Муся молчала. За шесть лет — ни звука. Марина поначалу думала, что с кошкой что-то не так. Не мяукает, не мурлычет ее любимица. Но со временем привыкла к тишине в доме.
Даже полюбила, если честно эту тишину. А кошка, ну что кошка? Ходит себе по квартире, ест, спит на подоконнике. Не мешает.
— Хоть ты молчишь, — бормотала Марина, наливая Мусе корм. — А то бы ещё и от тебя слушать пришлось всякое.
Утром — завтрак в одиночестве. Днём — сериалы. Вечером — чай с печеньем и взгляд в окно. Так проходили дни, недели, годы...
А потом — звонок в дверь.


Резкий. Настойчивый. Кто-то явно не собирался отступать.

Марина выглянула в глазок и замерла. Алина. Дочь. С каким-то свёртком на руках.

Сердце ухнуло вниз.

— Мам, открой. Пожалуйста.

Голос усталый. Не тот, каким Алина говорила три года назад, когда уезжала. Тогда она кричала: «Надоело! Твоя опека, твои советы! Живи сама как хочешь!»

Алина познакомилась с Вадимом на последнем курсе института. Красивый, уверенный в себе, с планами на большое будущее в столице.

— Мам, я уезжаю с ним в Москву, — объявила она за ужином. — Там у него работа, перспективы.

Марина сжала губы:

— А диплом? Работа здесь?

— Какая работа? В нашем городишке? За копейки сидеть в офисе? — Алина фыркнула. — Не, мам. Я хочу жить, а не существовать.

Поругались крепко. Марина говорила про легкомыслие, про то, что Вадима толком не знает. А Алина кричала про занудство и консерватизм.

— Ты просто боишься остаться одна! — бросила дочь и хлопнула дверью.

Первое время звонили часто. Алина рассказывала про Москву, про свадьбу, которую планировали. Марина слушала и молчала — не хотела снова ссориться.

— Мам, я беременна! — радостно сообщила Алина по телефону однажды.

— Поздравляю, — Марина сглотнула комок в горле. — А Вадим как?

— Он в шоке пока. Но радуется, конечно.

Правда радости в голосе дочери не слышалось.

Данилка родился в феврале. Марина узнала об этом через три дня — Алина прислала фото в мессенджере.

— Красивый, — написала в ответ. — Как дела?

— Нормально. Устаём только очень.

Разговоры стали короче, реже. Марина чувствовала — что-то не так, но расспрашивать боялась. А вдруг дочь совсем перестанет звонить?

В мае Алина звонила уже со слезами:

— Мам, Вадим сказал, что я располнела. Что с ребенком не высыпаюсь, стала скучной.

— Алинка.

— Только не говори «я предупреждала». Пожалуйста.

— Не собиралась, — тихо ответила Марина.

А еще через месяц — тишина. Неделю, две, три. Марина изводилась, но гордость не позволяла звонить первой.

Марина медленно открыла замки.

— Привет, — Алина стояла с сумками и с ребёнком.

— Вадим ушел к другой, — сказала просто. — Сказал, что не готов к семейной жизни.

Марина смотрела на дочь — осунувшуюся, с потухшими глазами — и понимала: её девочка вернулась домой. Наконец-то.

Сумки тяжело упали на пол. Ребёнок заворочался и тихо заныл.

Муся выглянула из кухни, посмотрела на незнакомцев и молча потерлась об ноги.

— Мам, нам некуда идти. Совсем. Можно у тебя пока побудем?

Марина стояла и не понимала — радоваться или плакать. Дочь вернулась. Но почему так? С ребёнком, без мужа, с этими глазами полными отчаяния?

— Проходи, — выдохнула она наконец.

И Муся вдруг поднялась, подошла к Алине и понюхала воздух. Будто что-то учуяла.

Первые дни прошли в напряжённой тишине. Алина устроилась в детской — той самой комнате, которую Марина так и не решилась переделать после её отъезда. Плакаты на стенах, старые учебники на полках. Только теперь здесь появилась детская кроватка, которую они молча собрали вместе.

Данилка плакал. Много. Постоянно.

— Колики, — объясняла Алина, качая малыша. — Пройдёт к трём месяцам.

Марина кивала и уходила на кухню. Заваривала чай покрепче. Нервы не выдерживали этого плача. А ещё больше не выдерживали взгляды дочери — виноватые, просящие, но такие гордые одновременно.

Муся наблюдала. Сидела в углу гостиной и следила за каждым движением. За тем, как Алина ходит по ночам с орущим ребёнком. За тем, как Марина делает вид, что спит, хотя стены тонкие и всё слышно.

На четвёртый день случилось нечто странное.

Данилка плакал уже час. Алина на грани срыва — лицо серое, руки трясутся.

— Не знаю, что с ним! — почти кричала она. — Памперс сухой, покормила, столбиком держала. Что ему нужно?!

Марина стояла в дверях и не знала, подойти или нет. Хотелось помочь, а вдруг опять скажет что-то не то? Как тогда, три года назад, когда назвала Алинкиного жениха «проходимцем». Оказалась права, но дочь этого не простила.

И тут к ним подошла Муся.

Подошла и... вот чудо - замурлыкала.

Марина остолбенела. За шесть лет — ни разу! Ни звука от этой кошки!

Но это было только начало.

Муся запрыгнула на диван рядом с Алиной, потёрлась о её руку и вдруг мяукнула. Тихо, мелодично. Данилка затих.

Просто замолчал. Перестал плакать, открыл глазки и уставился на кошку, повернув головку.

— Мам... — прошептала Алина. — Твоя кошка, она же молчала всегда?

Марина не могла вымолвить ни слова. Подошла ближе. Муся мурлыкала, а малыш слушал, широко раскрыв глаза.

