Ommitchi
Автор: Моэри (moiarie@yandex.ru)
Бета: Эсси Эргана (essyergana@narod.ru)
Фандом: Gravitation
Пейринг: Рюичи/Тацуха (причем первый об этом не знает), Юки/Тацуха (причем об этом не знает последний)
Рейтинг: PG-13
Жанр: romance
Summary: меня всегда интересовало - почему Юки покинул родительский дом? Могла ли быть причина… такой?
- Я рад видеть тебя, - спокойным голосом произносит пожилой мужчина. Может быть, он и рад бы прижать к груди своего сына, который наконец-то вернулся из Америки после долгого отсутствия… но никогда не позволяет себе открыто проявлять чувства.
- Я тоже рад, отец, - светловолосый юноша слегка склоняет голову. Прежде всего традиции, черт бы их побрал… Отчасти по этой причине он так долго был вдали от дома.
Сидящая рядом высокая рыжеволосая женщина опускает голову, пряча улыбку. Глаза устремлены в пол, руки сложены на коленях.
И вдруг – словно вихрь.
- Эйри-ииии!!!!! – кидается к брату стройный темноволосый мальчик. Летит в сторону сумка с книжками, и, даже не сняв обуви, он бросается на шею блондину, который едва успевает подняться и подхватить на руки сорванца. Мальчик прижимается всем телом, стискивая почти до боли… И мгновенно церемонной обстановки – как не бывало.
- Тацуха, - недовольно произносит отец. – Что за поведение?
А тот смотрит на любимого брата широко раскрытыми, сияющими от счастья глазами, и светится неудержимой улыбкой.
- Наконец-то ты приехал! – восклицает он и снова прижимается, утыкаясь носом в ямку между шеей и плечом. – Я так скучал…
На невозмутимом лице блондина появляется ответная улыбка.
- Я тоже по тебе скучал, Тацуха, - он целует брата в волосы и чуть отстраняется. – Ты так вырос…
В неярких лучах утреннего солнца, расчертившего дощатый пол просторной спальни золотистыми прямоугольниками, плясали пылинки. В углу комнаты на татами лежал юноша. Свободно откинутая в сторону изящная рука, прикрытые длинными ресницами веки…
Возвращение в отцовский дом, где жизнь течет размеренно, однообразно и неторопливо, подчиняясь вековым традициям. Старомодная обстановка, воспитанные в строгости сыновья… положение священника обязывает. Светловолосый порывистый Юки и темноволосый застенчивый Тацуха. Непохожие, как день и ночь, дополняющие друг друга как инь и ян… С самого рождения Тацухи они были близки так, как могут быть близки два брата. У них были свои секреты, свои тайны. Как вот эта…
Тацу не отличался крепким сложением, и обычно под утро страшно замерзал. Но на этот счет отец был непреклонен. Его сын будет спать, как спали все его предки, на жестком татами под легкой простыней… Но мальчик, хоть по внешности и больше походивший на японца, чем его старший брат, никак не мог привыкнуть к холоду. «Дурная наследственность», - цедил сквозь зубы отец. Это – об их матери, которую младший не помнил совсем, а старший - очень смутно, как размытый образ. Помнил ее ласковые руки и нежный голос… и золото длинных волос. Разговоры об «этой женщине» в доме были строго-настрого запрещены, даже ее имени сыновья не знали. Эйри предполагал, что, по всей видимости, она не была японкой, но вот зачем она вышла замуж за отца - если вообще вышла, - а затем оставила его, двух мальчиков и старшую дочь – так и оставалось тайной.
И у двух братьев тоже была своя маленькая тайна. Обычно под утро Эйри слышал тихий шорох отодвигаемой ширмы, а затем - легкие шаги маленьких ножек: Тацу старался ходить бесшумно. Малыш забирался к старшему брату под одеяло и обнимал его, весь дрожа. Эйри помнил это ощущение – хрупкое тельце трехлетнего малыша, его ручки, обвившиеся вокруг шеи, тихий шепот: «привет, Эйи…» Самому Эйри уже страшно много – девять. И неясное стремление: оградить, защитить… Он зарывался носом в темные растрепанные пряди, укутывал плотнее их обоих, согревая своим теплом, и незаметно они засыпали, обнимая друг друга.
Это было их секретом…
Тихий шорох отодвигаемой ширмы. Эйри открыл глаза. Мальчик в светлом кимоно неслышно скользнул к постели и одним движением оказался под одеялом. И прямо перед лицом Эйри увидел смеющиеся темные глаза.
