Очень трудно будет Господу Богу спасти человека, который не свободен и не разумен. Такой человек все ещё не стал самим собой. Так что же тут спасать — кожу и кости?
Благодать — это обаяние, грация. Человек действует под ее влиянием потому, что его влечет обаяние добра, а не потому, что его побуждает к действию какая-то непреодолимая сила. Когда через дорогу идет обаяние в виде красивой девушки, — это как раз и есть метафора благодати. Неизвестно, откуда она взялась, куда идет, и все же она меняет смысл окружающего ее мира.
Кто кричал: «Распни Его»? В подавляющем большинстве кричали люди религиозные — не какие-нибудь там скептики, атеисты или релятивисты, но люди религиозные, даже очень религиозные. Тот, Кто хотел обновить религию, Сам стал жертвой религии. Разве сам Крест не явил нам величие религии и, в то же время, нищету «религиозности»?
Притча о милосердном самарянине показывает, что в христианстве фундамент, а что — фундаментализм.

христианству грозит не секуляризация и не атеизм (во всяком случае, пока), но пародия религии.

В моей философско-священнической жизни я не встретил никого, кто утратил бы веру, прочтя Маркса, Ленина или Ницше, зато тех, кто утратил ее после встречи с собственным настоятелем, можно считать дюжинами.

Существует два типа пастырского мужества: есть мужество, которое осмеливается показать человеку его грех, и есть мужество, которое осмеливается показать грешнику величие любви Божией. Чаще всего мы сталкиваемся в церквях с первым типом.