[400x300]
 
1943 год. Для организации военной школы подготовки диверсантов из заключения освобождается полковник Вишневецкий. Воспитанников для этой школы набирают из тюрем и колоний, 14-15-летних малолеток-преступников, которых никто никогда не будет искать. После суровой подготовки их отправляют на уничтожение горно-альпийской фашистской базы.
Затерявшись высоко в горах, находясь на грани жизни и смерти, ты все равно можешь сделать выбор: остаться "сволочью" или стать героем.

СЛЕДСТВЕННАЯ ТЮРЬМА. КАБИНЕТ НАЧАЛЬНИКА ИЗОЛЯТОРА

В кабинете майора Сапаргалиева над уголовными делами подследственных сидят капитан милиции и двое в штатском: толстомордый, лет сорока, и худощавый, молодой, с веселым блудливым глазом.
С милицейскими они оба разговаривали на "ты" и покровительственным тоном, как и по сей день разговаривают сотрудники "Государственной безопасности" с представителями органов милиции.
- Слушай сюда, капитан! - говорил молодой. - И ты, майор, постарайся врубиться... Мы же вам еще вчера поставили задачку: четырнадцать-пятнадцать лет - не старше!..
- А вы, понимашь, нам чего напихали?! - возмутился толстомордый.
- Говорили же, чтоб обязательно сироты были, - сказал молодой, сделав ударение в слове "сироты" на первый слог. - Чтоб никаких там папы-мамы, тети-дяди, бабушки-дедушки!.. Это нам совсем ни к чему. Чтоб про него никто потом ничего не спрашивал...
- И чтоб статьи за ими числились самые, что ни есть тяжкие!- заметил толстомордый.
- Ежели по-взрослому считать, - от "десятки" и выше. А еще красивше - "расстрельная"! - вставил молодой. - Нам, чем хуже - тем лучше.
- Вот такая конфигурация, понимашь... - Толстомордый отодвинул стопку уголовных дел, оставил себе две папки. - Всего только двоих у вас и отобрали. Теперь придется по детприемникам шастать, в колониях для несовершеннолеток рыться...
- Кого отобрали-то? - спросил майор Сапаргалиев.
Толстомордый раскрыл первую папку, прочитал:
- "Чернов Константин Аркадьевич... Групповое вооруженное ограбление... Неоднократные кражи личного и социалистического имущества... Соучастие в убийствах сотрудников милиции..." Ну, и так далее. Подходит, ничего не скажешь! За его - спасибо.
Захлопнул папку, раскрыл другую:
- "Тяпкин Валентин Петрович... Участие в банде... Убийство сотрудника милиции..."
- Стойте, стойте!!! - всполошился капитан. - Тяпкину нету четырнадцати!.. Ему только тринадцать... Зачем он вам?!
Толстомордый закрыл Тяпино уголовное дело, решительно сказал: - Этот вопрос, понимашь, мы еще вчера отработали. Ему четырнадцать - аккурат третьего апреля... Вот он в нашей внутренней тюрьме и отпразднует. Значить, мы эти два уголовных дела у вас изымем, а вы нам комнатенку подготовьте, чтобы мы могли с ими с глазу на глаз по душам потолковать. По одному - не гамузом...
- Вы же все равно их, как "малолеток" судить не сможете, - сказал молодой энкаведешник. - Начнете их по детдомам распихивать, по колониям, а они снова дрыснут оттуда, и по новой начнут вас отстреливать.
Толстомордый встал из-за стола, приказал капитану и майору:
- Конвойным и надзирателям скажете, что мол "представители Сталинского райвоенкомата города Алма-Аты" с огольцами потолковать хотят...
А ты покаместь, - сказал он своему молодому коллеге, - возьми у майора и капитана подписочки о неразглашении. А я поссать хочу...

КОРИДОР СЛЕДСТВЕННОЙ ТЮРЬМЫ

Надзиратель Рыскулов открывает дверь камеры номер семь.
"Выводной" конвоир Осадчий кричит в камеру:
- Чернов! Встать!.. Выходи на беседу с представителями военкомата!..
Котя-"художник" идет по тюремному коридору. Сзади топает конвойный Осадчий. Тихо, не разжимая губ, говорит:
- Просись в колонию... А то на фронт сошлют, как "сына полка", задницей амбразуры затыкать... В колонии-то оно безопасней, - как чревовещатель шепчет Осадчий, а вслух орет на весь коридор, - Руки за спину!!! Кому сказано?!
Костя Чернов, так же, не оборачиваясь, почти не открывая рта:
- В колонии я уже был. Два раза... Лучше на фронт.
- Хоть ты и "художник", хоть и вор авторитетный, а дурак... - шепчет ему Осадчий.