- Привет, Эйри, - тихо сказал Тацуха.
- Привет, ommitchi, - шепнул тот в ответ.
- Можно мне…? – лукавый взгляд из-под черной челки.
- Ты же уже взрослый, Тацу, - улыбнулся старший. – Неужели до сих пор не привык?
Мальчик неопределенно пожал плечами и прильнул к брату, обнимая его за шею.
- Я хотел… как раньше, - прошептал он. – С тобой… тепло.
Эйри улыбнулся и чуть подвинулся, чтобы братишке было удобнее, одной рукой обхватил за плечи, другую запустил в густую шевелюру, неторопливо поглаживая. Тот счастливо вздохнул.
- Я скучал… - сказал Тацуха куда-то в шею брату, и от его дыхания стало щекотно…- Я так рад, что ты приехал…
Он прижался сильнее, в неосознанном стремлении слиться, быть ближе, переплел ноги с ногами Эйри, крепко обнял, так что тот чувствовал каждый изгиб, каждую впадинку его вытянувшегося и еще немного нескладного тела.
Счастье… Он на самом деле вернулся домой. Хотя в Америке Эйри редко вспоминал своего младшего брата, Тацуха был тем единственным, ради которого действительно стоило возвращаться.
- Я тоже рад, ommitchi, - прошептал он, закрывая глаза.
«…он неподвижно сидел за столом, судорожно сжимая пальцы, комкая обрывок пожелтевшего листа, на котором изящным женским почерком было набросано несколько слов. Взгляд был устремлен прямо перед собой, брови сведены к переносице в гримасе отчаяния, словно Ричард стремился увидеть сквозь пространство и время тот светлый образ, когда-то безумно любимый, а теперь проклятый. Растоптанный. Мертвый.
Он закрыл пальцами веки…»
Неожиданно раздавшаяся громкая музыка заставила его вздрогнуть.
tooku de me o hikarasete mezameru monotachi matte iru
yoru no jouheki sasowarete utsurisumu mure no nukegara ni…
Юки недовольно поджал губы. Отца не было дома - вместе с двумя служителями он отправился в храм, - и младший брат отрывался на всю катушку, слушая на полной громкости записи любимой группы. Тацуха был фанатом группы Nittle Grasper и во всем стремился походить на своего кумира – Сакуму Рюичи. Даже прическу сделал себе такую же, как у него. Засматривал до дыр кассеты с записями интервью, концертов, копировал его жесты, интонацию, движения…
Не то, чтобы Эйри особенно возражал, тем более, что с клавишником группы Томой Сегучи его связывали давние дружеские отношения, но сейчас бьющие в барабанные перепонки электронные басы дьявольски мешали сосредоточиться. И кричать брату, чтобы он сделал потише, все равно бессмысленно – когда Тацу слушал любимую музыку, для него не существовало ничего на свете.
umarekawareru anata yo hitori hohoemanaide hitomi o irodoru
nozonda sekai ga totsuzen hai ni natte mo kiseki ni mada meguriaeru …
С ненавистью посмотрев на незаконченный текст, Юки решительно захлопнул ноутбук и поднялся.
- Тацуха! – выкрикнул он, распахивая дверь в комнату брата. Шквал звуков обрушился на него, заставив поморщиться.
Мальчишка носился по комнате, пританцовывал, старательно подпевал в расческу, исполнявшую роль микрофона, и даже не заметил взбешенного Эйри. В этот момент Рюичи на экране телевизора сбросил рубашку и швырнул ее в море беснующихся фанатов, мгновенно растерзавших ее на лоскуты. Тацуха проделал то же самое, содрав с себя футболку и, не глядя, запустил ее прямиком в лицо брату. Повернулся, допевая последние строки…. и вздрогнул всем телом от неожиданности.
Юки прошел через комнату и выключил центр. В первое мгновение тишина была настолько же оглушающей, как и громкая музыка. Тацуха широко улыбнулся.
- Эйри! Ты меня напугал! – он потер обнаженные предплечья и переступил с ноги на ногу. – Я тут…
Блондин невозмутимо подал мальчику его майку.
- Больше никогда не смей так громко включать музыку, когда я работаю, - отчеканил он, наблюдая, как на счастливом личике брата появляется обиженно-недоуменное выражение.
