<1924>

Выступая на вечере, посвященном Есенину, Мейерхольду, Луначарскому (Москва, Центральный дом актера, декабрь 1967 г.), Е.А.Есенина свидетельствовала, что адресатом "Письма к женщине" - бывшая жена поэта, З.Н.Райх (запись выступления - в архиве Ю.Л.Прокушева). Зинаида Николаевна Райх (1894-1939) в 1924 году была актрисой Государственного театра им. Вс. Мейерхольда (ГосТИМ) и женой его руководителя. Печатные отклики на "Письмо к женщине" были немногочисленны. Анонимный рецензент усмотрел в нем (а также в "Письме от матери"), лишь "риторические объяснения" ("Красная газета", Л., 1925), тогда как В.А.Красильников назвал "Письмо..." "автобиографической исповедью" (журн. "Книгоноша", М., 1925). О "яростном попутничестве" поэта высказалось несколько критиков. Если В.Липковский писал, что "в эпоху диктатуры пролетариата, яростной борьбы за полную победу на идеологическом фронте опасно оставаться только попутчиком, хотя бы и "яростным"" (З. Вост., 1925), то И.Т.Филиппов (журн. "Лава", Ростов-на-Дону, 1925) и А.Я.Цинговатов отнеслись к этому высказыванию Есенина с сочувствием.

Русь. 1914 год. Сергей Есенин. Русь. Потонула деревня в ухабинах, Заслонили избенки леса. Только видно, на кочках и впадинах, Как синеют кругом небеса. Воют в сумерки долгие, зимние, Волки грозные с тощих полей. По дворам в погорающем инее Над застрехами храп лошадей. Как совиные глазки, за ветками Смотрят в шали пурги огоньки. И стоят за дубровными сетками, Словно нечисть лесная, пеньки. Запугала нас сила нечистая, Что ни прорубь - везде колдуны. В злую заморозь в сумерки мглистые На березках висят галуны. 2 Но люблю тебя, родина кроткая! А за что - разгадать не могу. Весела твоя радость короткая С громкой песней весной на лугу. Я люблю над покосной стоянкою Слушать вечером гуд комаров. А как гаркнут ребята тальянкою, Выйдут девки плясать у костров. Загорятся, как черна смородина, Угли-очи в подковах бровей. Ой ты, Русь моя, милая родина, Сладкий отдых в шелку купырей. 3 Понакаркали черные вороны: Грозным бедам широкий простор. Крутит вихорь леса во все стороны, Машет саваном пена с озер. Грянул гром, чашка неба расколота, Тучи рваные кутают лес. На подвесках из легкого золота Закачались лампадки небес. Повестили под окнами сотские Ополченцам идти на войну. Загыгыкали бабы слободские, Плач прорезал кругом тишину. Собиралися мирные пахари Без печали, без жалоб и слез, Клали в сумочки пышки на сахаре И пихали на кряжистый воз. По селу до высокой околицы Провожал их огулом народ... Вот где, Русь, твои добрые молодцы, Вся опора в годину невзгод. 4 Затомилась деревня невесточкой - Как-то милые в дальнем краю? Отчего не уведомят весточкой, - Не погибли ли в жарком бою? В роще чудились запахи ладана, В ветре бластились стуки костей. И пришли к ним нежданно-негаданно С дальней волости груды вестей. Сберегли по ним пахари памятку, С потом вывели всем по письму. Подхватили тут родные грамотку, За ветловую сели тесьму. Собралися над четницей Лушею Допытаться любимых речей. И на корточках плакали, слушая, На успехи родных силачей. 5 Ах, поля мои, борозды милые, Хороши вы в печали своей! Я люблю эти хижины хилые С поджиданьем седых матерей. Припаду к лапоточкам берестяным, Мир вам, грабли, коса и соха! Я гадаю по взорам невестиным На войне о судьбе жениха. Помирился я с мыслями слабыми, Хоть бы стать мне кустом у воды. Я хочу верить в лучшее с бабами, Тепля свечку вечерней звезды. Разгадал я их думы несметные, Не спугнет их ни гром и ни тьма. За сохою под песни заветные Не причудится смерть и тюрьма. Они верили в эти каракули, Выводимые с тяжким трудом, И от счастья и радости плакали, Как в засуху над первым дождем. А за думой разлуки с родимыми В мягких травах, под бусами рос, Им мерещился в далях за дымами Над лугами веселый покос. Ой ты, Русь, моя родина кроткая, Лишь к тебе я любовь берегу. Весела твоя радость короткая С громкой песней весной на лугу. <1914> --------------------------------------------------------------------------- Примечания "Новый журнал для всех", Петербург, 1915, N15047, 25 авгутса. На обороте автографа (ЦГАЛИ) рукой Есенина даны объяснения к ряду слов стихотворения: В погорающем инее - облетающем, исчезающем инее. Застреха - полукрыша, намет соломы у карниза. Шаль пурги - снежный смерч (вьюга) (зга) (мзга). Бласт - видение. С.