Сказки на ночь. Последняя строчка поэмы
Написано по заявке для [J]Spearing[/J]. В качестве исходной темы предложены стихи Ли Бо(в эпиграфе). В качестве основного параметра - все печально. Так что предупреждение: все умерли, а кто не умер - лучше бы он умер. Грустно в конце стало даже автору, а я - тот еще демиург со знаком минус.
И еще - я не сильна в китайском антураже, так что все предельно схематично. И да, я все еще принимаю заявки - двумя постами выше.

Последняя строчка поэмы

Безлунной ночи волосы черней
Ресницы словно бабочки трепещут
Глаза как звезды в тёмном небе блещут
А шёлк ланит снегов вершин белей

Но свахи слышат только слово "нет"
В пустую бьют они дверей пороги
Кого ей нужно, этой недотроге?
А сердце девы покорил поэт
(с) Ли Бо

[363x500]

Тихо барабанит дождь по крыше, по листьям в саду. Тихо, почти беззвучно шуршит по бумаге кисть. Вот замерла, задумалась на мгновение и, кажется, дождь тоже замер, затих, затаил дыхание, боится помешать, спугнуть ускользающую рифму. Вот кисть с тихим плеском погрузилась в сосуд, вот упали, стряхнутые нетерпеливой рукой, звонко пропели капли, и кисть вновь зашуршала, покрывая бумагу неровными столбиками иероглифов.

Она плачет так же тихо, почти беззвучно, как дождь, и так же замирает, когда Поэт прерывается, чтобы обмакнуть кисть. Она ждет, когда он дойдет до последней строки поэмы – чтобы остановить занесенную руку, чтобы не дать ему закончить свой труд. Отвлечь, убаюкать речами, увести прочь. Это самое трудное, что она делала когда-либо в своей долгой, очень долгой жизни. Это самое жестокое, что она совершила, хотя на душе ее немало иных грехов. Это – самое правильное, что она может сделать – сейчас, в прошлом и будущем. Это самое неправильное, что могло произойти с ними.
Это история о любви, которая не сильнее...


Поэт обещал Принцессе поэму, которая увековечит ее красоту, изящество и безупречный вкус.
Как это водится у принцесс, у Принцессы были дворец, полный слуг, сад, полный цветов, а еще у нее был жених, который ей нравился, что было большой удачей. А вот чего не было у Принцессы, так это чувств к Поэту, кроме разве что восхищения его безмерным талантом.
Эта женщина, не принцесса, другая, всего лишь одна из придворных дам, но самая прекрасная из всех, кого видел подлунный мир, мечта для многих, не принадлежавшая никому. Красота ее затмевала даже красоту Принцессы, но все мы знаем, что истинная красота – в глазах смотрящего, а глаза Поэта смотрели лишь на Принцессу, в то время, как глаза этой женщины смотрели на Поэта – жадно и неотрывно, и были в тех глазах все звезды Вселенной и вся нежность двух миров.

В пору первого цветения лотосов, в ночь рождения луны, в ночь накануне свадьбы Принцессы, Поэт не спал. Он сидел в беседке на берегу пруда, того самого, в котором расцвели лотосы. Он спешил закончить обещанную поэму, чтобы преподнести ее своей госпоже наутро. Поэма была почти готова, она восхваляла и красоту и прелесть и чистоту и ликование юности, но слова, те, что последними просились на бумагу… Нет, он не мог написать их, не мог их произнести, он даже подумать не смел эту ужасную мысль целиком, но проклятые слова просачивались по одному, будто яд, проникали между прочих мыслей – о красоте новорожденной луны, сияющей в обрамлении ясной черноты неба, будто прекрасное лицо Принцессы в обрамлении черных локонов, о прелести первых лотосов, о нежности их лепестков, с которой может поспорить лишь юная свежесть губ Принцессы, об очаровании ночных цветов, с упоительным ароматом которых мог сравниться лишь аромат ее белоснежной кожи. Слова, которые нельзя было написать, произнести и даже подумать – как терзали они и без того израненную душу влюбленного Поэта. Он раз за разом обмакивал кисть в тушь и замирал, не в силах двинуться, раздавленный предчувствием близкой утраты. Тушь высыхала и приходилось снова обмакивать кисть и так бессчетное число раз. Наконец отчаяние придало Поэту сил, и он решился. Склонился над свитком, кисть прикоснулась к бумаге и в этот самый миг тонкое лезвие ножа вошло в основание шеи. Рука убийцы не дрогнула. Слишком пристально смотрел на Принцессу Поэт, слишком много чужих внимательных глаз отчетливо прочли в его взгляде те запретные, несказанные и ненаписанные слова. Поэт умер без боли и крови, почти мгновенно, но Она все равно почувствовала, ведь эта рана была нанесена прямо ей в сердце… но успела лишь помешать убийце сбросить бездыханное тело в пруд.
Тут же, у пруда, в ту же ночь Она похоронила Поэта, своими руками вырыла неглубокую могилу, опустила в нее тело и посадила у изголовья бледные словно луна, лимонно-желтые хризантемы.

