В качестве эпиграфа к фотографии сделанной не так давно на Ленина авеню:

"За столом оказался некий учёный, человек со вкусом, - он согласился с мнением маркизы. Потом заговорили о трагедии. Хозяйка спросила:

- Почему иные трагедии можно смотреть, но невозможно читать?

Человек со вкусом объяснил, что пьеса может быть занимательной и при этом не имеющей почти никаких литературных достоинств; он доказал в немногих словах, что недостаточно одного или двух положений, которые встречаются во всех романах и всегда подкупают зрителей, - надо ещё поразить новизной, не отвращая странностью, подчас подниматься до высот пафоса, всегда сохраняя естественность, знать человеческое сердце и заставить его говорить, быть большим поэтом, но не превращать в поэтов действующих лиц пьесы, в совершенстве знать родной язык, блюсти его законы, хранить гармонию и не жертвовать смыслом ради рифмы.

- Кто не соблюдает этих правил, - продолжал он, - тот способен сочинить одну-две трагедии, годные для сцены, но никогда не займёт места в ряду хороших писателей. У нас очень мало хороших трагедий. Иные пьесы - это идиллии в диалогах, неплохо написанные и неплохо срифмованные; другие - наводящие сон политические трактаты или отвратительно многословные пересказы; некоторые представляют собою бред бесноватого, изложенный бессвязным, варварским слогом, с длинными воззваниями к богам, потому что автор не умеет говорить с людьми, с неверными положениями, с напыщенными общими местами.

Кандид слушал эту речь внимательно и проникся глубоким уважением к говоруну; а так как маркиза позаботилась посадить его рядом с собой, то он наклонился к ней и шёпотом спросил, кто этот человек, который так хорошо говорил.

- Это учёный, - сказала дама, - который не играет; вместе с аббатом он иногда приходит ко мне ужинать. Он знает толк в трагедиях и в книгах и сам написал трагедию, которую освистали, и книгу, которую никогда не видели вне лавки его книгопродавца, за исключением одного экземпляра, подаренного им мне.

- Великий человек - сказал Кандид. - Это второй Панглос. - Затем, обернувшись к нему, он спросил: - Вы, без сомнения, думаете, что всё к лучшему в мире физическом и нравственном и что иначе не может и быть?

- Совсем напротив, - отвечал ему учёный, - я нахожу, что у нас всё идёт навыворот, никто не знает, каково его положение, в чём его обязанности, что он делает и чего делать не должен. Не считая этого ужина, который проходит довольно весело, так как сотрапезники проявляют достаточное единодушие, всё наше время занято нелепыми раздорами: янсенисты выступают против молинистов, законники против церковников, литераторы против литераторов, придворные против придворных, финансисты против народа, жёны против мужей, родственники против родственников. Это непрерывная война.

Кандид возразил ему:
- Я видел вещи и похуже, но один мудрец, который имел несчастье попасть на виселицу, учил меня, что всё в мире отлично, а зло - только тень на прекрасной картине.

- Ваш висельник издевался над людьми, - сказал Мартен, - а ваши тени - отвратительные пятна.

- Пятна сажают люди, - сказал Кандид, - они никак не могут обойтись без пятен."

/Вольтер. "Кандид, или оптимизм", глава 22 "Что случилось с Кандидом и Мартеном во Франции "/


[показать]