Д.Фомин, член Суриковского кружка, вспоминал: "...в начале 1915 г., еще перед отъездом в Петербург, Есенин является к товарищам, где был и я, с большим новым стихотворением под названием "Русь". В тесной накуренной комнате все притихли. Зазвенел голос белокурого Сережи. <...> Читал Сережа с душой и с детски чистым и непосредственным проникновением в те события, какие надвигались на любимую им, мужичью, в берестяных лапотках, Русь. <...> Есенин стихотворением "Русь" <...> гигантски шагнул вперед. Этим стихотворением он и приобретает себе известность и имя" ("Памяти Есенина"). Один из первых печатных отзывов о поэме, принадлежащий З.Д.Бухаровой, был также проникнут впечатлением от авторского чтения: "И когда он начал с характерными рязанскими ударениями на "о" рассказывать меткими ритмическими строками о страданиях, молитвах, надеждах родной деревни ("Русь"), когда засверкали перед нами необычные по свежести, забытые по смыслу, а часто и совсем незнакомые обороты, слова, образы,- когда перед нами предстал овеянный ржаным и лесным благоуханием "Божией милостью" юноша-поэт,- размягчились, согрелись холодные, искушенные, неверные, темные сердца наши, и мы полюбили рязанского Леля". "Мы теперь уходим понемногу..." 1924 год. Сергей Есенин - "Мы теперь уходим ..." Мы теперь уходим понемногу В ту страну, где тишь и благодать. Может быть, и скоро мне в дорогу Бренные пожитки собирать. Милые березовые чащи! Ты, земля! И вы, равнин пески! Перед этим сонмом уходящим Я не в силах скрыть своей тоски. Слишком я любил на этом свете Все, что душу облекает в плоть. Мир осинам, что, раскинув ветви, Загляделись в розовую водь. Много дум я в тишине продумал, Много песен про себя сложил, И на этой на земле угрюмой Счастлив тем, что я дышал и жил. Счастлив тем, что целовал я женщин, Мял цветы, валялся на траве, И зверье, как братьев наших меньших, Никогда не бил по голове. Знаю я, что не цветут там чащи, Не звенит лебяжьей шеей рожь. Оттого пред сонмом уходящим Я всегда испытываю дрожь. Знаю я, что в той стране не будет Этих нив, златящихся во мгле. Оттого и дороги мне люди, Что живут со мною на земле. 1924 В рукописи ст. озаглавлено "Ровесникам", при первой публикации - "Памяти Ширяевца". Александр Вас.Ширяевец (наст. фам. Абрамов; 1887-1924) - поэт. "...Я вас полюбил с первого же мной прочитанного стихотворения",- писал ему Есенин еще 21 января 1915 г., и с той поры его дружеское расположение оставалось неизменным. Хотя Есенин с тех лет считал Ширяевца участником, как он писал, "нашего народнического движения", их личное знакомство состоялось лишь в 1921г., в Ташкенте. После переезда Ширяевца в Москву в 1922г. и возвращения Есенина из зарубежной поездки их встречи стали более частыми, но в ближайшее окружение Есенина он не вошел. 4 апреля 1924г. Ширяевец писал одному из своих друзей: "Дня три тому назад на Арбате столкнулся с Есениным. Пошли, конечно, в пивную, слушали гармонистов и отдавались лирическим излияниям. Жизнерадостен, как всегда, хочет на лето ехать в деревню, написал много новых вещей". Ширяевец умер 15 мая 1924г. от менингита. Болезнь была скоротечной, его внезапная кончина потрясла Есенина. Он тяжело переживал утрату, не верил в болезнь, считал даже, что Ширяевец отравился. Вместе с П.В.Орешиным и С.А.Клычковым вошел в состав "душеприказчиков по литнаследству" поэта. "Каждый труд благослови, удача..." 