- Эйри, но я… - растерянно произнес он.
- И я не намерен повторять дважды, - холодно сказал Юки и направился к двери.
Тацуха смотрел ему вслед, прикусив нижнюю губу.
- Эйри, я же не знал…
Тот молча задвинул ширму.
Сумерки. В верхушках деревьев запутался ветер. Поверхность искусственного озерца чуть рябила – словно крошечный кораблик, плыл упавший с дерева зеленый лист. Юки, обув легкие сандалии, неслышно ступал по выложенной обкатанными камнями дорожке к чайному домику.
Он так и не написал ни строчки после того, как отчитал брата. Перед ним все время стоял этот образ –темные глаза Тацухи наполняются слезами, и от обиды чуть заметно дрожат губы. Эйри никогда раньше не был с ним так резок. За ужином братишка сидел, не поднимая глаз, и едва дождался позволения отца, тут же исчез из дома.
Но Юки знал, где можно найти мальчика.
Тацуха сидел на крыльце чайного домика, обхватив себя руками и опустив голову.
Блондин тихо подошел и опустился рядом. Медленно тянулись мгновения, отмеряя минуты, заволакивая все вокруг вечерним полумраком и наполняя их души теплом близости. Безмолвное – «прости», молчаливое – «да».
Наконец Тацуха нарушил молчание.
- Что с тобой происходит, Эйри? – тихо спросил он.
- Ты о чем? – скосил глаза тот. Мальчик упорно не поднимал головы.
- О том… Ты вернулся… такой странный… – он вздохнул, - так изменился. Взгляд… другой. Как у статуи Будды в храме отца…
Юки похолодел, до боли сцепив пальцы. Он и не думал, что братишка столь наблюдателен. А Тацуха продолжил:
- Ты не спишь ночами, я все время вижу свет в твоей комнате. Куришь, ходишь из угла в угол, ты больше не улыбаешься… - едва слышный голос мальчика почти сливался с шелестом ветра. – И это странное имя… - он резко поднял голову, и Юки замер, застигнутый врасплох его темным, не по-детски проницательным взглядом. – Ты говоришь, это для твоих книг, но… - он наклонился ближе и схватил брата за руку. – Эйри, расскажи мне! Это ведь после Америки ты стал таким! Что с тобой там… произошло? Пожалуйста… - почти жалобно выдохнул он.
Блондин сделал над собой усилие и попытался улыбнуться, благодаря всех богов за то, что на улице темно, и Тацуха не увидит напряженного выражения его лица. Он осторожно привлек к себе мальчика.
- Ничего не случилось, ommitchi, - стараясь выдерживать ровный тон, тихо сказал Юки и поцеловал брата в волосы. Тот облегченно вздохнул, обвил руками, прижался всем телом, уткнулся лицом в грудь… Но тут же поднял голову.
- Ты не врешь мне? – серьезно спросил он, пытаясь разглядеть в темноте лицо брата. Тот взъерошил отросшую челку Тацу.
- Нет, - спокойно ответил он. – Это все… мой роман. Я поэтому так нервничаю, а ты зря беспокоишься, глупый…
- Правда? – неуверенно улыбнулся Тацуха. – Ох, я так переживал, так переживал, Эйри! Ты все время такой серьезный, странный, не смеешься, я боялся, вдруг у тебя что-то плохое случилось, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось…
- Тш-шшшш… - нежно отозвался Юки.
Несколько минут они сидели в молчании. Тацуха грелся в объятиях брата, а Юки смотрел в темноту. «Ох, ommitchi, если бы ты знал…» Словно наяву он увидел светло-карие глаза, услышал свой собственный счастливый смех, и радостный вопль: «Юки-ииии!» А потом - кровь на полу, застывающее в его объятиях тело… «Что же ты наделал, ведь я тебя так любил…»
- Эйри? – из воспоминаний вырвал его голос младшего брата.
- Что?
- Хочешь, я тебе что-то расскажу? – заговорщическим тоном прошептал Тацуха. – Только поклянись, что никому-никому не скажешь!
- Клянусь, - отозвался Юки.
- Эйри, - Тацуха прильнул ближе и зашептал: горячо, сбивчиво, торопливо, - Я влюбился, Эйри... Правда-правда! Мне никто не нужен, кроме него, он такой замечательный, лучше всех, такой красивый, он так поет, Эйри… я ему писал, но наверное, письма теряются, я не получил ответа, но мне все равно, я буду его всю жизнь любить, честно-честно!
