[336x525]
Недавно я наткнулся на стихи литовского поэта Юргиса Казимировича Балтрушайтиса и удивился, что я практически ничего о нем не слышал. Литовец по происхождению, он писал на родном языке только в начале и конце пути, и в литературе остался как русский поэт-символист. В годы учебы в Московском университете о нем уже шла слава как о полиглоте и гениальном лингвисте - Юргис был тогда студентом... естественного отделения физико-математического факультета. Жил всегда скудно и бедно, добывая на хлеб в поте лица (главным образом переводами Ибсена, Гамсуна, Стриндберга, Уайлда), а был женат на дочке одного из самых богатых российских купцов. (Миллионер И. Оловянишников не дал согласия на брак дочери с безвестным инородцем и лишил ее наследства). Марии, преданной своей спутнице, посвятил поэт стихи и книги.

Пока дитя не знает речи,
Оно не говорит и лжи -
Ты взрослый, в час житейской встречи
Язык немного придержи...

Он работал напряженно и сосредоточенно, поэзия была единственным смыслом существования, но при жизни вышли лишь два сборника: «Земные ступени» (М., 1911) и «Горная тропа» (М., 1912). Объявления о них появлялись в «Весах» с начала 1900-х, но только через десять лет поэт смог сказать жене: «Моя книга готова. Нужно только ее написать». Балтрушайтис, «коренной скорпионовец», вместе с С. Поляковым, Брюсовым, Бальмонтом создавший первое символистское издательство, напечатал свои книги тогда, когда уже стихали разговоры о «кризисе» и «конце» символизма.

Он был замкнут, молчалив, искал уединения: «сознанием своим я как-то совсем один», «я должен быть одиноким во что бы то ни стало». И постоянно находился в центре самых шумных кружков, суетной и суетливой литературной, издательской, театральной жизни. В комнате у него висела икона «благого молчания», к образу тишины он постоянно возвращался в стихах и письмах: «Молчание не есть пустая трата времени. Молчание - внутренний труд, время формирования мысли». Оно было услышано среди крика, шума, «сумятицы эпохи».