Вчерашний день кончился 39 минут назад. Я не помню, как он начался. Скорее всего, со звонка будильника, как это происходит обычно. В трамвае попался билетик с пятью шестерками. Радовалась, что не с шестью. Дьявольский день. Чего-то все плакать порывалась, потом шампанское с коньяком пила… ах, да, это мамин день рожденья был, ей понравился мой подарок.
Я пригласила мою любимую девочку в чат, практически не надеясь, что она придет. В груди стало больно, когда я увидела ее ник. Прищуривала глаза, потому что все стало расплываться. Я истосковалась. День назад мы тоже должны были встретиться в чате, но она не пришла. Ей стало плохо. Она болеет.
Ее ник был грустным вчера. Я почувствовала это сразу, не успела она написать и фразы. Потом она начала писать мне, а в конце каждого предложения ставила многоточия вместо ее обычных восклицательных знаков. Моей вечно улыбающейся девочке не хотелось улыбаться. Я спросила ее о здоровье. Она сказала, что это не важно. Она не хотела говорить. А потом таки сказала. Что ложится в больницу, что неизвестно, выйдет ли она оттуда. Что она будет любить меня всегда, даже если умрет.
Мой малыш никогда не умел преувеличивать, наоборот, преуменьшал все, чтобы я не переживала. И тут мой малыш заговорил о смерти. Я наговорила кучу глупостей, что держись, что я не буду жить без тебя, что… что… что… Она все ставила многоточия. Тогда я написала что-то про выше хвост и про эти бесконечные точки, и появились восклицательные знаки. Я написала, что верю в ее выздоровление. А она толком даже не сказала, что с ней.
Потом мы прощались. Девочка опять говорила о ее любви ко мне даже на том свете. Мама смеялась, праздновала, а я сдерживала рыдания, чтобы не омрачать ей день рождения. Я сказала девочке, что убью Бога, если ее не будет со мной. Это был верх глупости, потому что я не верю в бога и, соответственно, не знаю его. А в голове крутилась фраза из «Богини»: «Господи, сделай же что-нибудь, господи…»
Выслать ей деньги? Накопить еще и приехать? Достать нужные ей лекарства? Куча мыслей и противные порывы рыдать и плакаться всем подряд, что обычно мне несвойственно. Эгоистичные мысли о том, что я не смогу без нее.
Больные, безумные глаза. Боже, пусть я умру, но только пусть живет она!! Пожалуйста, она заслуживает этого!!!! Пусть лучше я, пусть лучше я! А откуда я знаю, что ТАМ – хуже, чем здесь? Может, совсем наоборот, и она заслуживает быть там как можно скорее. И если есть рай, то она обязательно попадет в рай. А я буду жить до 70 лет. И всегда болезненно-остро реагировать на слово солнце.
Ночью отправилась гулять и смотрела в глаза фонарям, чтобы обжечь, изничтожить слезы. Белые одуванчики пушились и были нежными ко всему вокруг. Быстро сорвала один из них. Нужно подуть на него так, чтобы не осталось ни одной белой пушинки. Понятное дело, я загадаю именно это. Изо всех сил дула на одуван, пока не начала кашлять. На нем не осталось ничего. Впервые в жизни мне удалось это. Я начала радоваться, потому что когда что-то удается впервые, это значит… что все будет хорошо. Что мое желание исполнится. Девочка моя, слышишь? Исполнится! И все равно плакала. Больно.
Возвращалась домой по темной улице. Мимо медленно проезжала машина. Ее номер был 6666. Не считая букв, конечно. Дьявольский день. И впереди еще более дьявольские недели ее больницы, когда все будет решаться, а мне даже некак будет узнать, как она, потому что у нее нет денег на счету. Сейчас нужно только одно: быть сильной. И за нее, и за себя. Она сказала, что хочет выжить ради меня. Опять плачу. Пусть мой малыш выживет, пусть выживет, пусть выживет.