- Он? – непослушными губами выговорил Эйри. Слова брата отозвались в теле странной дрожью.
- Да… - виновато прошептал Тацуха. – Я только тебе могу сказать… Это дурно, да? Любить другого мужчину? Я знаю, отец не поймет, он все время говорит, что мы должны жениться и продолжить род… Но… вот в древности самураи, знаешь, я мог бы… Ну… ты… Только ведь я его действительно люблю… Эйри, это плохо?
Старший молчал, застыв.
- Нет. Это не плохо, если тот, кого ты любишь, действительно отвечает тебе взаимностью… Кто он, Тацуха? – наконец ровным тоном произнес тот. Мальчик опустил голову.
- Сакума Рюичи… - ответил он. – Я вот тут подумал… Ты же дружишь с Сегучи-саном, может, напишешь ему, пусть он скажет про меня Сакума-сану…
От внезапного облегчения Эйри едва не рассмеялся. Конечно. Его глупый братишка влюбился в эстрадную звезду. А уж он-то подумал…
- Дурачок, - он нежно погладил его по волосам. – Не обижайся, но у Рюичи тысячи фанатов по всему миру, неужели ты думаешь…
Тацуха недовольно отстранился.
- Я не дурачок, - глухо сказал он в сторону. – И я… я же не такой как они все! Я его правда люблю! Эйри, ну пообещай, что напишешь Сегучи-сану! Прошу тебя! Ну что тебе стоит! Всего один раз, я не прошу о большем!
Юки закатил глаза.
- Хорошо, хорошо… - в конце концов, это обычный фанатизм, подростковая влюбленность, Тацуха обязательно это перерастет, а пока…
- Правда?! – мальчик чуть не подпрыгнул.
- Правда, - твердо ответил Эйри. Тацуха восторженно воскликнул: «Ура!!» и кинулся брату на шею. Блондин, невольно улыбнувшись, крепко обнял его. И вдруг мальчик отстранился.
- Слушай… - нерешительно начал он.
- Что? – отозвался Юки.
– Я еще… никогда не целовался… - смущенно сказал Тацуха. – А если… Ты можешь меня научить?
- Что?! – Эйри отодвинулся. – С ума сошел?
Брат молча смотрел на него. Чувствуя, что еще немного, и он просто взорвется, старший резко встал и достал из кармана пачку сигарет. Глубоко затянувшись и вернув себе подобие спокойствия, он повернулся к Тацу.
Тот так и сидел на ступеньках, нахохлившись, как мокрый птенец. И внезапно Эйри стало его жаль. Это было... словно отражение, будто он вернулся на три года назад, и увидел себя самого. Юного, влюбленного, глядящего на мир сквозь розовые очки…
- Что за идеи, ommitchi? – покачал он головой.
- Я подумал, - угрюмо, но решительно произнес Тацуха, - что лучше ты меня научишь, чем потом надо мной будут смеяться…
Эйри закатил глаза. Господи, как же трудно с этими детьми!
- Целуй того, кто тебе действительно нравится, - серьезно сказал он.- И ручаюсь, что он не будет над тобой смеяться…
Тацуха ничего не ответил, и старший понял, что мальчик ему не поверил.
Шагая бок о бок, они пошли по заросшей тропинке обратно к дому.
В сотый раз перевернувшись на другой бок, Юки чертыхнулся и сел на постели. Уснуть не удавалось, разговор с братишкой нежданно всколыхнул в нем бурю воспоминаний и чувств, которые, как он считал, были уже давно похоронены в прошлом. Но сейчас они, словно свора взбесившихся псов, терзали его сознание, раздирали душу, уничтожая спокойствие: плод таких долгих усилий…
Поняв, что сегодня уже не уснет, Эйри поднялся и решил пойти за водой, смочить пересохшее горло.
Проходя по темному коридору, он заметил, что дверь в комнату брата чуть приоткрыта, и едва протянул руку, чтобы закрыть створку, как внезапно раздавшийся тихий стон пригвоздил его к месту.