12 июля 1925 года. Сергей Есенин - "Каждый труд благослови..." Каждый труд благослови, удача! Рыбаку - чтоб с рыбой невода, Пахарю - чтоб плуг его и кляча Доставали хлеба на года. Воду пьют из кружек и стаканов, Из кувшинок также можно пить - Там, где омут розовых туманов Не устанет берег золотить. Хорошо лежать в траве зеленой И, впиваясь в призрачную гладь, Чей-то взгляд, ревнивый и влюбленный, На себе, уставшем, вспоминать. Коростели свищут... коростели... Потому так и светлы всегда Те, что в жизни сердцем опростели Под веселой ношею труда. Только я забыл, что я крестьянин, И теперь рассказываю сам, Соглядатай праздный, я ль не странен Дорогим мне пашням и лесам. Словно жаль кому-то и кого-то, Словно кто-то к родине отвык, И с того, поднявшись над болотом, В душу плачут чибис и кулик. 1925 Сестра поэта А.А.Есенина вспоминала: "В первой половине июля Сергей уезжает в деревню, или, как мы говорили, "домой". Дома он прожил около недели <с 10 по 16 июля>. В это время шел сенокос, стояла тихая, сухая погода, и Сергей почти ежедневно уходил из дома, то на сенокос к отцу и помогал ему косить, то на два дня уезжал с рыбацкой артелью, километров за пятнадцать от нашего села ловить рыбу. Эта поездка с рыбаками и послужила поводом к написанию стихотворения "Каждый труд благослови, удача!..", которое было написано там же, в деревне". "Не бродить, не мять в кустах багряных..." 1916 год. Сергей Есенин - "Не бродить, не ..." Не бродить, не мять в кустах багряных Лебеды и не искать следа. Со снопом волос твоих овсяных Отоснилась ты мне навсегда. С алым соком ягоды на коже, Нежная, красивая, была На закат ты розовый похожа И, как снег, лучиста и светла. Зерна глаз твоих осыпались, завяли, Имя тонкое растаяло, как звук, Но остался в складках смятой шали Запах меда от невинных рук. В тихий час, когда заря на крыше, Как котенок, моет лапкой рот, Говор кроткий о тебе я слышу Водяных поющих с ветром сот. Пусть порой мне шепчет синий вечер, Что была ты песня и мечта, Всё ж, кто выдумал твой гибкий стан и плечи - К светлой тайне приложил уста. Не бродить, не мять в кустах багряных Лебеды и не искать следа. Со снопом волос твоих овсяных Отоснилась ты мне навсегда. 1915-1916 С.А.Толстая-Есенина высказывала предположение, что "стихотворение было навеяно смертью одной девушки, которую Есенин любил в годы молодости в своем родном селе". Имелась в виду А.А.Сардановская. Предположение неверное (она скончалась позже, в апреле 1921 г.), но стихотворение действительно могло быть связано с А.А.Сардановской. Во второй половине июня 1916 г. Есенин, получив краткосрочный отпуск с воинской службы, ездил к себе на родину и там виделся с ней. Анна Алексеевна Сардановская (1896-1921) - юношеское увлечение поэта. Внучатая племянница отца Ивана (И.Я.Смирнова, священника села Константиново), она вместе с матерью, сестрой и братом часто приезжала к нему и, случалось, проводила в Константинове все лето. В 1918 г. она вышла замуж. Скончалась родами 7 апреля 1921 г. Не исключено, что с известием о ее смерти связан рассказ Есенина, записанный И.В.Грузиновым и отнесенный им к весне 1921 г.: "У меня была настоящая любовь. К простой женщине. В деревне. Я приезжал к ней. Приходил тайно. Все рассказывал ей. Об этом никто не знает. Я давно люблю ее. Горько мне. Жалко. Она умерла. Никого я так не любил. Больше я никого не люблю". "Не жалею, не зову, не плачу..." 1921 год. Сергей Есенин - "Не жалею, не ..." Не жалею, не зову, не плачу, Все пройдет, как с белых яблонь дым. Увяданья золотом охваченный, Я не буду больше молодым. Ты теперь не так уж будешь биться, Сердце, тронутое холодком, И страна березового ситца Не заманит шляться босиком. Дух бродяжий! ты все реже, реже Расшевеливаешь пламень уст О, моя утраченная свежесть, Буйство глаз и половодье чувств! Я теперь скупее стал в желаньях, Жизнь моя, иль ты приснилась мне? Словно я весенней гулкой ранью Проскакал на розовом коне. Все мы, все мы в этом мире тленны, Тихо льется с кленов листьев медь... Будь же ты вовек благословенно, Что пришло процвесть и умереть. 