем я позвонил име¬ниннице и объяснил ситуацию. Я ждал, что она рас¬смеется и отпустит мне грехи, но не произошло ни того, ни другого: по ее разочарованному, устало-не¬терпеливому голосу я понял, что сейчас услышу ужасные вещи: "Поступай, как считаешь нужным" или "Поступай, как знаешь". И ответил, что постара-

юсь что-нибудь придумать, но мы оба понимали, что ничего придумывать я не буду, и отныне в ее глазах я стал мелким, никчемным червем. Но был доволен, что не пропустил игру, потому что Пол Дэвис эффектно прошел все поле и в прыжке забил лучший гол, кото¬рый я когда-либо видел на "Хайбери".
Такие ситуации чреваты двумя проблемами. Во-пер¬вых, я начал подозревать, что мои отношения сложи¬лись не с командой, а с "Хайбери": случись игра на любом другом стадионе — на "Вэлли"1, "Селхерст-парк" или "Аптон-парк" (не бог весть какое расстоя¬ние для фаната) — и я бы не поехал. Так в чем же де¬ло? Почему я такой упертый, когда "Арсенал" играет в одном районе Лондона, и совершенно не пережи¬ваю, если он играет в другом? Фантазии, как сказал бы психиатр? Но что я там напридумывал? Что такого случится, если я однажды не появлюсь на стадионе и пропущу игру, возможно, важную для исхода чемпи¬оната, но не доставляющую никакого удовольствия? Вот вам ответ: я боюсь, что во время следующей — после пропущенной — я уже ничего не пойму, даже негодующих выкриков зрителей в адрес кого-нибудь из игроков, и то место в мире, которое я знаю лучше всего и которому целиком и безоговорочно принадле¬жу, как собственному дому, станет чужим. В.1991 го¬ду я не пошел на встречу с "Ковентри", а в 1989-м — с "Чарльтоном", потому что оба раза ездил за грани¬цу. Мне было не по себе, но расстояние в несколько сотен миль утихомирило панику, и я ее перенес. Бу¬дучи в Лондоне, я пропустил игру всего лишь однажды — в сентябре 1978 года во время матча с "Куинз Парк Рейнджерз" (мы тогда выиграли 5:1, а я стоял в очереди в "Викторию"1 на "Скайтрейн" Фредди Лей-кера. До сих пор помню и счет, и соперника — это что-нибудь да значит) — и, надо сказать, чувствовал я себя до жути не в своей тарелке.
Но это когда-нибудь повторится — я точно знаю. Из-за болезни (хотя я ходил на стадион с простудой, с распухшей лодыжкой — со всем, что не тебовало частой беготни в туалет), в день первого школьного футбольного матча сына либо школьной театральной постановки сына или дочери (я непременно пойду на первую школьную театральную постановку... если не свихнусь настолько, что пропущу спектакль, и в 2005 году моему ребенку придется объяснять пораженно¬му психиатру из Хэмпстеда, что для отца "Арсенал" был важнее собственных детей), а то еще утрата близкого, работа...
И тут мы подходим ко второй проблеме, вытекаю¬щей из переносов в расписании, — к работе. Мой брат устроился на службу, которая требует отдачи не только с девяти до пяти, и хотя я не помню случая, чтобы он пропустил из-за работы игру, это только де¬ло времени. Настанет день, и неожиданно назначат совещание, которое не закончится до половины де¬вятого или девяти, и он будет сидеть, уткнувшись гла¬зами в бумаги, а в трех-четырех милях от него Мере тем временем будет расправляться с защитой сопер¬ника. Брату не понравится, но что делать — придет¬ся пожать плечами и смириться.
Мне такая работа по означенным выше причинам совершенно не подходит. Но если бы пришлось устраиваться, я очень надеюсь, что у меня достало бы сил тоже пожать плечами. Надеюсь, что не поддамся панике, не стану хныкать и надувать губы, и люди не узнают, что мне еще только предстоит познакомиться с требованиями взрослой жизни. В этом смысле пи¬сателям повезло больше, чем другим, но я подозре¬ваю, что в один прекрасный день мне придется зани¬маться каким-нибудь делом в катастрофически не¬удобное время — скажем, в субботу — и только в субботу — согласится дать интервью очень нужный мне человек или невероятно подожмут сроки, так что понадобится в среду вечером сидеть перед компью¬тером. Истинные писатели ездят в творческие турне, заходят в гости к Уогану1 и попадаются во всякие другие ловушки, так что не исключено, что придется бороться и с этим. Но еще не теперь. Издатели книги не могут серьезно рассчитывать, что я, описывая этот вид невроза, соглашусь пропустить несколько игр, чтобы помочь им рекламировать мой опус. "Я же не¬нормальный, — напомню я им, — и моя книга имен¬но об этом. Никаких чтений в среду вечером!" И так еще какое-то время поживу.
Пока мне сопутствовало везенье: я уже больше десяти лет на службе и ни разу не оказался в безвы¬ходном положении, чтобы потребовалось пропустить игру. (Даже мое завороженное условностями общест¬венной жизни начальство из Дальневосточной компа¬нии нисколько не сомневалось, что "Арсенал" превы¬ше всего.) А может, просто увлечение футболом фор¬мировало и направляло мои амбиции? Я предпочел бы думать иначе, поскольку в противном случае есть повод для тревоги: я считал, что в юношеские годы право выбора оставалось за мной, но оказывается, это не так, и давняя игра 1968 года со "Стоком" не позволила мне стать предпринимателем, врачом или настоящим журналистом (подобно многим болель¬щикам я никогда не помышлял о карьере спортивно¬го комментатора: разве я смог бы вести репортаж о матче, скажем, между "Ливерпулем" и "Барселоной", в то время как меня тянуло бы на "Хайбери" смотреть встречу "Арсенала" и "Уимблдона"? (В страшном сне не приснится — получать хорошие деньги, описывая свою любимую игру.) Я предпочитаю считать свобо¬ду ходить на стадион на все игры случайным побоч¬ным эффектом избранной мною дорожки — и точка.

Вопросы:
1. Как Вы считаете, является ли фанатство проявлением конформизма? В чем, почему?
2. Согласны ли Вы с тем, как в первом разделе главный герой характеризует различия интересов девушек и юношей?
3. Почему среди фанатов так решительно преобладают мальчики и мужчины?