Пыль на дороге поднималась медленно, как будто сама не торопилась никуда. Михаил остановил машину у покосившегося забора и долго сидел, не выключая двигатель.
Пятнадцать лет он не был здесь. А теперь вот приехал. Зачем? Сам не знал. Может, чтобы понять, наконец, что с ним тогда случилось. Или чтобы попросить прощения.
— Ну что, дурак, — пробормотал он себе под нос, — доехал?



Заглушил мотор. Тишина накрыла его сразу — такая деревенская, густая, пропитанная запахом сена и времени. Где-то вдалеке лаяла собака. Где-то скрипела калитка.

А он все сидел.

Помнил, как тогда, как она стояла в этой самой калитке и махала ему вслед. А он обернулся только раз. Один раз! И увидел, что она уже не машет. Просто стоит. Руки опущены, голова чуть склонена набок.

— Я вернусь, — крикнул он тогда.

Не вернулся.

Выбрался из машины, поправил куртку. Ноги вдруг стали ватными. «Смешно, — подумал, — в шестьдесят лет боишься встретить прошлое».

Калитка не скрипела. Видимо, кто-то смазал петли. Валя всегда говорила, что скрипучие двери — это нервы на пределе. «Давай купим масленки, Миша. А то я с ума сойду от этого скрипа».

Не купили.

Двор выглядел почти как раньше. Только яблоня постарела, согнулась. И дом какой-то притихший, словно дышал реже. На окнах новые занавески — не те, что выбирала Валя. Чужие.

Он направился по тропинке, которая вела на кладбище. Там он должен был сказать то, что не сказал пятнадцать лет назад.

И у самой могилки замер.

Из-за старой березы на него смотрела собака. Рыжая, с белой грудкой и умными, до боли знакомыми глазами. Такая же, как... нет, не такая же. Та самая.

— Шельма? — выдохнул он.

Собака не подошла. Только смотрела. Грустно так смотрела, как будто тоже что-то помнила. Как будто спрашивала: «А ты где был? Мы ждали...».

У Михаила потемнело в глазах.

Собака не двигалась с места. Просто сидела за березой и смотрела на него теми самыми глазами — карими, с золотистыми искорками, которые он помнил наизусть. Валя всегда говорила: «Шельма у нас психолог. Видишь, как она на людей смотрит? Прямо в душу».

— Господи, — прошептал Михаил. — Как же ты еще...

Разве собаки живут столько?

А Шельма встала, медленно, будто кости болели, и пошла к нему. Не бежала, как раньше, когда он возвращался с работы. Шла степенно, с достоинством. Подошла, понюхала его руку и отвернулась.

— Ты меня помнишь, — не спросил, утвердил Михаил. — Помнишь, да?

Шельма тихонько заскулила.

— Прости меня, Валюша, — прошептал он, присаживаясь на скамеечку возле могилы. — Прости, что такой дурак оказался. Что испугался тогда... испугался ответственности, испугался того, что придется выбирать между карьерой и тобой. Выбрал карьеру. А получил что? Пустоту.

Он просидел у могилы до вечера. Рассказывал Вале о своей жизни — о работе, которая не принесла счастья, о женщинах, которые приходили и уходили, о детях, которых у него так и не стало. О том, как много раз хотел набрать ее номер и как каждый раз находил причину отложить звонок.

Возвращался обратно не один – Шельма семенила немного позади.

Возле знакомого до боли дома послышалось как хлопнула дверь.

— Вы кто такой? — резкий женский голос заставил его вздрогнуть.

На крыльце стояла женщина лет сорока. Темные волосы, собранные в хвост, строгое лицо, но глаза были Валины. Те же разрез, тот же цвет.

— Я, — Михаил растерянно посмотрел на нее. — Меня Михаил зовут. Я раньше здесь...

— Знаю, кто вы, — перебила женщина. — Анна я. Ее дочка. Не узнали?