1921 В первой публикации было посвящено Сергею Клычкову. С.А.Клычков (1889-1937) - один из поэтических соратников Есенина. Печататься начал с 1906г., в 1911г. вышел его первый сборник "Песни". Ст. Клычкова стали известны Есенину еще в 1913-14гг. и были им восприняты как "близкие по духу". К этому времени, возможно, относится и начало их личного знакомства. Публикацией этого ст. началось сотрудничество Есенина в "Красной нови", где он за 1922-1925гг. напечатал более 30 произведений. С.А.Толстая-Есенина вспоминала: "Есенин рассказывал <...>, что это ст. было написано под влиянием одного из лирических отступлений в "Мертвых душах" Гоголя. Иногда полушутя добавлял: "Вот меня хвалят за эти стихи, а не знают, что это не я, а Гоголь". Несомненно, что место в "Мертвых душах", о котором говорил Есенин, - это начало шестой главы, которое заканчивается словами: "...что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть!". С первых печатных отзывов лейтмотивом большинства стт. стало признание высочайшего мастерства поэта и констатация появления в его стихах пушкинских мотивов. "О красном вечере задумалась дорога..." 1916 год. О красном вечере задумалась дорога, Кусты рябин туманней глубины. Изба-старуха челюстью порога Жует пахучий мякиш тишины. Осенний холод ласково и кротко Крадется мглой к овсяному двору; Сквозь синь стекла желтоволосый отрок Лучит глаза на галочью игру. Обняв трубу, сверкает по повети Зола зеленая из розовой печи. Кого-то нет, и тонкогубый ветер О ком-то шепчет, сгинувшем в ночи. Кому-то пятками уже не мять по рощам Щербленый лист и золото травы. Тягучий вздох, ныряя звоном тощим, Целует клюв нахохленной совы. Все гуще хмарь, в хлеву покой и дрема, Дорога белая узорит скользкий ров... И нежно охает ячменная солома, Свисая с губ кивающих коров. <1916> О чем бы ни писал Есенин, где бы ни был, судьба “страны березового ситца” всегда оставалась его радостью и болью. Для Есенина Русь немыслима без ее тихой, неброской, но такой живой природы, которая не просто присутствует в его стихах — она дышит, радуется, плачет. Стихотворение “О красном вечере задумалась дорога...” — прекрасное подтверждение этому. Оно было написано в 1916 году и принадлежит уже к периоду творческой зрелости Есенина (хотя поэту не исполнился еще двадцать один год). Уже в первых строчках появляется образ дороги, столь часто встречающийся в русской лирике. Для Есенина он неразрывно связан с темой родного дома, гроздьями “горящей” рябины — всем тем, что оставил он в родном краю и о чем не мог забыть: О красном вечере задумалась дорога, Кусты рябин туманней глубины. Изба-старуха челюстью порога Жует пахучий мякиш, тишины. Тихую задумчивость сельского пейзажа не нарушает даже сравнение “изба-старуха”. Напротив, оно придает ему оттенок сказочности, необычности. Второе четверостишие, на мой взгляд, имеет очень большое значение. Есенин передает особую пору, столь знакомую деревенскому жителю: поздняя осень, холод, когда мечтается о теплой избе и запахе домашнего хлеба. Но здесь же появляется и образ “желтоволосого отрока”, с интересом смотрящего “сквозь синь стекла... на галочью игру”. Не себя ли, только на пять-шесть лет моложе, вспомнил Есенин, не свои ли полудетские впечатления представил он? Следующие строчки привносят в стихотворение элемент таинственности. О ком же шепчет “тонкогубый ветер”, кто сгинул в тумане осенней ночи? Сначала мне показалось, что здесь говорится о смерти как о естественном завершении жизненного бытия, но потом на ум пришли другие строчки: “Не жалею, не зову, не плачу...”