[300x400]
Последнее утро

- Говорят, что встреча с доппельгангером – к смерти. Но это не совсем так.
Голос, произнесший эти слова показался Ныткину настолько знакомым, что он даже не испугался. Хотя согласитесь, если в собственном санузле в семь часов утра некто невидимый приветствует вас подобной тирадой, не грех и струхнуть.
- А что такое доппельгангер? – осведомился Ныткин, выпустив воздух из покрытой пеной для бритья щеки.
- Ну, это, примитивно говоря, двойник. Точная твоя копия, - терпеливо пояснил голос. Теперь уже было понятно, что раздается он из-за клеенчатой в розовых цветочках занавески, отгораживающей ванну.
- У меня близнецов не было, - хмыкнул Ныткин, - Даже братьев – и то нет. Один я у мамы с папой.
- У мамы с папой, может, и один… - на этих словах занавеска отдернулась, и навстречу Ныткину шагнул опухший со сна субъект в сатиновых трусах и разношенных домашних тапочках. На его левой щеке красовалась щедрая порция пены «Жиллет».
Если бы не большое, на полстены зеркало, хозяин вряд ли сразу поверил бы в двойниковую природу субъекта. Общеизвестно, что сами себя мы представляем совсем другими – стройными, подтянутыми, с осмысленным взглядом – нежели нас видят окружающие. Но равнодушное стекло неопровержимо удостоверяло: рядом с Ныткиным стоял его второй экземпляр, точно выскочивший из-под какого-то вселенского сканера.
В такие минуты человеку всегда хочется непроизвольно раскрыть рот, хотя ничего умного он сказать всё равно не в состоянии.
Ныткин уронил бритву в раковину и прошептал:
- Ты кто?
Двойник ловко подхватил упавший станок, сделал несколько движений по намыленной щеке и, не торопясь, ответил:
- Видишь же: доппельгангер. Буду теперь вместо тебя доживать.
Ментоловая пена неприятно щипала кожу. Ныткин обтер ее первым попавшимся под руку полотенцем и присел на унитаз. Бриться ему уже расхотелось.
- Как это вместо меня?! И почему доживать?! Мне ж тридцать семь лет всего!
Близнец закончил скоблить левую сторону лица и шлепнул шматок пены направо.
- Возраст тут, братец, не при чем. Кстати, заметь: я говорю «братец» условно. На самом деле, никакие мы с тобой не родственники. Я просто… как бы сказать… твой заместитель. Явился по настойчивому зову страждущей души.
- Постой-постой! Лично я никого не звал…
- Ты - нет. А вот душа… Душа, братец, - это такая тонкая материя… - и двойник надолго замолчал, сосредоточенно выбривая правую щеку.
Закончив этот процесс, он сполоснул физиономию теплой водичкой и безошибочно снял с крючка голубенькое полотенце Ныткина.
- Душа… - со вкусом повторил он, - Душа, уважаемый, не любит тосковать. Какое-то время она, конечно, перетерпеть может, но вот когда перспективы настоящей нет, вот тогда-то она к небесам и взывает. А небеса, что бы вы там не думали, тоже не глухие. Им ваши стоны изо дня в день слушать – никакого удовольствия. Вот и приходится кому-то брать эту работу на себя.
- Какую работу? – с трудом выдавил Ныткин.
- Доживать.
- А если я это… сам хочу дожить?
- А зачем, собственно? – доппельгангер присел на край ванны и сосредоточенно начал втирать в кожу лосьон. – У тебя что – надежды какие-то есть? Мечты?
- Ну, это… - напрягся Ныткин, - На новую машину вот заработаю… дочка школу закончит, в университет поступит…на работе заместителем, может, сделают…
Двойник смотрел на него, сочувственно кивая головой при каждой фразе.
- А оно тебе надо – по настоящему? Новая машина, чтобы всё по тем же улицам под то же «Радио Ретро» на осточертевшую работу ездить… Ну, сделают там тебя замом, зарплату повысят, получишь право на сотрудников рявкать… Так тебе эта работа все равно с первого дня сплошной тоской кажется – в любой должности. Дочка… Ей уже сейчас мальчики и модные журнальчики интереснее всех твоих родительских чувств… которые, кстати сказать, у тебя просыпаются раз в полгода после третьей рюмки коньяка.
- У меня, между прочим, еще и жена есть. Любимая! – робко ввернул Ныткин.
- Пятнадцать лет назад была любимая. А сейчас? Друг, товарищ и брат? Или вообще соседка по квартире с общим бюджетом? Тебе когда в последний раз хотелось ее на руки поднять, мир к ее ногам бросить? Да ты вспомни хотя бы, когда ты с ней трахался так, что аж крышу сносило и в глазах звезды?
- Ну, любовь – она в другие формы переходит…
- Ага, например, в привычку и удобство, как у тебя. И вот так ты собираешься до старости и смерти жить? Без счастья и несчастья, комфортно и уныло…
- А что – все так живут…
- Доживают. И не все, а именно мы – доппельгангеры. Только это секрет. Никто ведь к тебе не подойдет и не скажет: «Я теперь вместо Сидорова доживаю» А сам ты никакой разницы и не заметишь – тот же Вова Сидоров, с той же женой, на той же машине ездит…
Близнец говорил убедительно, но мягко, и звук его голоса постепенно убаюкивал и без того полупроснувшегося Ныткина, но на последней фразе говоривший закашлялся, и хозяин квартиры немедленно встрепенулся и встревожился:
- А со мной-то что будет? Меня-то ты куда? В мешок – и на помойку?
Двойник сплюнул в раковину и сипловато отозвался:
- Да ничего страшного с тобой не будет. Наоборот, считай – счастье привалило. Вот ответь мне честно: что ты больше всего на свете любишь делать?
- Ну, так… - задумался Ныткин, - наверное, пива с шашлычком…
- Это частности. А больше всего на свете ты на самом деле любишь вспоминать, как замечательно тебе когда-то жилось. Как в пионерах металлолом ходил собирать, как тюльпаны на площади для девушки своей воровал, как первые джинсы на барахолке купил – аж за сто рублей! Как в походы ходили с драной палаткой и эту… как ее?.. сгущенку на костре варили…
Глаза Ныткина затуманились, и он непроизвольно вздохнул:
- Да, были времена…
- Вот, - обрадовано подхватил двойник, - вот видишь! Так что прямо сейчас отправлю я тебя в тихое такое местечко, и будешь ты там сидеть с бутылочкой «Жигулевского» и смотреть фильм про свою прошедшую жизнь. От начала до конца и от конца – к началу. До бесконечности. А я за тебя доживать стану. На работу таскаться, за квартиру платить, жену с дочкой одевать-обувать, перегоревшие лампочки менять, к одним и тем же друзьям на одни и те же праздники ходить… Стареть и умирать. Ты ведь не хочешь стареть и умирать?
- Нет, конечно!
- Так-то оно лучше!
И в тот же миг на голубом кафеле проступила дверь, которая по логике вещей должна была бы открываться прямо в подъезд, но явно вела совсем в другое место. Доппельгангер легко и даже ласково подтолкнул к ней Ныткина:
- Ну. Всё, иди. А то сейчас жена поднимется, в ванную торкаться начнет…
Ныткин потянул за ручку и шагнул было в открывшийся проем, но на полпути задержал ногу, оглянулся и спросил:
- Так значит, я не умру?
- Конечно, не умрешь! – кивнул ему двойник и, как только дверь закрылась и вновь растворилась в кафеле, тихо и устало добавил, - Ты уже да-авно не живёшь…