Через минуту машина тронулась, но Михаил Юрьевич ещё долго смотрел, как за ними со всех лап несётся грязная, косматая собачка с необыкновенно преданным сердцем...



Он и сам не знал, зачем очутился в этом месте. Просто такая работа. Заурядный вызов у обычного врача скорой помощи...

Михаил Юрьевич к своим тридцати пяти годам уже успел многое повидать. Поэтому не удивился небольшому, полуразрушенному домишке, в котором, как оказалось, обитали люди.

Но сердце все равно предательски сжалось, когда он стоял у покосившихся ворот вместе со своим напарником, фельдшером Ильёй.

— Эй, есть кто живой? — гулким эхом раздался голос Михаила Юрьевича.

В тот же миг из зарослей смородины вылезло нечто серое и лохматое. Шерсть животного украшал репейник, а глаза светились недобрым огнём.

— Ррррр, — ощетинился зверь.

К такому повороту событий врач был совсем не готов. Чудовище в два счета оказалось у калитки и уже норовило выскочить наружу, но тут раздался голос хозяина, который, шатаясь, показался на пороге дома:

— Жужа! А ну стой, зараза такая!

Собачка тут же прижала ушки и, послушно семеня, подошла к нему. Пожилой мужчина замахал руками, приглашая бригаду в дом:

— Да уж, работка нам предстоит, — вздохнул Илья, многозначительно взглянув на Михаила Юрьевича. Тот молча кивнул.

— Вы не бойтесь Жужку. Она погорланить любит. А так только с виду злобная, — прошамкал мужчина неопределённого возраста, распространяя вокруг себя резкий аромат алкоголя.

— Мы, собственно, к Елизавете Петровне. Где она? — сразу же перешёл к делу Михаил Юрьевич, крепко вцепившись в докторский чемоданчик.

Пожилой мужчина сделал скорбное лицо:

— Лизка-то? Да там, родимая, куда ж ей теперь деться, — кивнул он в черную дыру дома.

Ветхое жилище дохнуло на них сыростью и стойким ароматом, который бывает в местах обитания хронических алкоголиков. Михаил Юрьевич осторожно ступал на скрипящие половицы, стараясь обходить горы мусора, что валялись под ногами.

Пожилой мужчина шагал неуверенной походкой рядом и давал указания, куда идти. Возле стены, на которой висел портрет красивой женщины, Михаил Юрьевич остановился, присматриваясь.

— А это вот Лизка. Такой была красавицей когда-то... Актриса театра. Талантище! Большое будущее, между прочим, пророчили. Но судьба-злодейка распорядилась иначе, — завел заунывно провожатый.

— Где больная? — резко прервал его врач.

— Собственно, вот... Пришли уже, — отрапортовал мужчина, кивнув на пол.

Там, на груде тряпья, валялась высохшая старушка. Женщина представляла собой жалкое зрелище. Всклокоченные, редкие волосы, впалые глаза, перекошенный, беззубый рот...

В ней вряд ли можно было узнать былую красавицу. Она смотрела застывшим взглядом в одну точку и мычала.

— Похоже, инсульт, — по-деловому шепнул фельдшер Михаилу Юрьевичу. Тот кивнул и огляделся, пытаясь найти стул. Но в итоге присел рядом с больной на корточки.

— Давно так? — коротко спросил он.

— Так кто ж знает... Мы вчера отмечали маленько. Я проснулся уже после обеда. Гляжу, а она лежит, не разговаривает. Думал, что обиделась. А оно вот что...

Даже к рюмке не притронулась, хотя я любимое её принёс, растратился совсем. Вот с горя сам и пригубил, — стал оправдываться мужчина, кивая на бутылку дешевого спиртного, что валялась неподалёку.

— Ну что? Живую-то довезем, Юрьевич? — шепнул Илья, когда они после осмотра вышли за носилками.

— А черт его знает, Илюха! — отчаянно выругался Михаил Юрьевич.

Он всегда болезненно относился к таким вызовам и сам никогда не употреблял алкоголь. Илья знал об этом. Не первый год работали вместе, и парень успел изучить привычки своего замкнутого коллеги.

Когда они вернулись в дом, рядом с больной уже крутилась собачка. Она тихонько скулила и лизала щеку хозяйки.

— Зверюга безмозглая, а гляди, как все понимает. Переживает за Лизку. Любила та её... Три года назад на помойке подобрала и отогрела. Душа у неё добрая была. Все говорила, что виновата она перед животинкой какой-то, — всхлипнул мужчина.

