Медленно закрыв глаза, Вика вспомнила прошедший день, от чего ей очень сильно не захотелось просыпаться завтра, и хоть это ощущение все время посещало ее когда она ложилась спать, каждый раз оно казалось ей новой реальностью. В утомленном сознании быстро пронеслось «ну почему я еще здесь…», и Вика заснула. Ей уже давно не снились сны, а может она просто решила их больше не запоминать, поскольку вся жизнь теперь казалась сплошным однообразным сном, все никак не заканчивающимся и не оставляющим в памяти ничего, кроме того, что он все еще есть и, вроде как, был всегда.
Вика была одной из тех девушек, которые ждут своего принца на белом коне( хотя можно и без коня…и можно не принца), повстречавших в 16 лет парня, первого сказавшего «люблю», и бросившего сразу после первой ночи, ради которой и было сказано это самое «люблю», не переставших после этого верить в любовь…до определенного момента. И не важно, каким именно был момент «прозрения»: то ли это был первый аборт, то ли сцена раздевания с ее сестрой, подругой или даже мамой…а может и простое «я нашел другую», но все они рано или поздно переставали верить в любовь, каждый раз такую единственную и, в то же время, однообразную. В 17 лет они в первый раз пытаются покончить с собой, после чего перестают доверять знакомым, потом друзьям, родственникам и, в конце концов, себе. Они все ждут, окончательно запутавшись в жизни, когда же придет тот самый единственный, который скажет как ей дальше жить, что делать, о чем думать…., после чего все окружающее приобретет смысл и больше никогда его не потеряет. С каждым разом боль после расставания с очередным совершенством становится все слабее, а под конец не возникает вообще. С этого момента слово «любовь» воспринимается так же, как и легенда про Деда Мороза, который дарит подарки, - с небольшим презрением и огромной снисходительностью ко все еще верящим в эту красивую сказку детям.
Вике исполнилось 23, когда это произошло с ней. В нем не было недостатков и он просто ушел, но именно тогда она поняла, что он был последним, кому она сказала «люблю», словно запас этого слова у нее иссяк. Теперь слова «больше никогда» звучали слишком правдоподобно и грустно, причем до такой степени, что их даже не хотелось произносить.
Убить свое тело слишком просто, слишком обыденно в нашем мире, гораздо сложнее убить свою способность чувствовать, по крайней мере сделать это самостоятельно, и практически невозможно убить свои мысли. Убить то, чем мы так гордимся и, в тайне, хотим уничтожить в своем существе, то, что позволяет нам отличаться, и в то же время заставляет осознавать свою обыденность и непримечательность. Презирая все живое за неспособность осознать свою сущность, мы осознаем, что сами никогда не сможем этого сделать.

Когда-то давно Вика была единственной, точнее считала себя таковой, той самой единственной и неповторимой личностью, которой мы все себя считаем в тринадцать лет, когда все проблемы кажутся неразрешимыми, а счастье бесконечным, когда ты не можешь не летать и не писать стихи и когда каждый день убеждаешься в том, что вот теперь, вот именно в этот момент, твоя жизнь закончена. В этот период входа во «взрослую жизнь», когда все новые события требуют собственных, никем не подсказанных, но таких шаблонных решений, раздирая мыслями еще не окрепший, но именно теперь неповторимо сильный, организм, мы противопоставляем себя окружающему миру, пытаясь узнать правила этой жизни. Мы агрессивны и, в то же время, подавленны, экспрессивны и замкнуты, неповторимы и предсказуемы… Мы пытаемся вызвать всех окружающих на поединок, добиваясь проявления агрессии и ласки, стараясь понять как надлежит вести себя в только что придуманной и так искусно сыгранной на публику ситуации. Мы начинаем играть в свою жизнь, негласные правила которой нигде не написаны и никем не рассказаны. А окружающие просто не понимают нас, хотя какая речь может идти о «нас», если весь мир был таким в свои тринадцать. Первые тринадцать лет были надежно спрятаны под непроницаемым колпаком, созданным семьей, детдомом или улицей, и, не смотря на то что уровень самостоятельности в этих «колпаках» и отличается, о нас все равно кто-то заботится, кто-то говорит что делать, устанавливает порядок жизни. А потом нас просто выбрасывают в общество, обозленное и недовольное нашим появлением. Выбрасывают как рыбу на берег, с негласной фразой «Что, никак? Ну тогда подожди пока вырастут ноги, а пока можешь вырвать себе жабры – они тебе больше не понадобятся». И ты начинаешь ждать, потихоньку избавляясь от детской наивности и, непонятно зачем внушаемого нам в детстве канона о том, что «все закончится хорошо». А время идет, а ты все совершаешь всем известные, но такие неповторимо твои ошибки, стараешься на них учиться, а «ноги» все не растут, и в какой-то момент появляется ясное понимание того, что они и не вырастут, ты никогда окончательно не научишься играть в жизнь и никогда не узнаешь ее истинных правил. Так заканчиваются твои вторые «тринадцать» и ты начинаешь создавать над кем-то свой непроницаемый колпак уверенности в счастье, бесцельно убеждая в том, что все закончится хорошо, стараясь поверить в это самостоятельно. И как же не хочется чтобы твой, собственноручно возведенный, маленький, но почти счастливый мир разрушался. Но это происходит, и единственное желание в твои четвертые тринадцать – начать все заново, и не важно с какой точки отсчета, но заново. Жизнь логична, потому что в ней нет логики.

Вике было 25, и она только-только поняла, что жить дальше незачем. Она не была обычной пресытившейся жизнью девушкой, объявляющей после каждой своей ошибки, что жизнь ее закончена…она просто не хотела жить, просто потому что не хотела вновь и вновь совершать одни и те же поступки, одни и те же ошибки, произносить одинаковые, ничего не значащие, фразы и заранее знать чем все это вновь закончится.
Каждый день пытаться жить, жить для кого-то, для чего-то, для себя, ради себя… А вселенная – лишь театр для бесконечного спектакля естества, в котором жизнь – приходящее и уходящее мгновение нежности природы, так сурово устанавливающей сроки и правила, спектакля, в котором твое существование не только ничего не решит и не изменит, а может просто быть не замеченным. Сцена бесконечного соревнования дня и ночи, в которой нет места чувствам, нет понятия жалости, которая никогда не закончится, потому что нет того существа, которое ее начало и могло бы сказать «стоп, хватит!». В жизни нет смысла, в смысле нет жизни, во вселенной есть только стремление, - стремление уравновесить систему, стремление не достигнуть грани хаоса, стремление сохранить действие путем создания пустоты. Здесь нет «плохого» и «хорошего», есть только противоположное, и никто не вправе судить о нравственности любой из противоположностей, никто не вправе мешать бесконечному слиянию жизни и смерти. Знаешь кто ты здесь? Небольшой комок смешанных чувств, пытающийся обвинить мир в том, в чем не можешь обвинить себя. Не ты создал – не тебе разрушать, не ты придумал – не тебе решать!

С первой минуты вашего знакомства, она вела себя так, словно знает о тебе все, она дразнила тебя и издевалась над тобой, учила защищаться, учила покоряться, учила быть самим собой и мгновенно меняться, учиться быть…с первой минуты твоего появления, жизнь, шокировав тебя своим могуществом, учила тебя жить.