Первой мыслью было: «Тацу плохо, и он не может позвать на помощь…», но следующий стон, громче предыдущего, полный какой-то сладкой муки, опроверг его выводы. Словно завороженный, он подошел ближе, еще не отдавая себе отчета в том, что собирается сделать - закрыть дверь, чтобы никто не услышал, как Тацу… или войти внутрь, чтобы увидеть … Боги, Эйри, о чем ты думаешь?! Теперь помимо тихих, приглушенных стонов, словно мальчик зажимал себе рот ладонью, он различил другие звуки – шелест простыней, судорожные всхлипы: «Рюи-иичии…»… О боже…
Резко развернувшись, Эйри быстро направился к выходу. Воздух улицы охладил его разгоряченное лицо и, опершись о бамбуковую подпорку, блондин глубоко вздохнул и поднял глаза. «Равнодушные звезды… вам нет дела до влюбленных детей».
Когда он шел обратно в свою комнату, в доме царила полная тишина.
«…На встрече глав государств Японии и Америки были …»
«…сегодня мы расскажем вам об интереснейшем создании - ехидне…»
Юки с безразличным видом переключал каналы телевизора, полулежа на диване в комнате Тацу - единственной во всем доме, что была обставлена современно. Компьютер, телевизор, музыкальный центр. Отец не допускал и мысли о новой обстановке в других комнатах.
В окне показалась темная взлохмаченная голова.
- Эйри!!! – завопил Тацуха, – включай скорее MTV, сейчас начнутся музыкальные новости! – в руках у брата был большой глиняный кувшин, отец просил принести для храма ароматического масла. – Я сейчас приду!
Блондин обреченно закатил глаза, нажал кнопку, и на экране появилось смазливое личико ведущей. Юки отложил в сторону пульт и поднялся, намереваясь дать младшему возможность насладиться своими новостями в одиночестве.
- Весь мир застыл в ожидании, - частила девушка, встряхивая белыми дредами, - правдивы ли слухи о распаде легендарной группы?
Эйри подошел к двери.
- Нам удалось взять интервью у клавишника Nittle Grasper Сегучи Томы, в аэропорту Нарита… - и, как вкопанный, Юки застыл на пороге, а затем резко обернулся. – Слово нашему специальному корреспонденту.
На экране появился Тома. Он был в темных очках, стоял, низко опустив голову, пряча лицо от вспышек фотокамер.
- Сегучи-сан! Легендарные Nittle Grasper распались, это правда?
Лицо Томы было спокойно, и лишь плотно сжатые губы, как отметил Юки, близко знавший его, выдавали волнение.
- Это правда, - невозмутимо ответил он.
Со стороны двери раздался тихий выдох, но Эйри не обернулся, вглядываясь в лицо друга на телеэкране, и прибавил громкость.
- Почему? Каковы причины? – надрывались корреспонденты.
Тома улыбнулся и поднял кверху ладонь.
- Никаких комментариев. Скажу лишь, что каждый участник бывшей группы Nittle Grasper намерен заняться своим собственным проектом…
- Сегучи-сан, говорят, что причинами распада стали отказ Сакума-сана от выступления и его внезапный отъезд в Америку...
- Никаких комментариев, - невозмутимо повторил Тома.
На экране снова появилось лицо ведущей.
- Итак, сегодня уже доподлинно известно, что Сакума Рюичи, солист Nittle Grasper, ушел из группы, чтобы заняться собственным сольным проектом в Америке. Нам не удалось связаться с ним, по слухам, он обосновался в Лос-Анджелесе и уже начал работу над новым альбомом. Сегучи Тома выкупил звукозаписывающую компанию и намерен заняться продюсерской деятельностью, о планах Укаи Норико пока ничего не известно. Несомненно, распад Nittle Grasper - тяжелый удар для всех фанатов группы в Японии и за ее пределами… А теперь к другим новостям…
Юки выключил телевизор и повернулся к брату. А тот, зажимая рот ладонью, трясся, как в лихорадке. Он прислонился к косяку двери и медленно сполз на пол.
- Тацуха? – встревожено позвал Юки.
Мальчик поднял голову … И неожиданно разрыдался, уткнувшись головой в колени и стиснув кулаки.
- Почему… он… так… - различил Юки сквозь судорожные всхлипы.
- Господи, Тацу!
Эйри опустился на корточки рядом и коснулся плеча брата. А тот, будто подброшенный пружиной, вскочил, смотря перед собой совершенно дикими глазами.
- Нет!!! – вдруг завопил он, - Он не мог! Только не он!
- Тацуха, перестань, - резко сказал Эйри. – Истерикой ты ничего не изменишь. Это, в конце концов, просто глупо. На что ты надеялся, скажи на милость?
