Размышляя о тяжести и легкости Милан Кундера обращается к Музыке. Что еще может передать невыносимую легкость бытия как музыка? Конечно же он противопоставляет иррациональность музыки и трагедии Бетховена, рациональности философии Парменида: "В отличие от Парменида для Бетховена тяжесть была явно чем-тоположительным. "Der schwer gefasste Entschluss" (тяжко принятое решение) связано с голосом Судьбы ("Es muss sein!"); тяжесть, необходимость и ценность суть три понятия, внутренне зависимые друг от друга: лишь то, что необходимо, тяжело, лишь то, что весит, имеет цену. Это убеждение родилось из Бетховенской музыки, и хотя возможно (или даже вероятно), что ответственность за него несут скорее толкователи Бетховена, чем сам композитор, ныне мы все в большей или меньшей степени разделяем его; величие человека мы усматриваем в том, что он несет свою судьбу, как нес Атлант на своих плечах свод небесный. Бетховенский герой - атлет по поднятию метафизических тяжестей". Наверное многие в этих строчках видят параллель с Ницше "Рождение трашедии, или Эллинство и пессимизм", который сам рисует себя как Заратустру взвалившего на плечи канатоходца, видят и Камю "Миф о Сизифе" с его театром абсурда в котором он играет свою роль. Мне же вспомнились две строчки из Писания, которые рядом выглядят, на первый взгляд, абсурдно: "иго Мое благо, и бремя Мое легко" (Матф.11:30), и: "Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия" (Матф.26:39). С одной стороны Христос говорит о невыносимой тяжести своей ноши, с другой, о том, что она легка. Христос - Богочеловек и в этом разрешение подобного рода выражений. Но ведь и в нашей человечности есть нечто от Бога, наверное поэтому в нас есть нечто, на первый взгляд неразрешимое. Абсурдность нашего существования может быть выражена в музыке, осмысленна в философии, но разрешение она обретает только в нас, и только в Боге.