. Думаю, что и в этом • произведении речь идет о вечном движении жизни, о невозможности вернуться к себе прежнему, тому самому “желтоволосому отроку”: Кому-то пятками уже не мять по рощам Щербленный лист и золото травы. Как это похоже на другие строчки, написанные шесть лет спустя и за три года до гибели: Ты теперь не так уж будешь биться, Сердце, тронутое холодком, И страна березового ситца Не заманит шляться босиком. Однако в отличие от этих слов в анализируемом стихотворении нет подобной драматической завершенности: лирический герой еще не подошел к порогу своего увядания. Поэтому в последних строках стихотворения вновь возникает образ дороги как символ возвращения к родному очагу. Многочисленные олицетворения, встречающиеся в этом стихотворении, свидетельствуют о горячей любви поэта к отчему краю, к родной природе, народной культуре. Как и в сказках, былинах, песнях, пейзажные образы у Есенина “задумываются”, “шепчут”, “ласкаются” и “вздыхают”. Они символизируют неразрывную связь лирического героя с живым, вечно обновляющимся миром природы, который всегда питал и одухотворял творчество великого поэта. Это стихотворение, вместе с четырьмя другими, Есенин в середине октября 1916г. передал И.И.Ясинскому для публикации в Биржевых ведомостях, а 30 ноября 1916г. обратился к другому сотруднику редакции, А.Л.Волынскому, с просьбой "задержать" два из них ("О товарищах веселых..." и "О красном вечере задумалась дорога..."). Это связано с намерением автора издать цикл, состоящий из данных стихотворений, а также из ст. "Осень" и "Синее небо, цветная дуга..." в сборнике "Скифы" (сборник 1, Пг., 1917). Рецензент Д.Н.Семеновский писал: "За последние годы в русской поэзии появилась целая школа так называемых "поэтов-народников", ничего общего с народом, однако, не имеющих. Их творчество от подлинно народного творчества отличается так же резко, как опереточный мужичок в шелковой рубахе и плисовых шароварах отличается от настоящего мужика в рваной сермяге и с изуродованными работой руками. Их стихи - утрированный лубок, пряник в сусальном золоте". К числу таких поэтов рецензент относил Есенина. В качестве примера неудачных стихов он цитировал данное стихотворение, выделяя, в частности, выражение "мякиш тишины" (г. "Рабочий край", Иваново-Вознесенск, 1918). Были, однако, и одобрительные рецензии. "Отговорила роща золотая..." 1924 год. Сергей Есенин - "Отговорила роща золотая ..." Отговорила роща золотая Березовым, веселым языком, И журавли, печально пролетая, Уж не жалеют больше ни о ком. Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник - Пройдет, зайдет и вновь покинет дом. О всех ушедших грезит конопляник С широким месяцем над голубым прудом. Стою один среди равнины голой, А журавлей относит ветром в даль, Я полон дум о юности веселой, Но ничего в прошедшем мне не жаль. Не жаль мне лет, растраченных напрасно, Не жаль души сиреневую цветь. В саду горит костер рябины красной, Но никого не может он согреть. Не обгорят рябиновые кисти, От желтизны не пропадет трава, Как дерево роняет тихо листья, Так я роняю грустные слова. И если время, ветром разметая, Сгребет их все в один ненужный ком... Скажите так... что роща золотая Отговорила милым языком. 1924 По свидетельству А.А.Есениной, написано во второй половине августа 1924 г. во время приезда в Константиново: "В этот свой приезд Сергей спал в амбаре. Ему снова нужно было работать, а в риге нельзя было курить, опасно зажигать лампу. Работал Сергей очень много. Я помню, как часами, почти не разгибаясь, сидел он за столом у раскрытого окна нашей маленькой хибарки. Условия для работы были очень плохие... И несмотря на трудности, он упорно работал над "Поэмой о 36". Здесь же им было написано стихотворение "Отговорила роща золотая..."". Один из критиков русского зарубежья С.П.