Спасибо за запись. Пикуль действительно мастер в редком искусстве патриотического агитромана, столь необходимом и сейчас и всегда. Прошу прощения за объемную (без Вашего разрешения) вставку об адмирале Макарове: Такубоку Исикава Памяти адмирала Макарова Замолкни буря! Сложи свои крыла, что плещутся во мраке. Затихни, вопль ночной, стенанья Куро-Сиво У диких скал, рыданья демонов над бездною морскою. И вы, когорты вражьи и свои, Склоните долу ваши копья, Пред именем Макарова на миг притихнув: Сквозь рокот непокорный вод я призываю его имя. Он поглощён безумьем волн седых, Под ущерблённым месяцем далёкого Артура. Да снизит голоса всё сущее, да будет тишина Безлюдия пустынь пред мощью зимнего заката, Недвижности руин, оставленных циклоном. Внемлите: крик безмолвный исполнил небеса и землю. Прислушайтесь. Что это: злоба побеждённых, Иль ярость мрачных волн, готовых опрокинуть мир? Нет, нет! То – жизни песнь, звенящая величьем духа! Оно сверкало, ведь, в его прощальном взоре, Когда, деля судьбу с сражённым кораблём, Он погрузился в пену чёрную Артура И захлебнулся там кровавою волной. Увы! В величьи побеждённый, Макаров – так зовут тебя, Чужой страны воитель одинокий. Макаров – тот, кто до последней капли сил Боролся и нашёл конец безвременный в волнах пучины. Поэт неведомый Японии далёкой, В восточном море вражеской страны, Хотя и враг, но вспомнив о тебе, стеснённой грудью Источает крик: “Вы, демоны, падите ниц! Пред именем Макарова замолкните на время, Когорты вражьи и свои, склонивши долу ваши копья! О, ты, сражённый полководец, герой России одинокий, Ты, что зачислен в лик избранников войны! Суровый ветр уж распростёр Свои безжалостные крылья над тобою”. Когда заволочили тучи грозовые Восточной Азии просторный небосклон, И в Жёлтом Море буйная волна объяла хладом Печальные остатки кораблей Артура, Ты мужественно встал, призвавши имя Божье К судьбе своей страны, печалью осенённой. Так солнце на закате, оставя долгий путь средь облаков, В сияньи гордого величья шлёт последний луч Навстречу воплю гибельного мрака. Хвала тебе, великий чужестранец, Приявший на себя судьбы отчизны крест. Твой адмиральский флаг на мачте взвился Высоко солнцу встречь по ветру буйному Артура. О, Боже, кто мог знать, что этот флаг Поглотят волны чрез мгновенье И погребут на дне морском с судьбою родины твоей И с мощью, покорявшие народы мира! Апреля день тринадцатый! Не озаряло солнце Пасмурных небес. Зловещие неслися тучи И билось утреннее море у границ. Беснуйся море, рыдайте демоны! Падите на колена, когорты вражьи и свои! Пред именем Макарова склоните ваши копья! Вот тысячи громов запрыгали по волнам. Разрушен вдребезги могучий вал. И в тот же миг гигант сражённый – Властитель Моря Жёлтого – накренился корабль Над чёрной вспененною бездной. Скрестивши руки на груди, и гневным взором Сверля ликующий победою водоворот, Он тихо погрузился в волны, обагрённый Ручьями алой крови, великий адмирал! Судьбы стихия роковая, в извечном гневе что вздымаешь Смертельных волн зыбучие главы, И ты, хранитель тайны – Куро-Сиво, Своим разгулом у Артура поселивший В сердцах навеки жгучую печаль, Из мира бренного похитив навсегда В темницу мрачную границ неведомых своих И жизнь, и чаянья, и силу воли, — Какие знаки явите вы мне, Чтоб я узрел “свет жизни вечной”? Ужели столь ничтожны, как зрятся вашим взорам, И этот мир, и эта жизнь, потухшие мгновенно Под вашим гибельным натиском? Увы, увы! Омочены слезами все письмена истории тысячелетий. Над именем Макарова великим Прольюсь теперь и я дождём горючих слёз. На дне морском, в безбрежную обитель погрузясь, Лежит он, раной злой сражённый в грудь навеки, — В грудь, что питала мощь души великой, — И рану тяжкую свою оплакивать заставив мир. Но вновь сомненьем я охвачен: в чём тлен и вечность на земле? Быть может в тех слезах участия, что льются, Быть может в самой силе почитанья отражён Круговорота жизни вечной проблеск драгоценный? О, если так, мой друг Макаров, То я готов к борьбе земной. Мне утешеньем будет мысль, Что в каплях пылких слёз поэта И в силе его крика, зовущего по имени тебя, Жить будет истиною вечной и твоё имя, и мой стих. В притихший мрак июньской полуночи, Свечою сзади озарён, гляжу я, прислонясь к окну, И мысли тихие к тебе стремятся. И как живой, встаёшь пред взором ты, твой образ, Когда в последний миг ты взглядом усмирял волноворот смертельный. И никнет голова, и льются безудержно слёзы. Тебя уж нет в живых, но вечно будет жить В сердцах, которым дорог души великой образ, Твоего сердца доблестный порыв. Замолкни же, ночная буря И Куро-Сиво стон у диких скал! Падите ниц, затихнувши на время, Когорты вражьи и свои, пред именем Макарова: К нему я обращаю свой возглас пламенный. Он поглощён безумьем волн седых Под ущерблённым месяцем далёкого Артура. 20 июня 1904 г. С поклоном..

Иван_Меньшой, о, благодарю за это историческое свидетельство!