...летом 1943 года, Пётр Тодоровский - курсант Саратовского военно-пехотного училища. С 1944 года - командир взвода в составе 93-го стрелкового полка 76-й стрелковой дивизии 47-й армии Первого Белорусского фронта. Дошёл до Эльбы. Увиденное и пережитое в те годы навсегда запечатлелось в памяти молодого лейтенанта и затем не раз отражалось в собственных фильмах.

Из воспоминаний Петра Ефимовича:
"...из предыдущего выпуска нашего училища я после войны не встретил ни одного человека. Их бросили на фронт недоученными перед самым нашим прибытием. Все полегли на Курской дуге. А мы перед отправкой смогли пройти шестимесячный курс обучения. Зимой каждый день атаковали заснеженный овраг. Набарахтаемся в снегу, намёрзнемся, придём обледенелые, а печь одна, и к ней не протиснешься. Но человек – такая скотина, которая всё вынесет…

Я попал в 47-ю пехотную армию, которую называли «лесисто-болотистой». Сразу дали задание: вместе со связистом найти штаб (к концу дня наступление захлебнулось, связь с ротами нарушилась), восстановить связь, собрать всех, кто остался в живых, и начать рыть линию обороны.

К концу дня в окопе начало трясти - давали себя знать накопившиеся в течения дня впечатления, да и холодно было в одной гимнастёрке (шинель-то была обменена на продукты пока ехали в эшелоне).

"Вы, лейтенант, так не уснёте, - сказал оказавшийся рядом сержант-связист. - Пошли..." И мы поползли в другой окоп...

В окопе стоял усатый мужчина, его голова склонилась на сложенные кулаки. Он был мёртв... Так я впервые оказался рядом с убитым. Мы его с трудом вытащили - оказался двухметрового роста мужик. Еле-еле стянули с него шинель - она была совсем новая, английская. Сержант встряхнул её, ножом соскоблил запекшуюся на спине кровь и, протянув мне, сказал: "Носите на здоровье!" Я надел шинель. Полы - почти до земли, длиннющие рукава. Но и это неудобство было убрано с помощью ножа сержанта. В этой шинели я дошёл до Вислы, пока однажды меня не увидел командир полка: "Это что за чучело?!" И мне выдали новую, русскую шинель. Хотя и было такое поверье, что если носишь вещи с убитого, то обязательно погибнешь, в этом случае мне просто повезло. А ранило и потом контузило уже в той, новенькой шинели..."

..не успели мы выставить орудия, как накрыли нас. На горе был наблюдатель, который корректировал огонь. Один расчёт вдребезги вместе с людьми. Тогда меня и ранило. Чуть пониже – снесло бы череп. Хотя, может, этот приказ был обыкновенной глупостью. Мы к 1944 году хоть и научились воевать, всё равно идиотизма и бессмысленных смертей было много. Те же высоты, которые брали в лоб вместо того, чтобы обойти справа и слева, – тогда немцы сами бы с них побежали. Про одну такую высоту на Украине, вернее, курган возле реки, на котором положили пятьдесят тысяч человек, мне говорили, что «в Миуссе аж вода стала червоной».

1944 год, граница с Польшей. Наступление полка, в который я прибыл, захлебнулось. Командир говорит: «Видишь насыпь со сгоревшими вагонами? Где-то под ними комбат. Непонятно, что происходит, надо установить связь».

До насыпи метров триста. Я побежал. Слышу, как около уха свистят одиночные пули – снайпер бьёт. Выскочил на насыпь – начался артобстрел. Я упал под вагоны, зарылся лицом в землю, закрыл голову руками. Особенно страшно было, когда осколки лязгали о железо…

Наша 47-я армия вышла на Эльбу с боями. Перед нами — мост через реку. Немцы, отстреливаясь, переправлялись к американцам, которые стояли на той стороне. Каждому солдату выдали пачку патронов — всё нужно было выпустить по немецкой стороне. Против нас к тому же выставили огромное количество артиллерии... Но утром 8-го река вдруг затихла. Мы вышли на берег и были в самом прямом смысле слова оглушены тишиной. Да-да, именно оглушены тишиной...

Птиц и зверюшек мы уже бог знает сколько времени тогда не слышали. Тут наступила действительно полная тишина. Река, которая именовалась у нас водной преградой, вдруг стала обычной рекой. Мы сняли свои грязные портянки, завшивленные телогрейки и полезли в воду. Именно в этот момент вдруг стало понятно, что такое счастье. Оно заключалось в том, что мы остались живы... У меня даже есть сценарий на эту тему. Я его назвал "Оглушенные тишиной". Но снимать его не буду. Марлен Хуциев уже сделал картину "Был месяц май", тоже по мотивам первых дней послевоенной тишины...

[357x500]