Постников в рецензии на несколько номеров "Красной нови", выделив стихи Есенина "как настоящую вещь, как подлинное художественное произведение", писал: "Теперь у Есенина наступает новый период. Устал он, видимо, озорничать. И в стихах появилось раздумье, а вместе с тем и форма стихов стала проще. Не только в приведенном стихотворении чувствуется это <выше цитировалась "Русь советская">, но и в стихах "На родине" и "Отговорила роща золотая". Не берусь утверждать, что настоящее настроение Есенина устойчивое, но, во всяком случае, оно теперь есть и является интересным периодом в развитии этого талантливого поэта". "Я помню, любимая, помню..." 1925 год. Сергей Есенин - "Я помню, любимая, ..." Я помню, любимая, помню Сиянье твоих волос. Не радостно и не легко мне Покинуть тебя привелось. Я помню осенние ночи, Березовый шорох теней, Пусть дни тогда были короче, Луна нам светила длинней. Я помню, ты мне говорила: "Пройдут голубые года, И ты позабудешь, мой милый, С другою меня навсегда". Сегодня цветущая липа Напомнила чувствам опять, Как нежно тогда я сыпал Цветы на кудрявую прядь. И сердце, остыть не готовясь, И грустно другую любя. Как будто любимую повесть, С другой вспоминает тебя. 1925 По словам С. А. Толстой-Есениной, существовал черновой автограф, который имел "посвящение - А. М. <Августе Миклашевской>. В дальнейшем посвящение было снято автором. Миклашевская Августа Леонидовна (1891-1977), актриса Камерного театра. Ей посвящен цикл "Любовь хулигана" - из семи стихотворений. С ней Есенин познакомился вскоре после своего возвращения из зарубежной поездки в августе 1923 г. Она была известной московской актрисой, с 1915 г. выступала на сцене Камерного театра, была занята в ведущих партиях: Сакунтала (в очередь с А.Г.Коонен), заглавная роль в "Принцессе Брамбилле", Арикия в "Федре" и др. В феврале 1923 г. Камерный театр отправился в длительную гастрольную поездку за рубеж. А.Л.Миклашевская осталась в Москве, поскольку ей некому было поручить своего пятилетнего сына. Во время знакомства с Есениным она уже не была актрисой Камерного театра, выступала на эстраде, играла в кабаре "Не рыдай", в театре "Острые углы" и т.п. После возвращения Камерного театра она осталась вне его, играла на различных московских и провинциальных сценах и вернулась в Камерный театр только в 1943 г. "На Кавказе". Сентябрь 1924 года. Сергей Есенин - НА КАВКАЗЕ Издревле русский наш Парнас Тянуло к незнакомым странам, И больше всех лишь ты, Кавказ, Звенел загадочным туманом. Здесь Пушкин в чувственном огне Слагал душой своей опальной: «Не пой, красавица, при мне Ты песен Грузии печальной». И Лермонтов, тоску леча, Нам рассказал про Азамата, Как он за лошадь Казбича Давал сестру заместо злата. За грусть и жёлчь в своем лице Кипенья желтых рек достоин, Он, как поэт и офицер, Был пулей друга успокоен. И Грибоедов здесь зарыт, Как наша дань персидской хмари, В подножии большой горы Он спит под плач зурны и тари. А ныне я в твою безглядь Пришел, не ведая причины: Родной ли прах здесь обрыдать Иль подсмотреть свой час кончины! Мне все равно! Я полон дум О них, ушедших и великих. Их исцелял гортанный шум Твоих долин и речек диких. Они бежали от врагов И от друзей сюда бежали, Чтоб только слышать звон шагов Да видеть с гор глухие дали. И я от тех же зол и бед Бежал, навек простясь с богемой, Зане созрел во мне поэт С большой эпическою темой. Мне мил стихов российский жар. Есть Маяковский, есть и кроме, Но он, их главный штабс-маляр, Поет о пробках в Моссельпроме. И Клюев, ладожский дьячок, Его стихи как телогрейка, Но я их вслух вчера прочел — И в клетке сдохла канарейка. Других уж нечего считать, Они под хладным солнцем зреют. Бумаги даже замарать И то, как надо, не умеют. Прости, Кавказ, что я о них Тебе промолвил ненароком, Ты научи мой русских стих Кизиловым струиться соком. Чтоб, воротясь опять в Москву, Я мог прекраснейшей поэмой Забыть ненужную тоску И не дружить вовек с богемой. И чтоб одно в моей стране Я мог твердить в свой час прощальный: «Не пой, красавица, при мне Ты песен Грузии печальной». Сентябрь 1924, Тифлис В.