Говорят, что лисы умеют видеть призраков. И это должно быть верно, потому что через год Она снова увидела Поэта в той самой беседке склонившегося над листом бумаги. Она стояла, почти не дыша, не утирая мокрых от слез щек, не веря своим глазам и боясь спугнуть невозможное. Он все еще пытался закончить поэму и когда, наконец, осталась последняя строка, Она поняла, что если Поэт напишет эти слова, то дела его на земле будут завершены. Она больше никогда не услышит его тихий приятный голос, не побеседует с ним о поэзии и живописи, не сможет снова полюбоваться на то, как трогательно он морщит нос, раздумывая над удачной рифмой, как, задумавшись, прикусывает ручку кисти… Никогда не возьмет в свои белые ладони его руки, его пальцы, испещренные пятнами туши, никогда больше не коснутся небрежно ее запястья… Она закричала, страшно и отчаянно, как это умеют лишь бессмертные в предчувствии невосполнимой утраты. И Он отложил кисть и обратился к Ней со словами утешения. Так незаметно пролетела ночь – в беседе, в прогулке у пруда, в любовании луной и лотосами, а на рассвете призрак Поэта развеялся, точно дым. Поэма так и осталась незавершенной.
Шли годы, Она оставалась одна, несмотря на сватовство принцев, вельмож, предводителей демонических кланов… Даже некоторые из речных божеств были бы счастливы заполучить эту женщину в жены, но всем недотрога отвечала отказом – лишь ради того, чтобы единственную ночь в году в пору первого цветения лотосов провести с призраком Поэта, наблюдая за тем, как он пишет и пишет стихи, посвященные другой женщине, и неизменно остановить его руку, когда останется ненаписанной последняя строка поэмы.

Годы идут, как и прежде. Принцесса давно умерла и тело ее обратилось в прах, и даже само ее имя затерялось в веках и забыто, ведь Поэт так и не закончил свою поэму и не успел написать посвящения. Призрак Поэта с годами стал забывать – сначала мелочи, подробности своей земной жизни, затем – лица друзей, привычки, спустя века он позабыл даже собственное имя, не позабыл он лишь Принцессу, свое обещание и слова той самой поэмы.
Эта женщина все так же прекрасна, хотя давно не юна, и волосы ее по-прежнему черны, словно ночь, и глаза не потускнели даже от океанов пролитых слез. Она живет в маленьком домике у пруда, в огромном парке у древнего дворца, в маленьком мире, принадлежащем лишь ей одной, на последнем клочке истории посреди огромного мегаполиса. Все прочие дни в году она путешествует по огромному миру, к ее услугам самолеты и скоростные поезда, пройдет еще век или два и быстрые, словно мысль, шаттлы смогут отнести ее к другим планетам и звездам. Далеко за пределы мира. Но ровно настолько, чтобы успеть вернуться к цветению лотосов.

Тихо, почти беззвучно шуршит по бумаге кисть. Замирает, задумавшись, и снова скользит, покрывая бумагу неровными столбиками иероглифов. Тихо, почти беззвучно плачет женщина – от счастья или от горя? не все ли равно беззаботному кривляке-дождю, что передразнивает ее снова и снова, барабаня гибкими пальцами по крыше беседки, по листьям деревьев, по склоненным в печальном поклоне головкам лимонно-желтых хризантем, оставляя на воде круги, что исчезнут без следа через миг.