— Да что же это такое, — пробормотала Марина.

С тех пор Муся заговорила.

Но только с ребёнком. Стоило Данилке заплакать — она тут как тут. И он успокаивается. Каждый раз.

— Может, она чувствует что-то? — размышляла Алина за вечерним чаем. Первый раз за неделю они сидели за одним столом.

— Не знаю, — Марина смотрела, как Муся дремлет рядом с детской кроваткой. — Никогда такого не было.

— А откуда ты её взяла?

— Разве не помнишь? Подобрала. Котёнком. Дождь был, она под машиной сидела, мокрая.

Марина замолчала. Вспомнила тот день. Шла с работы, увидела этот жалкий комочек шерсти. Принесла домой, выходила. А потом поняла — кошка немая. Ветеринар пожал плечами: «Бывает. Врождённое».

— Мам. — Алина вдруг положила руку на стол, почти касаясь Марининой. — Я тогда, я не должна была так уезжать.

— Не надо, — Марина отвела взгляд.

— Надо. Я была дурой. Влюбилась, показалось, что весь мир у ног лежит. А ты пыталась меня предупредить.

— И что теперь? — Голос Марины дрогнул. — Что толку вспоминать?

— Толк в том, что я поняла. — Алина вытерла слезу. — Поняла, каково это — быть одной с ребёнком. Каково тебе было со мной.

Марина замерла с чашкой в руках.

— Ты же одна меня растила. А я даже не думала об этом. Как ты справлялась? Как выдержала?

Старые раны заныли. Марина помнила те ночи — плач маленькой Алинки, усталость, отчаяние. Помнила, как мечтала хоть на час побыть одна, а потом корила себя за эти мысли.

— Справлялась и всё, — прошептала она.

В детской заплакал Данилка. Алина вскочила, но Марина её остановила:

— Я схожу.

Впервые за эти дни она взяла внука на руки. Лёгкий такой, тёплый. Данилка всхлипнул и затих, уткнувшись в бабушкино плечо.

Муся запрыгнула на кресло и устроилась рядом. Мурлыкала как маленький моторчик.

— Мам, прости меня, — Алина обняла мать за плечи. — Прости за всё. За то, что уехала. За то, что не звонила. За то, что явилась тут без предупреждения.

— Тише, — Марина одной рукой держала внука, другой гладила дочь по волосам. — Тише, моя хорошая. Всё нормально. Всё правильно.

Они стояли, обнявшись, в комнате, залитой лунным светом. Данилка сопел, Муся мурлыкала.

— А знаешь, — сказала Марина, — я думаю, Муся молчала не просто так.

— Как это?

— Ждала, когда в доме снова появится малыш. Когда будет кому петь колыбельные.

Алина улыбнулась сквозь слёзы:

— Ты думаешь?

— Думаю. У неё материнское сердце. Как у всех нас, женщин.

Данилка захрапел тихонько. Уснул в бабушкиных руках, не плача, спокойно.

— Мам, — прошептала Алина, — можно мы останемся? Насовсем. Я удалённую работу найду, буду помогать по дому.

— Можно, — Марина поцеловала дочь в макушку. — Конечно, можно. Это же ваш дом.

Впервые за много лет дом стал домом. Не квартирой, где живёт одинокая женщина с немой кошкой. А домом, где три поколения семьи собрались под одной крышей.

И Муся мяукнула ещё раз — радостно, торжественно.

Как будто сказала: "Наконец-то!"

Прошло полгода.

Данилка уже сидел в высоком стульчике, размазывая кашу по столу и радостно гулил. Муся крутилась рядом, надеясь выпросить кусочек. Теперь она была самой обычной кошкой — шумной, требовательной, постоянно что-то комментирующей своим мяуканьем.

— Муся, хватит попрошайничать, — смеялась Алина, вытирая сыну подбородок.

— Дай ей немножко, — заступилась Марина, накрывая на стол. — Она же наша помощница главная.

И правда была помощницей. Стоило Данилке заплакать — Муся тут как тут. Ложилась рядом с кроваткой, мурлыкала, и малыш успокаивался. Когда он начал ползать, кошка превратилась в охранника — следила, чтобы не добрался до опасных мест.

— Мам, смотри! — Алина показала на экран ноутбука. — Ещё один заказ пришёл. Сайт для салона красоты.

Удалённая работа наладилась быстро. Веб-дизайн оказался востребованным, заказчики довольными. А главное — можно было работать дома, не оставляя ребёнка.

— Молодец, — Марина поставила чайник. — А я сегодня с Данилкой в поликлинику схожу. Прививку надо сделать.

Они распределили обязанности естественно, без споров. Марина — прогулки, поликлиника, магазины. Алина — работа, уборка, готовка. А по вечерам — общий ужин, разговоры, планы.

— Знаешь, — сказала Алина, качая сына перед сном, — я иногда думаю. А что если бы я не приехала тогда?

— Не думай о плохом, — отмахнулась Марина.

— Да не о плохом. О том, что мы могли так и не помириться. Жить каждая сама по себе. Данилка вырос бы, не зная бабушку.

Марина присела на край кровати:

— Но ты приехала. И это главное.

— Муся нас помирила, в сущности, — засмеялась Алина.

Кошка, услышав своё имя, подняла голову с подушки и довольно мяукнула.

— Да, Мусенька, — Марина погладила её. — Ты у нас самая умная. Знала, когда заговорить.

Данилка засопел в кроватке. День прошёл, завтра будет новый — с прогулками, смехом, заботами.

А на подоконнике дремала Муся, время от времени приоткрывая один глаз — не нужна ли где её помощь.

Кошка больше не молчала.

https://dzen.ru/a/aLxTjhWG52Id06kt