Это было давно.
я долго не мог понять, что плюхнулось мне на руку. Я рассматривал это, трогал, даже нюхал. Я положил это на землю, это поползло. Я поймал это в ладонь и отвинтил лапки.
Листья уже осыпались. Рядом со мной белела осенняя вода, а я отвинчивал этому третью лапку.
Ко мне подошла Маша. Маша была сонная и красивая. Она спросила, что это. Я с радостью показал ей это и три лапки этого. Маша заплакала. Чтоб утешить Машу, я приложил все силы.
...Мы с Машей были знакомы три года. Она всегда плакала, или молчала, а чаще и то, и другое. Несколько раз в день она говорила, несколько раз - ела, еще реже-спала. Маша трепептно относилась к животным. Ее светлые руки всегда гладили какую-нибудь дохлую кошку или что-то в этом роде.
Маша терпеливо любила меня все эти три года. Когда мы поженились, Маша сошла с ума и ее увезли на берег Женевского озера.
Честно вам скажу, я недолго горевал по Маше. От нее у меня в палате остались сушеные паучьи лапки, срезанные с мертвых кошечек хвосты и много другого добра.
Я совсем не скучаю по моей жене. Только иногда, ночью, бывает, в мое окно стучится это. Я впускаю это, это садится ко мне на ладонь и мы разговариваем. Это показывает мне, как я был не прав тогда. Это просит вернуть три отвинченные лапки. Тогда я вспоминаю Машины слезы. Я сам начинаю плакать. Мне делают укол и это, расстроившись, улетает.