Михаил Юрьевич посмотрел на Жужу, а та взглянула на него каким-то человеческим, глубоким взглядом, в котором перемешались тоска и надежда.

Врачу скорой стало вдруг не по себе.

— Давай, Илюха, помогай! — нервно буркнул он, и они поместили чуть живую женщину на носилки.

Елизавета Петровна вдруг открыла глаза и посмотрела на Михаила затуманенным взглядом:

— Сынок, — вдруг непослушными губами прошептала женщина и попыталась схватить Михаила Юрьевича за руку, но тот отшатнулся.

— Ох, бедолага... Да вы не обращайте внимания. Она все сына ждёт. Там тяжелая история вышла. Когда-то она из-за него театру свою бросила, а он вон, как расплатился... И носу к матери не кажет.

Ну, забрали его в детдом в свое время. Но это ж не повод про мать забывать. Тем более, Лизка себя каждый день винила. Эх... Вот молодежь пошла, не то, что мы... — начал сокрушаться мужчина, жадно поглядывая на остатки в бутылке.

Михаил Юрьевич не стал слушать откровения потерявшего человеческий облик существа. Сам он давно привык жить без родителей. И не любил бередить эти воспоминания...

Поэтому он быстро подхватил носилки с потерявшей сознание женщиной и направился к выходу.

За ним со всех лап кинулась Жужа. Она, повизгивая, требовала вернуть хозяйку на место.

— Ну, тише ты. Орёшь, как ненормальная! — пнул её у выхода хозяин.

Собачка заскулила. Михаил Юрьевич скривился, словно от боли:

— Собаку не тронь, — рыкнул он, и мужчина замер в нерешительности.

Через минуту машина тронулась, но Михаил Юрьевич ещё долго смотрел, как за ними со всех лап несётся грязная, косматая собачка с необыкновенно преданным сердцем. На душе у него было неспокойно.

— Сколько живу, все больше убеждаюсь, что животные во многом лучше некоторых людей, — сказал он тихо.

— Да ладно тебе, Юрьевич. Скажешь тоже... Что-то у тебя сегодня меланхолия какая-то, — усмехнулся Илья.

*****

— Умерла под утро. А вы кем будете? — спохватилась молодая, неопытная медсестра. Она только вчера вышла на работу и очень волновалась.

— Сын, — отведя взгляд в сторону, тихо сказал Михаил Юрьевич.

— Странно, а по документам проходит, как одинокая, неблагополучная женщина, — нахмурилась девушка, снова опустив глаза в журнал.

— Ее лишили родительских прав, когда мне было тринадцать лет, — зачем-то стал объяснять он.

Михаил Юрьевич вдруг почувствовал безумную тяжесть от той правды, которую всегда пытался держать в тайне.

Прошлое... Он так старался его забыть. Но теперь оно накрыло его черной, удушливой волной...

*****

Миша всегда чувствовал себя лишним.

— Родила на свою голову, — повторяла при нем мать.

Мальчик смотрел на красивую женщину и замирал от чувств, которые его переполняли.

Его мать, Огнева Елизавета Петровна, была актрисой театра. Женщина делала блестящую карьеру до тех пор, пока в тридцать лет не родила сына от женатого мужчины.

Неизвестно, на что рассчитывала Елизавета. Возможно, просто любила. Но в итоге она осталась одна, ненужная никому и с ребёнком на руках...

Она назвала его Михаил Юрьевич в честь любимого поэта. На этом, пожалуй, её любовь к сыну закончилась.

Михаил Юрьевич помнил её красивые голубые глаза и длинные русые локоны, которые спадали на плечи.

Иногда мать гладила его по голове и улыбалась. И тогда не было в целом свете никого счастливее, чем Миша. Как жаль, что это происходило так редко...

Шло время. Мать все чаще злилась и проклинала руководство театра. В такие минуты Мишка старался не попадаться ей на глаза. Ему было жутко одиноко в их большой и красивой квартире. Но он любил забираться на подоконник и смотреть в окно.

Во дворе гуляли счастливые дети со своими родителями, и Мишка мечтал, что он однажды тоже выйдет так со своей мамой...

Но этим мечтам не суждено было сбыться. Однажды они собрали вещи и переехали в небольшой домик на окраине.

Михаил с трудом привык к новому месту и возненавидел его всей душой. Он никак не мог освоиться в школе, куда его перевела мать, и грустил по своим одноклассникам.

