Весь день я был не свободен. Не отвечал на звонки и ни о чём не думал, потому что устал и мне никто не мешал, когда я всё-таки прилёг на диван…

Потом встал. Опрокинул по ходу дела одну из венских банкеток стиля modern, приобретённых у мужика в солдатском зелёном бушлате на “блошинном” рынке Питера кажется лет семь тому назад, или девять? Не важно...

А я ведь помнил - на бушлате его совсем не было пуговиц. При этом он беспрестанно моргал и то и дело запахивал правый отворот бушлата под левый и зябко поёживался при каждом порыве чуть солоноватого и влажного питерского ветра. Ах, до чего же отчаянно ярко блистала бляха на подпоясывающем этот бушлат ремне! Мне вдруг очень захотелось, чтобы всенепременнейше пришла зима и никогда не кончалась… И чтобы снег тихо падал такими понятными добрыми хлопьями, что все псы на земле, и домовые и бездомные, одновременно сели бы посреди этого великолепного снеготворения и забавно ловили своими жаркими пастями совсем не колкую снежность…

Именно тогда во мне проснулась эта, давно не бритая нежность… Она заросла так основательно, что будь у меня хоть какое-то подобие собачьего хвоста, я бы также дружелюбно махал им при каждой новой встрече без какого бы то ни было корыстного расчёта на взаимность, даже кошкам… Желание не осуществилось. Тот мужик почему-то прикинулся немым. Глаза его выдавали. Под чистую. Они как-то очень правильно смотрели в заранее выбранную точку и слегка оправдывались, что ли...

Вот на этом самом месте всё и началось. Я неожиданно понял – вердиктом всех бывших до меня судеб, судьба моя, дремавшая до этого момента тревожным сном уже всё понимающего котёнка, щенка, птенца, малыша, была как-то враз оправдана и тёмная клоака очередного, одного из немногих миллионов приютивших меня подъездов, внезапно благодарно озарилась тёплым лучезарным светом поистине вселенского масштаба.

На банкетке лежало много чего – медное кольцо попугая одноногого Билли Бонса, созвездие Южного Креста, найденное мною очень нечаянно почти три месяца назад на несуществующих уже дощатых тротуарах Ишима, белая варежка Агаты Кристи с добротно вышитой оранжевыми нитками ухмылкой Чеширского кота, лежащего на тёплой плите коринфского мрамора римской термы… Что ещё? Великолепный градусник аборигенов с архипелага Папуа Новая Гвинея, которым можно было без особого на то труда считать звёзды...

Там было много чего ещё, на этой самой банкетке, и, видимо, помимо меня, кто-то об этом уже знал, иначе я бы всё возвратил на свои законные места и, конечно же, обо всём произошедшем сказал совсем по-другому...

Ещё я помню, что поглядел потом в окно. Затем задёрнул шторы, чтобы снаружи стало чуть теплее, и только тогда понял, что наконец-то вышел в открытый космос… Лег на диван, и, наверно, уснул, потому что потолок вдруг вывернулся наизнанку и на меня щедро посыпались звёзды…

[показать]