Анна - дочь Вали от первого брака. Она смотрела на него сейчас с таким выражением, что хотелось провалиться сквозь землю.

Анна спустилась с крыльца, подошла ближе. Шельма тут же переместилась к ней, прижалась к ногам.

— Полгода уже как нет мамы, — сухо сказала Анна. — А вы где были все это время? Где были пятнадцать лет, когда она вас ждала?

Удар в солнечное сплетение был бы мягче.

— Я не знал, — начал Михаил.

— Не знали? — Анна усмехнулась горько. — А знать не хотели. Мама ваши письма хранила. Все до одного. Помнила адреса наизусть. Можно было найти, если бы захотели.

Письма. Он писал ей первые два года. Потом жизнь закрутила. Работа, другие люди, другие заботы. И постепенно Валя стала казаться сном. Хорошим, но сном.

— Она болела? — спросил он тихо.

— Мама? — Анна погладила Шельму по голове. — Нет. Просто сердце.

— Я хотел вернуться, — выдавил из себя Михаил. — Честно хотел. Но время...

— Время? — Анна шагнула к нему. — У времени ноги есть? Руки? Время вас за горло держало?

Шельма тихонько заскулила, будто чувствовала напряжение.

— Знаете, что мама перед смертью сказала? — Анна вытерла выступившие слезы тыльной стороной ладони. — Сказала: «Если со мной что случится, скажи Мише, что я не сержусь. Я же понимаю».

Понимала. Валя его понимала. А он даже попытаться не попытался понять самого себя.

— Шельма что на кладбище делала? — спросил он.

Анна долго молчала, изучая его лицо.

— Она каждый день туда ходит. Сидит у мамы на могиле, ждет.

За ужином они почти не разговаривали. Анна рассказала, что работает в районной больнице медсестрой, что замужем, но живет отдельно от мужа — «не сошлись характерами». Детей нет, зато есть Шельма, которая стала ей как родная после маминой смерти.

— Можно я здесь еще денек останусь? — попросил Михаил.

Анна посмотрела на него внимательно.

— А потом опять уедете?

— Не знаю, — честно ответил он. — Пока не знаю.

Дни потекли неспешно, как речная вода после дождя. Михаил остался не на один день, а на неделю. Потом на вторую. Анна не спрашивала, когда он уедет — видела, наверное, что и сам он этого не знает.

Он помогал по хозяйству: чинил забор, перебирал доски в сарае, носил воду из колодца. Руки отвыкли от такой работы, но душе было спокойно. Будто что-то в нем наконец встало на место.

А Шельма его приняла. Не сразу, постепенно. Сначала просто перестала отворачиваться. Потом начала подходить, когда он звал. А через неделю впервые легла рядом с ним на крыльце.

— Она вас простила, — сказала Анна, глядя в окно на эту картину.

— А ты? — спросил Михаил. — Ты меня простишь?

Анна долго молчала.

— Я не мама. Мне труднее. Но попробую.

Каждое утро Шельма уходила из дома рано, когда только-только светало. Михаил сначала не обращал внимания, думал — собачьи дела. Но потом заметил закономерность: уходила она всегда в одну сторону. В сторону кладбища.

— Она туда каждый день ходит, — объяснила Анна. — С самой маминой смерти. Приходит к могиле, ложится рядом и лежит до вечера. Как часовой.

У собак, оказывается, память крепче, чем у людей. Люди умеют забывать, оправдывать себя, находить причины. А собаки просто помнят. И любят. И ждут.

В тот день тучи собрались с утра — тяжелые, темные, набухшие дождем. К обеду начало накрапывать, а к вечеру разразилась настоящая гроза. Дождь хлестал по окнам, ветер качал деревья, как травинки.

— Шельмы нет, — сказала Анна, выглядывая в окно. — Она к ужину всегда приходит, а сейчас уже девятый час.

Михаил тоже посмотрел в окно. На улице была сплошная тьма, только когда сверкала молния, можно было разглядеть согнувшиеся под ветром березы.