А.Мануйлов рассказывал об одном из эпизодов своей беседы с Есениным (21 сентября 1924 г. в Баку): "Заговорив о Маяковском, Есенин заметно помрачнел. Он очень был обижен стихотворением "Юбилейное", написанным в тот год к 125-летию со дня рождения Пушкина. Маяковский <...> уничижительно отозвался и о Есенине." В этом стихотворении Есенин дал ответ Маяковскому. "Собаке Качалова" 1925 год. Сергей Есенин - СОБАКЕ КАЧАЛОВА Дай, Джим, на счастье лапу мне, Такую лапу не видал я сроду. Давай с тобой полаем при луне На тихую, бесшумную погоду. Дай, Джим, на счастье лапу мне. Пожалуйста, голубчик, не лижись. Пойми со мной хоть самое простое. Ведь ты не знаешь, что такое жизнь, Не знаешь ты, что жить на свете стоит. Хозяин твой и мил и знаменит, И у него гостей бывает в доме много, И каждый, улыбаясь, норовит Тебя по шерсти бархатной потрогать. Ты по-собачьи дьявольски красив, С такою милою доверчивой приятцей. И, никого ни капли не спросив, Как пьяный друг, ты лезешь целоваться. Мой милый Джим, среди твоих гостей Так много всяких и невсяких было. Но та, что всех безмолвней и грустней, Сюда случайно вдруг не заходила? Она придет, даю тебе поруку. И без меня, в ее уставясь взгляд, Ты за меня лизни ей нежно руку За все, в чем был и не был виноват. 1925 Артист московского Художественного театра В. И. Качалов (настоящая фамилия Шверубович), вспоминая первую встречу с Есениным, состоявшуюся весной 1925 года, пишет: " Часам к двенадцати ночи я отыграл спектакль, прихожу домой... Небольшая компания моих друзей и Есенин сидят у меня... Поднимаюсь по лестнице и слышу радостный лай Джима, той самой собаки, которой Есенин потом посвятил стихи. Тогда Джиму было всего четыре месяца. Я вошел, увидел Есенина и Джима - они уже познакомились и сидели на диване, вплотную прижавшись друг к другу. Есенин одною рукой обнял Джима за шею, а другой держал его лапу и хриплым баском приговаривал: "Что за лапа, я сроду не видал такой". Джим радостно взвизгивал, стремительно высовывал голову из подмышки Есенина и лизал его лицо; когда Есенин читал стихи, Джим внимательно смотрел ему в рот. Перед уходом Есенин долго жал ему лапу: "Ах ты, черт, трудно с тобой расстаться. Я ему сегодня же напишу стихи". К немалому удивлению хозяина Джима, поэт сдержал слово. Качалов вспоминает: "Прихожу как-то домой вскоре после первого моего знакомства с Есениным. Мои домашние рассказывают, что без меня заходили Есенин Пильняк и еще кто-то, кажется Тихонов. У Есенина на голове был цилиндр, и он объяснил, что цилиндр надел для парада, что он пришел к Джиму с визитом и со специально ему написанными стихами, но так как акт вручения стихов Джиму требует присутствия хозяина, то он придет в другой раз" Качалов вспоминал об одном визите к нему в гостиницу, произошедшем во время бакинских гастролей МХАТА в мае 1925 года: "Приходит молодая, миловидная смуглая девушка и спрашивает: "Вы Качалов?" - "Качалов", - отвечаю. "Один приехали?" - "Нет, с театром". - "А больше никого не привезли?" Недоумеваю: "Жена, - говорю, - со мной, товарищи." - " А Джима нет с вами?" - почти воскликнула. "Нет, - говорю, - Джим в Москве остался". - "А-яй, как будет убит Есенин, он здесь в больнице уже две недели, все бредит Джимом и говорит докторам: " Вы не знаете, что это за собака! Если Качалов привезет Джима сюда, я буду моментально здоров. Пожму ему лапу - и буду здоров, буду с ним купаться в море." Девушка передала записку и отошла от меня явно огорченная: "Ну что ж, как-нибудь подготовлю Есенина, чтобы не рассчитывал на Джима". В записке я прочитал: "Дорогой Василий Иванович. Я здесь. Здесь и напечатал стихотворение Джиму (стихотворение было напечатано в газете "Бакинский рабочий" в 1925 году N77, 7апреля). В воскресенье выйду из больницы ( болен легкими). Очень бы хотелось бы увидеть Вас за 57-летним армянским. А? Жму Ваши руки. С. Есенин".