КОMHATA ДЛЯ ДОПРОСОВ

На окне решетка. Стол, два стула, табурет, привинченный к полу.
Костя - на табурете, толстомордый за столом, молодой весело ходит по комнате, играет перед Костей "своего", приблатненного...
- Это кто же тебя так расписал красиво? - молодой показал на Костин шрам через все лицо.
- Было в прошлом году одно толковище в стерлитамакской колонии, - нехотя ответил Костя. - Вы меня лучше на фронт отправьте...
- Ну, Котька!.. Артист, мать твою!!! Да, кому ты там на фронте нужен?! Интеллигент... - рассмеялся молодой.
- Ох, не люблю я интеллигентов, - искренне вздохнул толстомордый. - Ну, не люблю и все тут! Ничего не могу с собой поделать...
Костя Чернов посмотрел на одного, на другого, спросил:
- А вы не понтуете, что из военкомата? А то я секу, будто вы какое-то фуфло гоните!.
Толстомордый и молодой растерянно переглянулись.
Костя привстал, дотянулся до пачки "Дели", лежащей на столе, вытащил одну папироску и только потом спросил:
- Я закурю?
Молодой согласно кивнул головой. Толстомордый, наконец, спросил нехорошим голосом:
- Это ты с чего же такой умный?
Костя затянулся, пустил дым колечками:
- Счастливое довоенное интеллигентное детство.
- М-да... - выдавил толстомордый, но взял себя в руки, "сыграл сомнение" и спросил у молодого:
- А вот, как думаешь, доверять этому Чернову, "художнику" этому, ети его матъ, можно? Или нет?..
Молодой мгновенно включился в игру:
- Котьке-то? Чернову?! Да, запросто!!!
- Хочешь искупить вину? - жестко спросил толстомордый.
- Перед кем? - Костя презрительно цыкнул на пол сквозь зубы.
- Перед людями, - сказал толстомордый.
- Перед обществом, - подхватил молодой.
- Мне искупать нечего, - так же жестко ответил Костя. - Я "залепил скок" в хату управляющего торгом, а там "рыжье" - золотишко в цветочных горшках в земельке заныкано... В подвале, в бочке - пачки денег, величиной с буханку! Все и не унести было... Он сдуру - заяву в ментовку, а потом труханул, и вглухую несознанку! "Не мое!.." кричит. От всего отказался! Так, кто "вор"?! Месяц назад четвертый продсклад брали - когда меня повязали... Так начальнички склада полтонны масла на нас повесили, да тонну сахара!.. Это, что ли, ваши "люди"?! Перед этим "обществом" я должен вину искупить?! Да, пошли вы все...
Костя зло затушил окурок в консервной банке, отвернулся к окну.
-Ну, что ж, - тихо сказал толстомордый. - Встань, Чернов.
Костя встал.
- Подойди к столу, - приказал толстомордый и раскрыл свою деловую гарнитолевую папку. - Начнем с расписочки о неразглашении. Срока давности, Константин, она не имеет. Это тебе, Чернов на всю жизнь. Почитай-ка вот здесь... Что тебе грозит по законам военного, а также любого времени, если ты.., Читай, читай Грамотный. Вот тебе перо, вот чернила, подписывай.
Костя прочитал, подписал.
Молодой энкаведешник строго сказал Косте:
- Встань, как положено. Вынь руку из кармана.
Костя вытянулся в ожидании.
- Ну, вот, Константин, - торжественно проговорил толстомордый. - Теперь ты наш. В смысле - один из нас. Но в наших рядах могут быть только...
Толстомордый наклонился над столом, пошарил в своей гарнитолевой папке, сокрушенно пробормотал:
- Куда засунул, ети его мать?..
- Вы ж его в Костино дело положили, - подсказал молодой.
- Ага... - толстомордый вытащил что-то из уголовного дела Кости.
Снова обрел торжественность момента:
- Но в наших рядах могут быть только члены партии или комсомола, понимаешь. А посему, разреши, товарищ Чернов, поздравить тебя со вступлением в коммунистический союз молодежи. В авангард нашей родной партии, так сказать! Толстомордый пожал Косте руку и подал ему комсомольский билет. Там черной тушью, каллиграфическим почерком было написано: "Чернов Константин Аркадьевич". С левой стороны - фотография Кости из его же уголовного дела с перевязанной головой...
Для верности Костя заглянул в свое раскрытое уголовное дело: там оставалась всего лишь одна фотография - в профиль. На месте фото "анфас" - пустое место со следами отрыва и остатками засохшего клея...
- Во, бля, техника! - усмехнулся Костя. [700x150]