Лицо мальчика скривилось, он поднял ладони к лицу в отчаянном жесте, словно намереваясь что-то сказать… но не смог. Беспомощно всхлипнув, он вылетел из комнаты. С треском захлопнулась, стукнувшись о стену, ширма. А затем – приглушенные рыдания.
Встряхнув головой, Эйри пошел к себе.
Тацуха не вышел к ужину, но старший не придал этому особого значения, решив предоставить брата своему детскому горю. Отец снова отсутствовал, отправившись на церемонию в храм, так что объяснять никому ничего не пришлось. Но вечером в комнату Юки заглянула обеспокоенная служанка и сообщила, что у мальчика подскочила температура, и он в полубессознательном состоянии мечется по кровати и зовет какого-то Рюичи… вскочив, блондин помчался в комнату брата.
Тацуха лежал на скомканных простынях, судорожно и часто всхлипывая. Даже… не всхлипывал, слез уже не было. Что-то шептал пересохшими губами, впиваясь в льняную ткань побелевшими от напряжения пальцами.
- Тацуха… - Юки коснулся плеча братишки. Тот только судорожно выдохнул, дрожа всем телом. – Малыш… - блондин едва не силой оторвал мальчика от постели, в которую тот отчаянно вжимался, и обнял. – Ommitchi… ну что такое, хороший мой… - пробормотал он в темные спутанные волосы и поцеловал его в висок.
- Рюи-ичи… - выдохнул Тацуха, обхватывая брата тонкими руками и сжимая неожиданно сильно. – Рюи-ичи…
- Малыш… - Юки чуть отстранился. – Я Эйри, - с беспокойством сказал он, вглядываясь в темные мутные глаза, и положил ладонь на горячий лоб мальчика. – Ты не узнаешь меня?
- Эйри… - губы младшего задрожали. – Как он мог... – простонал он, снова кидаясь на шею брату. – Я его так люблю… А он меня бросил… Эйри, пожалуйста… Пожалуйста… не уходи…
- Что ты, маленький.. – прошептал тот, обнимая горячее мальчишеское тело. – Не уйду, конечно…
- Рюичи… - всхлипнул Тацуха, комкая в пальцах рубашку Юки, и вдруг жарко, горячо зашептал ему в ухо, - я сделаю для тебя все, что захочешь, буду чем захочешь, только не отталкивай, позволь мне…
- Тацу.. – начал было Эйри, но тут к его губам прижались пересохшие горячие губы, жарко, неумело, торопливо целуя. Вздрогнув, он отшатнулся. На него смотрели обезумевшие темные глаза.
- Эйри… - прошептал мальчик и снова разрыдался. – Эйри-иии…
Тот крепко обнял Тацуху, укачивая, словно тот все еще был ребенком.
- Ну тихо, тихо… - шептал он в ухо плачущему брату, - ну не надо, хороший мой, все образуется… Поспи, ommitchi, тебе сразу станет лучше…
Осторожно он уложил мальчика на кровать. Пальцы крепче стиснули его плечи.
- Ты не уйдешь? – прерывающимся голосом выговорил Тацуха. Старший чуть улыбнулся и вытер указательным пальцем дорожку, оставленную скатившейся по щеке брата слезой.
- Не уйду, - прошептал он и снова обнял его. Тот прильнул всем телом, судорожно обхватив Юки за талию и уткнулся лицом ему в грудь. Эйри легко поцеловал мальчика в лоб, уже не такой горячий, и с облегчением вздохнул. Они лежали, обнимая друг друга, и Тацуха незаметно для себя уснул, вздрагивая и что-то шепча пересохшими губами. А Юки нежно гладил черные спутанные пряди, вглядываясь в темноту. Как же они оказались похожи…
Его разбудило прерывистое дыхание и горячие руки, блуждающие по его телу. Еще не открывая глаз, Юки почувствовал знакомое сладкое томление, кто-то маленький и хрупкий прижимался к нему, лаская ладонями обнаженные плечи, покрывая поцелуями живот, и… это было так приятно. В полусне Эйри тихо застонал, запустив пальцы в чьи-то густые волосы, прижимая голову к своим бедрам. И… резко сел на постели, отталкивая своего нежданного любовника, внезапно вспомнив, кто находится рядом с ним. Не давая ему опомниться, Тацуха прильнул к нему, обнимая с неожиданной силой, полностью обнаженный. Он был горячим, как раскаленная печка, и старший понял, что у братишки снова поднялась температура, и похоже, он даже не осознает, кого целует…
- Пожалуйста, Рюичи… - шептал тот, ерзая по его бедрам, - Не уходи, Рюичи…
О, всемогущие боги… Юки стиснул зубы, лихорадочно раздумывая, как поступить. Отшвырнуть от себя малыша – у него снова начнется истерика. Уступить ему – черт… это еще хуже.
