Основано на реальных событиях
«Среди грохота снарядов и криков раненых, когда даже самые стойкие теряли надежду, он появлялся — молча, уверенно, с глазами, полными решимости. Его звали Джульбарс. Он не был просто собакой. Он был легендой, спасшей тысячи жизней...»



Зима 1942 года застала их в землянке под Старой Руссой. Мороз звенел, как струна, натянутая между прошлым и будущим, между смертью и надеждой. Командир санитарной роты капитан Валентина Левченко сидела, ссутулившись, у буржуйки и терла руки — даже перчатки не спасали. Но всё её внимание было приковано не к холоду, а к псу, лежавшему у её ног.

— Джульбарс… — прошептала она, едва слышно. — Ну же, дыши…

Пёс дышал. С трудом, с хрипом, с паузами, будто жизнь каждый раз решала: остаться — или уже хватит? Он был чёрный, как ночное небо перед артобстрелом, с белым пятном на груди — словно расплесканное молоко. Большой, сильный, умный, но сейчас — беспомощный.

Осколки. Один — под ребром, другой — ближе к лапе. Он спасал раненого связиста, тащил того за фуфайку из-под миномётного огня, когда рядом рвануло. Джульбарс не сдался. Дотянул. Раненого — к нашим. А сам — рухнул в снег. И теперь лежал вот тут, в этой прокопчённой землянке, дрожа от боли.

— Живи, пожалуйста… — Валентина прислонилась лбом к его голове. — Только ты и остался.

Муж погиб под Ржевом. Брата в сентябре не стало — сгорел в танке под Ельней. Родных — никого. Ни дома, ни писем. А Джульбарс был рядом. С самого Харькова, где она впервые увидела его на фронтовом смотре служебных собак. Тогда он шёл рядом с проводником — солдатом с дерзким прищуром и банджо вместо штык-ножа.

Пса звали Джульбарс. Он был не просто собакой. Он был чудом.

Его не учили спасать — он это умел с рождения. Не для команды, не ради похвалы, не по приказу. Просто потому что не мог иначе.

Валентина поняла это в первый же день, когда их снарядили в разведку после обстрела села неподалёку от линии фронта. Было приказано: проверить дома, вынести раненых, если кто остался. Село, которое ещё вчера дышало — хлебом, коровами, детским криком, — теперь было серо-чёрной воронкой. Снег с красными подтеками, разбитые иконы, комки земли вместо крыш.

И вдруг — из-под груды кирпичей, откуда не доносилось ни звука, Джульбарс замер. Потом стал копать лапой. Потом залаял — коротко, тревожно. Он не лаял зря. Никогда.

Под завалом была женщина. Живая. Без сознания, но дышала. А рядом — ребёнок, мёртвый, прижатый к груди. Джульбарс отступил, не тронул. Сел рядом и завыл. Тихо. Как по своему.

Они спасли её. Мать так и не очнулась. Но накануне смерти взяла Валентину за руку, выдавила шёпотом:

— Спасибо… за Чёрного ангела.

Так его и стали звать про себя — «Чёрный ангел». А на бумаге остался «Джульбарс». Пёс. Санитар. Надежда.

Ночами он ложился к ногам Валентины и спал, едва касаясь её ног. Но стоило ей вздрогнуть — от кошмара, от холода — он тут же вставал, нависал рядом, как живая стена. Его сердце било рядом. Она иногда гладила его по уху — длинному, бархатному, с зазубринами от кустов и куска немецкой проволоки, в которую он однажды влетел, не замечая боли.

— Ты же не пес, а сказка, — шептала она. — Только на войне таких сказок не бывает.

Но он был. И был её.

Зима выдалась лютая. Мороз пробирал сквозь шинели. Джульбарс оброс шерстью, как медведь, но всё равно дрожал, когда ждал её на посту, пока она вытаскивала очередного бойца. Он никогда не уходил первым. Он всегда ждал.

Однажды, во время налёта, когда немцы начали утренний «гудёж» по окопам, Валентина поскользнулась, ударилась, потеряла сознание. Очнулась — в снегу. Сверху — чёрное небо, где кружат «штуки». В ушах — гул, кровь в голове.