Но самое страшное было то, что мать все чаще стала прикладываться к рюмке. Из их дома пропали все ценные вещи, драгоценности и даже еда.

Однажды Мишка возвращался домой и увидел щенка. Он осторожно засунул его под куртку и принёс к себе в комнату. С тех пор ему было не так одиноко.

Елизавета Петровна долго кричала и топала ногами, когда заметила собачку. Но Мишке к тому времени исполнилось двенадцать, и он сам зарабатывал себе и собаке на пропитание.

— Ну и имя ты выбрал. Жужа! Ладно бы красиво назвал. Например, Джульетта, — говорила мать, когда приходила в себя от бесконечных пьянок.

Но Миша лишь пожимал плечами, а верная Жужка не отзывалась на Джульетту. Она подросла, окрепла и стала похожа на симпатичную, породистую собачку.

Это случилось весной.

Мишка задержался в школе, а когда зашёл в дом, Жужа не кинулась его встречать. Она вообще не вышла. И мальчик с ужасом понял, что её нет дома.

Он растолкал пьяную мать:

— Где она? Отвечай! — орал Мишка, тряся изо всех сил женщину.

Та наконец открыла глаза и посмотрела на него затуманенным взглядом:

— Кольке продала. Он давно просил. Кстати, за твою шавку неплохо заплатили, — расхохоталась она и рухнула на кровать.

У Мишки слезы хлынули из глаз. Он поймал себя на мысли, что хочет ударить эту женщину, которая всегда была чужой.

Ему вдруг стало страшно. Он сжал кулаки и пошёл собирать вещи. Проходя мимо портрета матери, что висел на стене, он замедлил шаг.

— Ненавижу тебя, — шепнул он изображению и уверенно пошёл прочь из дома.

Какое-то время он жил на улице. Потом спохватились в школе. Мишу нашли. Был суд. Мать лишили родительских прав. А он очутился в детском доме.

Вопреки всему, парень старался вырваться в люди. Он окончил медицинское училище, потом институт. Михаилу безумно хотелось быть нужным. И он находил спасение в работе.

С женщинами его отношения не ладились. Все романы заканчивались очень быстро. Михаил боялся полюбить кого-то и точно знал, что женщина обязательно предаст, как предала мать...

*****

Он тихо брел к дому. Вот и покосившаяся калитка. Теперь он точно знал, зачем в тот день судьба занесла его сюда. Чтобы попрощаться с женщиной, которая была его матерью.

Он заглянул через забор. На пороге сидел все тот же мужчина. Он узнал Михаила и пошёл открывать. За ним бежала Жужа.

— Елизавета Петровна скончалась, — сказал Михаил и погладил Жужу. Та посмотрела на него и заскулила.

— Вот же беда... И куда ж мне теперь жить податься? Дом этот у Лизки за долги забирали. Ну и дела, — говорил мужчина. — Ты зайди. Может, выпьем за помин души? — предложил он бодро.

Михаил зачем-то зашёл в дом и наблюдал, как сожитель Елизаветы Петровны убирал её вещи. Вот он сложил какое-то тряпье, а вот снял со стены портрет, который женщина так любила и берегла до конца своих дней.

Затем мужчина шатающейся походкой подошел к подоконнику и разлил содержимое бутылки.

Михаил сделал вид, что пьет, а сам вылил на пол вонючее пойло.

— Собаку продай, — вдруг уверенно сказал он.

Мужчина задумался:

— Жужка, поди, породистая будет, — стал тут же сочинять он, забыв, что сам рассказывал, как собаку нашли на помойке.

— Сколько? — пристально посмотрел на него Михаил.

— Пять тысяч, — жадно ответил тот.

Михаил поморщился. Он достал из бумажника пятьсот рублей и положил на подоконник:

— Этого достаточно, — ответил он сурово.

— Ну, как знаешь, — развёл руками мужчина и схватил бумажку.

А потом они вместе вышли из дома. Михаил Юрьевич и его собачка Жужа...

И пусть она лишь носила имя той, которую он когда-то не смог спасти, но мужчина смотрел на Жужку и знал, что он снова не один на этом свете.

Они дошли до мусорных баков, и пожилой мужчина выкинул мешок с пожитками Елизаветы. Сверху выглянул портрет необыкновенно красивой женщины с голубыми глазами.

Михаил Юрьевич остановился и ещё долго смотрел на него. А затем, подхватив собачку, побрел прочь...

Автор НИКА ЯСНАЯ