Приняв, наконец, решение, Юки обнял брата.
- Не уйду, мой хороший… - прошептал он, покрывая поцелуями пылающее лицо. Тацуха застонал и приоткрыл губы. – Не уйду, мой сладкий...
- Я тебя люблю, Рюичи… - всхлипнул мальчик. Эйри осторожно уложил его на постель.
- Я тоже люблю тебя, Тацуха, - тихо сказал Юки, гладя нежную кожу груди. Тот вздрогнул и выгнулся всем телом. – Тихо, тихо, малыш… - блондин прижался губами к ключице мальчика. - Все будет хорошо…
Застонав и вздрагивая всем телом, тот запутался пальцами в светлых волосах, крепко прижимая к себе Эйри.
- Рюичи…
- Я просто не могу в это поверить… - пожилой священник сидел, сложив руки на коленях, и лишь побелевшие крепко сжатые губы выдавали его ярость.
- Во что, отец? – Юки небрежно поднес ко рту сигарету. Он сидел на подоконнике, немного насмешливо разглядывая мужчину.
- Прекрати, Эйри, - прошипел тот. – То, что ты сделал, это отвратительно, это противно человеческой природе, это недостойно моего сына!
- Я ничего не делал, – Юки пожал плечами и затянулся.
- Не отпирайся, - едва сдерживаясь, выдавил отец. – Я вас видел. Едва я вернулся и узнал, что с Тацухой… А вы спали в одной постели!
- Мы с детства спим в одной постели, - устало выдохнул Юки. – Если это все, что ты хотел мне сказать, я пожалуй, пойду.
- Ты грязный недостойный человек, - стиснув зубы, процедил священник. – От тебя у меня всегда были одни лишь неприятности. С детства. А теперь ты еще и собственного брата сделал любовником! Единственное, что сможет спасти твою душу – это полный отказ от всех мирских благ, пост, молитва и уход в общину… Я даже готов посодействовать тебе в этом….
В светлых глаза Юки бушевала настоящая буря. Пока отец говорил, его лицо с тонкими аристократичными чертами медленно застывало, и сейчас напоминало ледяную маску.
- Ты все сказал? – ровным тоном произнес он. Прерванный на полуслове, священник замолк. Эйри поднялся.
- Я даже не желаю слушать этот бред, - глядя куда-то мимо отца, негромко сказал он. – И не собираюсь оправдываться. Ты всегда хотел от меня избавиться, и даже если я скажу, что между мной и моим братом ничего не было, это ничего не изменит, так ведь? Что ж, кажется, я слишком загостился… Сегодня же я уеду, - не повышая голоса, продолжил Юки. – Заберу самое необходимое, за остальными вещами пришлю позже…
И он стремительно покинул комнату.
Зайдя в спальню брата, он подошел к кровати. Тацуха крепко спал, утром ему сделали укол, сбив температуру.
- Поправляйся, ommitchi, - Эйри коснулся поцелуем его лба и отвел упавшие темные пряди. Мальчик тихо вздохнул во сне. – Увидимся…
И, кинув на Тацуху последний взгляд, он вышел.
Спустя час со двора выехала его машина. Отец не вышел проводить своего старшего сына, навсегда покидавшего родительский дом. Расставание было болезненным, но не настолько, насколько будет осознание собственной неправоты, и не настолько, насколько глубоко будет горе Тацухи, когда он узнает, что его любимый старший брат снова уехал. Но все это будет потом.
А сейчас Юки гнал на полной скорости по автостраде в сторону Токио, включив радио…
umarekawari no anata yo hitori hohoemanaide hitomi o irodoru
nozonda sekai ga totsuzen hai ni natte mo kiseki wa mada megurikuru
. todokanu hikari no yukue azayaka ni mau omoi o egakou
michibiku kotoba ga koborete shimawanu you ni utsuru toki o osorenaide
(sotto dakishimete zutto tsukamaete motto kokoro made kowasu you ni)
пел Рюичи.
Я не вернусь.
Illness_Illusion