— Может, где-то пережидает? — предположил он.

— Она же старая. Такой дождь. Боюсь, что с ней может случиться что-то плохое.

— Анна, у тебя есть зонт?

— Есть, конечно.

— Давай его сюда. И фонарик.

— Вы что, с ума сошли? Туда в такую погоду?

Михаил уже натягивал куртку.

— Если она там, то не уйдет. Будет лежать до утра, пока не кончится дождь. А в ее-то возрасте...

Он не договорил, но Анна поняла. Подала ему фонарик и зонт — голубой, с ромашками.

Дорога к кладбищу превратилась в месиво из грязи и луж. Фонарик едва пробивал стену дождя, зонт не помогал — ветер выворачивал его наизнанку каждые полминуты. Михаил шел, спотыкаясь, чертыхаясь, но шел.

«Господи, — думал он, — да что я делаю? Шестьдесят лет мне, не мальчишка. Простужусь к чертям».

Но шел.

Калитка кладбища была открыта — ветер сорвал щеколду. Михаил прошел к Валиной могиле, светя под ноги фонариком. И увидел.

Шельма лежала, прижавшись к деревянному кресту. Мокрая, дрожащая, но не уходила. Даже головы не подняла, когда он подошел.

— Шельма! — позвал он. — Девочка, что же ты делаешь?

Собака подняла голову.

— Ну что ты... — он опустился на колени рядом с ней, невзирая на грязь. — Что ты мучаешься так? Она же не вернется. Понимаешь? Мамы твоей больше нет.

Шельма заскулила тихо, жалобно.

— А ты осталась. И я остался. Мы с тобой вместе, девочка.

Он снял куртку, укутал в нее собаку и поднял на руки. Шельма не сопротивлялась — видимо, силы уже покинули ее.

— Прости нас, Валя, — прошептал он, глядя на фотографию в овале. — Прости нас обоих. Мы оба виноватые. Я — что ушел. А она — что не может забыть.

Дождь стих только к утру. А Михаил так и просидел всю ночь возле печки, держа на руках укутанную Шельму. Гладил ее мокрую шерсть, шептал какие-то слова. Анна принесла теплое молоко, но собака отказывалась пить.

— Заболела? — спросила Анна.

— Не знаю. Может, просто устала.

К утру Шельма немного ожила. Попила молока, поела немного каши.

Шельма прожила еще две недели. Тихо, мирно, не отходя от Михаила ни на шаг. Будто берегла каждую минуту.

Михаил понимал — она уходит. Видел это в ее глазах, в том, как медленно она стала вставать, как долго засыпала. И странное дело — не было страха. Была только благодарность.

Шельма умерла утром, на рассвете. Просто легла у крыльца, положила голову на лапы и... заснула навсегда. Михаил нашел ее, когда вышел принести дров.

Похоронили ее неподалеку от Валиной могилы. Анна не возражала — сказала, что мама была бы только рада.

Вечером Анна протянула ему ключи от дома.

— Мама хотела бы, чтобы вы остались. Я это знаю.

Михаил долго смотрел на связку ключей — старых, потемневших от времени. Те самые, что когда-то лежали в его кармане.

— А ты? Ты хочешь, чтобы я остался?

— Я, — Анна вытерла выступившие слезы. — Да. Хочу. Дом не должен пустовать. А мне нужен отец.

Отец. Он никогда им не был. Не успел. Не сумел. Но, может быть, еще не поздно научиться?

— Останусь, — сказал Михаил. — Если позволишь.

Через месяц он продал квартиру в городе и перевез сюда свои немногочисленные вещи. Завел огород, как мечтала Валя. Починил забор, покрасил дом.

А еще ходил на кладбище. Рассказывал Вале и Шельме, как прошел день, какие цветы посадил, что нового в деревне.

Иногда ему казалось, что они слушают.

И это было хорошо. Очень хорошо.
https://dzen.ru/a/aPOwNy_PslN5stxq