А рядом — Джульбарс. Он лежал на ней. Закрывал собой. Горел. Потому что его зацепило.

Он не ушёл. Он прикрыл.

— Зачем ты? — шептала она, прижимаясь к его морде. — Ты же… ты же живой…

Он был ранен. Опять. Он выжил. Опять.

И в тот вечер Валентина написала на уголке обрывка карты:

«Если он погибнет — я не вернусь. Я не могу без него. Это больше, чем собака. Это душа».

Записку она припрятала в нагрудный карман. А потом пошла перевязывать бойца с оторванной ногой. Потому что война — она не ждёт, когда ты выплачешься.

В марте 1943-го их отправили под Курск. Там, где земля ходила ходуном от гусениц. Там, где люди уже не верили, что есть завтра.

— Ты готов, малыш? — спросила Валентина, надевая на него подпоясанную сумку с бинтами, морфием, жгутами.

Джульбарс посмотрел на неё. И просто кивнул. Он всегда кивал — будто понимал всё. А может, и правда понимал.

Он ушёл в бой вместе с первыми волнами. Шёл снайпер рядом. Шёл связист. Шёл сапёр.

И шёл он. Пёс. Единственный из всех — без оружия. Только с глазами. С сердцем.

***

В тот день земля под Курском содрогалась так, будто хотела вывернуться наизнанку. Бои шли за каждую клумбу, каждый камень, каждый метр чёрной, пропитанной кровью пашни. Джульбарс мчался меж воронок, уклоняясь от пуль, от осколков, от смерти. Он был тенью — быстрой, живой, неуловимой.

К середине дня в штаб принесли донесение: «Наших зажало в яме под северным флангом, шестеро раненых, без связи, без медика». Валентина рванулась — сама. Командир рявкнул:

— Нельзя! Перебьёт! Там всё простреливается!

— А он может, — сказала она и посмотрела на Джульбарса. — Только ему надо передать...

Она привязала к ошейнику узелок из бинта. На нём — координаты, короткая записка, и клочок ткани, пропитанный её потом. Чтобы знал, от кого идти.

Он выждал секунду. Потом сорвался — как чёрная стрела, как воплощённая надежда. Все замерли. Смотрели в туман, в дым, в разрывы.

Прошёл час.

Потом два.

И когда уже никто не верил — он вернулся. Изодранный. В крови. Но живой. А за ним — санитары, бойцы. Успели. Спасли.

Командир подошёл. Сел рядом. И, вынимая из кармана кусок сахара, тихо сказал:

— За тебя, пёс, медаль положена. Только на грудь не прицепишь. Но я запомню. Всю жизнь.

Прошла весна. Лето. Пришла осень сорок третьего. На южном направлении шли тяжёлые зачистки. Немцы минировали всё — от входов в хаты до колодцев.

Джульбарс первым входил в дома. Сначала нюхал воздух, потом пол, потом стены. Один раз залаял — и мину сняли. Второй раз — и взорвалась граната. Он отлетел в угол, но выжил. Всегда выжил.

Он был неуязвим — казалось, сама судьба держит его за лапу.

Однажды, в деревне под Мелитополем, он опять нашёл живых. Под сараем. Женщину с грудничком, старика и... щенка. Маленького, замёрзшего, пищащего. Он вытащил всех. А потом сел рядом с щенком и не отходил — пока не отогрелся.

— Смотри ты, — удивлялись бойцы. — Мать Тереза в шерсти.

Но война не прощала никого. Даже чудеса.

Это случилось под Одессой. Разминировали дорогу. Были ложные сигналы. Валентина шла позади. Джульбарс — впереди. Он чуял. Он знал. Он копал лапой — там, где земля молчала.

Он нашёл. Очередную мину. Обычную. Ничего необычного. Только вот она сработала сразу, мгновенно.

Грохот. Крик. Пыль.

Когда Валентина пришла в себя, у неё трещала грудь. Она пыталась дышать — не получалось. А потом услышала — тихий, еле слышный скулёж.

Он был жив.

Без задней ноги.

В крови.

Он полз к ней.

Полз, потому что знал: она должна жить. И если он приползёт, если дотянется, — она не умрёт.

