Прочитала в дневнике у Московский_стриж о больнице и маленьком Костике и вспомнилось. Вернее и не забывалось совсем, только...

Это случилось  в марте. Теплом марте  дветыщивосьмого. 

Далее будет коряво, но это в общем-то для себя. 

В больнице нас невзлюбили. Во-первых, потому что мы были местные, во-вторых, потому что Кузякин орал.  В третьих, -  ему поставили капельницу, а толстая Вика ( в палате было самообслуживание) собиралась мыть полы и штатив ей мешал, а ее не предупредили, а могли бы и вообще…Вика успокоилась только увидев в моих глазах отчаянное решение завязать ей сиськи на спине, стоит только ей приблизиться к моему ребенку и его штативу. И  отступила. (потом мы даже немного подружились, ровно настолько, насколько это возможно в  палате, где впритык  восемь коек,  шестнадцать человек и минус сто грамм свежего воздуха.)

 Я плохо понимала, где нахожусь.  И почему и за что. Палата пестрела шелковыми ночными рубашками, звенела детьми и пахла болезнью. Данила спал. За полчаса до этого, ночная медсестра наковыряла ему шесть дырок в тыльной части  ладошки, но сама так и не смогла попасть в вену. Он устал. Целый день его таскали по врачам. Терапевт, ЛОР, нефролог, уролог, инфекционист. Брали кровь, мазки, УЗИ, щупали, мяли. Все это с температурой под сорок.  Он устал и имел право орать и истерить. Он не мог понять, куда делся его привычный мир. Бился, потом затихал, спрашивал, - это, что теперь наш дом? -  потом жалобно плакал, - не хочу. И снова орал.

Тогда я почти сошла с ума. От беспомощности, от незнания «предмета». От его температуры и истерики. От злобных взглядов палатных соседок. Все это было слишком неожиданно.

Потом уколы. Четыре в день. Таблетки. Анализы мочи, мочи, мочи. Днем и ночью.

 Правда, Данила освоился. Уже утром он  строил глазки девочке с одной почкой. Играл в машинки с мальчиком из детского дома и носился по коридору с каким-то ребенком в респираторе из легочного отделения.

Сложности были только с уколами. За час «до» меня начинало трясти. В процедурку шел сам, оттуда я его тащила. Потом в палату мне приносили его шлепки, мои заколки и пучки волос, разбросанные по коридору.  Ребенка можно понять. Четыре пробирки крови из вены через день и инъекции цефабол/цефализина каждые шесть часов. (Кстати позже дома он совершенно спокойно терпел, самое главное, чтобы его никто не держал, но как не держать если рядом на кушетке лялька с капельницей в голове синего цвета или еще какой ужастик, меня саму «водило»)

Соседки по палате смирились с нашим происхождением и завалили меня кучей информации и своих диагнозов. Открывать окна категорически запретили - многие готовились к операции и не хотели простудиться.  Я задыхалась. Кварца не было пока май муттер не принесла переноску. (Нас это все равно не спасло - в итоге мы все заболели гриппом от одной девочки). Ощущение казахского табора на перегоне  ушло день на третий и я стала различать лица. Удовольствия, надо сказать, мне это принесло мало. Каждый держался за свой батончик с отрубями, но с радостью кусал соседский. Вернувшись после выходных (с разрешения леч.врача мы, о чудо, ночевали дома) я обнаружила нашу постель сброшенной на пол. И на кровати разложенные расскраски и куклы. Хотя этих несчастных женщин можно понять. Мы же везунчики. 

Мы везунчики. Диагноз острый гломерулонефрит.  Еще немного и отказали бы почки. Еще немного и …

Но! Не люблю громких и пафосных изречений. Но!

Спасибо,  что нам попалась такая замечательная врач, такая внимательная тетка, которая сразу забила тревогу. И пусть принимает она в понтовой клинике, о которой со снисхождением говорят практикующие врачи в стационаре. Пусть. Ни один из них опытных-настоящих, не обнаружил, эту блядскую скарлатину, никто не назначил нам правильного лечения. А ведь хотели и барабанную перепонку прокалывать, и аденоиды щупали всем консилиумом (пальцы у них, блядь, диаметра разного) и «берегитесь от гриппа» заботливо. Месяц мы таскались по врачам, пока не дало на почки.

  Дай Бог этому врачу Видиной -  тетке замечательной всего хорошего, за что она не отмахнулась от «слишком умной мамаши». А ведь я и свекру своему дорогому на черную мочу указывала, и деверю. (урологи ьля)

Теперь Кузякин на учете. Моча, кровь - раз в неделю. Писает в банку с трех метров с завязанными глазами. Спорт минус на пять лет. Задницей не падать. Каждый попис в горшок. Каждый стакан воды на заметку. Болеть нельзя. Если перейдет в хронь – хрень на всю жизнь. Но мы же, бля, везунчики.  У нас все будет харашо…. Правда.:)