[162x204]
Ставя вопрос о возникновении арианского учения, столь отличного от учения Церкви, и о том, почему это учение могло внести такую смуту в церковное сознание, протопресвитер Александр Шмеман говорит, что «для тогдашних христиан богословие было действительно «делом жизни, духовным подвигом, исповеданием веры, творческим разрешением жизненных задач», что, споря как будто о словах и определениях, участники споров, на деле защищали и отстаивали именно жизненное, теперь бы сказали «практическое» или «экзистенциальное» значение христианства, заключенное в слове «спасение». Для христиан спор о Христе был спором о посмертной участи души, о вечном её состоянии. Если Христос не являлся Богом и человеком в полной мере, если в Нем не произошло соединение двух онтологически несоприкасаемых природ – Божественной и человеческой, то ничего абсолютно нового не произошло во взаимоотношениях Бога и человека. Разрыв, внесенный грехопадением в отношение Творца и сотворенного им мира не преодолен, а значит, о спасении не может быть и речи. Исповедание веры подразумевало не просто набор определенных, далеких от реальной жизни доктрин, а предполагало правило жизни и молитвы. Ложная вера вносила искажение, как во временную жизнь, так и в жизнь вечную. Поэтому для выражения веры Церкви необходимо было найти такие слова, которые могли быть поняты всеми однозначно. Пришло время, когда истины Божественного Откровения должны были зазвучать на человеческом языке, понятном для людей различного культурного и интеллектуального уровня. Основной проблемой было то, что многие истины христианского вероучения были иррациональны, сверхрациональны, не вмещались в границы формальной логики и обыденных представлений. Уже во втором веке апологеты, защищавшие христианство перед империей и обществом, пытались объяснить веру в Троицу, исходя из привычного для греческих философов понятия «Логоса». Сын Божий, Христос есть Слово Отца, Которым Он творит и спасает мир и Которым Он с миром связан. Они правомерно ссылались на учение апостола Иоанна Богослова об изначальном Слове Бога. Но дело в том, что в менталитете грека Логос - безличный инструмент, посредством которого совершается творение мира и его сохранение от разрушения. Логос - скорее «перчатки» на руках ремесленника, Слово лишь оформление мысли Творца, а не самостоятельное, само по себе существующее Начало. В греческом восприятии оно легко могло быть воспринято, как некое Божественное качество или сила, данные человеку Иисусу и выделившие Его из всего человечества. Иными словами, общее для христианства и эллинизма понятие Логоса нужно было еще очистить от того исключительно космологического значения, которое оно имело в греческой философии.