Он дотянулся.

Его выходили. Подпилили кость. Сшили лапу. Приделали самодельную колодку, чтобы ходил, хромая. Ему вшили медаль — в специальную петлю на шее. Он стал не просто символом — легендой. Про него писали в армейских газетах. Про него пели, тихо, на привалах.

Он прошёл войну до самого конца.

До Берлина.

На Красной площади он не шёл в строю — стоял сбоку, рядом с Валентиной. Она держала его на коротком ремешке, а он гордо смотрел на ряды солдат, на марш, на оркестр.

И никто не смеялся. Никто не удивлялся.

Все знали — он заслужил это право. Больше, чем многие.

После Победы они вернулись в Рязань. Маленький домик, сад, вишни, и комната с диваном, на котором Джульбарс любил лежать у печки. Он доживал старость как герой. Дети с улицы приходили — смотреть. Кормить. Приносили гостинцы: сахар, хлеб, кусочек сала. А он только качал головой и ждал Валентину.

Он прожил ещё шесть лет.

Умер тихо. Зимой. Утром. Просто не проснулся.

Валентина не плакала.

Она долго сидела рядом. Потом достала ту самую записку, которую хранила всё это время. И добавила к ней одну строку:

«Ты был моей судьбой. Моей совестью. Моим спасением. Моим другом».

Она похоронила его под яблоней, в саду. Повязала на ветку красную ленточку — ту самую, с которой он прибежал с поля боя весной 43-го.

Ленточка висела много лет. Даже когда дерево засохло — она всё ещё трепетала на ветру. Напоминание. Символ. Любовь.

Иногда прохожие, старики, бывшие фронтовики, останавливались у забора и говорили:

— А это у Валентины, помните, жил пёс. Джульбарс. Тот самый. Спаситель.

И вставали. Снимали шапку. Молчали.

Потому что есть герои, которым ставят памятники.

А есть такие, о которых шепчут веками.

Эпилог

История Джульбарса — не вымысел. Это подлинная летопись мужества, преданности и невероятного чутья, которая навсегда вписана в героическую хронику Великой Отечественной войны.

Джульбарс был восточноевропейской овчаркой, личной собакой старшего лейтенанта Дины Соломоновны Волкац, инструктора Центральной школы военного собаководства «Красная Звезда». Дина выбрала его, руководствуясь не внешними данными, а взглядом — в его глазах она увидела особую глубину и разум. Свою первую мину Джульбарс обнаружил в 1943 году на аэродроме под Воронежем, где ранее на взрывчатке подорвался бензозаправщик. Пес нашел взрывчатку на глубине 30 см, которая лежала в деревянном ящике, поэтому ее не могли найти миноискателем. Благодаря Джульбарсу аэродром был полностью разминирован.

С сентября 1944 по август 1945 года Джульбарс, служа в составе 14-й штурмовой инженерно-саперной бригады, обнаружил 7 468 мин и более 150 снарядов. Он участвовал в разминировании дворцов над Дунаем, замков Праги, соборов Вены, а также могилы Тараса Шевченко в Каневе и Владимирского собора в Киеве.

21 марта 1945 года за успешное выполнение боевого задания Джульбарс был награжден медалью «За боевые заслуги». Это единственный случай за время войны, когда собака удостоилась боевой награды.

На Параде Победы 24 июня 1945 года Джульбарс не мог самостоятельно шествовать из-за полученных в конце войны ранений. По распоряжению Иосифа Сталина, собаку-героя с перебинтованными лапами пронес по Красной площади командир 37-го отдельного батальона разминирования, главный кинолог страны, подполковник Александр Павлович Мазовер.

После войны Джульбарс стал кинозвездой, сыграв роль в фильме «Белый клык» по одноименному роману Джека Лондона (1946).

Он прожил достойную жизнь, доживая свой век в Центральной школе военного собаководства. Джульбарс стал символом не только военной доблести, но и безграничной преданности, которую способен проявить четвероногий друг.

Эта история напоминает нам о том, что герои бывают разными — и среди них есть те, кто лает, но не говорит, кто спасает жизни, не требуя ничего взамен.
https://dzen.ru/a/aDnAgj1J62KRVzGB