В одном из писем 1920 он признавался: «Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжелую эпоху умерщвления личности как живого, ведь идет совершенно не тот социализм, о котором я думал… Тесно в нем живому, тесно строящему мост в мир невидимый, ибо рубят и взрывают эти мосты из-под ног грядущих поколений». В то же время Есенин работает над поэмами Пугачев и Номах. Фигурой Пугачева он интересовался уже несколько лет, собирал материалы, мечтал о театральной постановке. Фамилия же Номах образована от имени Махно – руководителя Повстанческой армии в годы Гражданской войны. Оба образа роднит мотив бунтарства, мятежного духа, свойственный фольклорным разбойникам-правдоискателям. В поэмах явственно звучит протест против современной Есенину действительности, в которой он не видел и намека на справедливость. Так «страна негодяев» для Номаха – и тот край, в котором он живет, и вообще любое государство, где …если преступно здесь быть бандитом, / То не более преступно, чем быть королем… Осенью 1921 в Москву приехала знаменитая танцовщица Айседора Дункан, с которой вскоре Есенин сочетался браком. Супруги отправляются за границу, в Европу, затем в США. Поначалу европейские впечатления наводят Есенина на мысль о том, что он «разлюбил нищую Россию, но очень скоро и Запад, и индустриальная Америка начинают казаться ему царством мещанства и скуки. В это время Есенин уже сильно пьет, часто впадая в буйство, и в его стихах все чаще звучат мотивы беспросветного одиночества, пьяного разгула, хулиганства и загубленной жизни, отчасти роднящие некоторые его стихи с жанром городского романса. Недаром еще в Берлине Есенин пишет свои первые стихи из цикла Москва кабацкая: Снова пьют здесь, дерутся и плачут / Под гармоники желтую грусть… Брак с Дункан вскоре распался, и Есенин вновь оказался в Москве, не находя себе места в новой большевистской России. По свидетельству современников, когда он впадал в запои, то мог страшно «крыть» советскую власть. Но его не трогали и, продержав некоторое время в милиции, вскоре отпускали – к тому времени Есенин был знаменит в обществе как народный, «крестьянский» поэт. Несмотря на тяжелое физическое и моральное состояние, Есенин продолжает писать – еще трагичнее, еще глубже, еще совершенней. Среди лучших стихов его последних лет – Письмо к женщине, Персидские мотивы, небольшие поэмы Русь уходящая, Русь бесприютная, Возвращение на Родину, Письмо матери (Ты жива еще, моя старушка?..), Мы теперь уходим понемногу в ту страну, где тишь и благодать… И, наконец, стихотворение Отговорила роща золотая, в котором сочетаются и истинно народная песенная стихия, и мастерство зрелого, много пережившего поэта, и щемящая, чистая простота, за которую его так любили люди, вовсе далекие от «изящной словесности:
Отговорила роща золотая
Березовым, веселым языком,
И журавли, печально пролетая,
Уж не жалеют больше ни о ком.

Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник –
Пройдет, зайдет и вновь оставит дом.
О всех ушедших грезит коноплянник
С широким месяцем над голубым прудом…
В 1925 Есенин пишет поэму Черный человек – страшную в своей горечи, отчаянии, неприятии собственной судьбы и страны, в которой он жил: …Этот человек проживал в стране самых отвратительных громил и шарлатанов. В конце декабря 1925 Есенин приезжает из Москвы в Ленинград. 27 декабря пишет собственной кровью свое последнее, предсмертное стихотворение: До свиданья, друг мой, до свиданья, / Милый мой, ты у меня в груди... В этой жизни умирать не ново, / Но и жить, конечно, не новей.
[699x494]
А в ночь с 27 на 28 декабря 1925 года, по словам поэта В.Ходасевича, «он обернул вокруг своей шеи… веревку от чемодана, вывезенного из Европы, выбил из-под ног табуретку и повис лицом к синей ночи, смотря на Исаакиевскую площадь». Посмертная судьба произведений Есенина в советской России во многом связана с большевистской идеологией. Особенно заметную роль в унижении и практически запрещении произведений поэта сыграли Злые заметки Н.Бухарина, где он, в частности, писал: «Идейно Есенин представляет самые отрицательные черты русской деревни, так называемого «национального характера»: мордобой, внутреннюю величайшую недисциплинированность, обожествление самых отсталых форм общественной жизни …». До середины 1950-х Есенина издавали редко. Многие его произведения распространялись в списках, ходили по рукам, на стихи Есенина создавали песни, которые были горячо любимы и хорошо известны в самых широких слоях общества. Издания: Есенин С. Собрание сочинений в 6 томах. Москва, 1977–1980.