Мое преступление в том, что я черная, лохматая, немолодая и некрасивая дворняга. Других преступлений я не совершала. Но и этого достаточно, чтобы я оказалась здесь…
— Доброе утро, Маша! — говорит она и улыбается.



Ее зовут Вера, и я ее люблю. Она болеет. Поэтому мне грустно и страшно. В последнее время она похудела, постарела и как-то словно выцвела.

Даже ее улыбка, такая родная и светлая раньше, сейчас превратилась в слабую блеклую тень радости...

Она старается для меня. А я должна постараться для нее. Поэтому я встаю ей навстречу и играю радость. Хотя сердце дрожит от тревоги за нее. Я ведь знаю, что ей больно. Чувствую.

Мы вместе сидим на кухне, смотрим, как рождается утро, и думаем: я о ней, она обо мне.

— Машка, не бойся, — уговаривает она. — А то мне тоже становится страшно. Как ты здесь будешь одна? В этом мире? Ты же не привыкла к одиночеству.

Она смотрит на меня и ждет, что я ее успокою. А я не могу. Потому что я тоже не знаю, как буду жить без нее.

— Я поговорю с хорошими людьми. Они помогут. Конечно, помогут, — убеждает она не то меня, не то себя...

*****

Хорошие люди приходят, навещают ее. Они ей сочувствуют, жалеют, говорят много слов. Но когда речь заходит обо мне, они замолкают и прячут глаза. Они не хотят меня.

Сегодня пришла ее дочка:

— Как ты, мамочка? Может, для тебя что-нибудь сделать? Чем-то помочь?

И тогда Вера решается, просит:

— Машу не бросай, когда я... Когда все кончится. Я знаю, твой муж против. Но, может, ты с ним поговоришь?

Дочка отворачивается. Ей плохо, она не хочет слышать про это «когда все кончится». Но она берет себя в руки – маму нельзя расстраивать:

— Мама, ну чего ты сегодня? Не нагнетай.

Дочка бодрится. Но мою Веру не обманывает этот натужный оптимизм. Она все про себя знает. И я знаю, хоть и не хочу знать.

Она требует ответа:

— Обещай!

Дочка мнется, отводит взгляд. Ей неудобно сказать «нет», но и сказать «да» она не может. Потому что сейчас не время врать.

Дочь Веры тоже не хочет меня. И с мужем говорить не хочет. Ведь заранее известно, что он ответит. Она не знает, как сказать об этом маме. Ведь та смотрит с такой надеждой.

— Я не брошу, — говорит она наконец. — К себе не возьму, конечно. Ты же знаешь моего Валеру... Но я постараюсь найти для нее доброго человека. Обещаю.

Вера вздыхает, но мирится с неизбежным. Может, так и лучше. Пусть будет чужой, зато хороший. Главное, что дочь пообещала.

*****

Сегодня Веру увезли в больницу. А я плачу. Ничего не могу с собой поделать, кричу криком. Потому что знаю – она больше не вернется.

Верина соседка, баба Зина, утешает меня:

— Машенька, ну не рви ты сердце. Может, все еще образуется... Нужно надеяться на лучшее.

Я хочу надеяться. Очень хочу, но не получается.

Баба Зина наклоняется ко мне и гладит по голове. Она больше ничего не говорит. Наверное, понимает, что слова пусты и бесполезны.

Я ей благодарна. Так благодарна, что утыкаюсь носом в ее колени и затихаю. Слезы кончились, крик иссяк...

*****

Я оказалась права, Вера не вернулась. Ее жизнь кончилась там, далеко от меня. Мне плохо от того, что я не смогла ее проводить. Меня не пустили.

Теперь я лежу пластом и наблюдаю, как в квартиру один за другим приходят печальные люди. Они скорбят. Так сказала баба Зина. Вокруг так много черного. Черные одежды, потемневшие лица, тихие, словно падающие в вату, слова...

Меня не замечают. Наверное, потому что я тоже черная...

Я теряюсь в этом глухом черном горьком мире. Лежу невидимая, неслышная и пустая. Даже слезы кончились, вылились. Ничего не осталось.

Баба Зина вспоминает про меня. Насыпает что-то в мою миску, наливает воды. Мне не надо. Я не хочу. Ничего не хочу. А она просит:

— Ну ты хоть попей, Машенька. Горемыка ты моя...

Я делаю пару глотков. Мне почему-то жаль бабу Зину. Она грустит так искренне. Я знаю, они дружили с Верой. И вот Вера ушла. А мы с бабой Зиной остались в этой квартире, укутанной в черное, чтобы проводить ее.

Баба Зина садится на табуретку, смотрит мне в глаза и говорит:

— Как бы я хотела, чтобы ты жила со мной, Машенька. Но не получится. Мой зять выставит нас из дома обеих. Ну ничего, Верина дочка что-нибудь придумает. Она ведь обещала...

*****

Верину дочь зовут Люда. Она честная. Раз обещала матери, значит выполнит: пристроит меня. Она сама мне сказала.

А еще сказала, что это трудно:

— Нет желающих на тебя, Мария. Не удивительно, конечно. Ты же у нас «дворянка». Большая, лохматая, не очень молодая, и не очень красивая. Чего ты на меня так смотришь? Это же правда...

А я просто смотрю. Наверное, Люда права. Я не знаю. Для Веры я была самой красивой. А вот для остальных, может, и нет.

— Ладно, еще один желающий есть на тебя. Если он откажется... Не знаю я, что делать, если так случится. В приют отправишься.

Ну не смотри ты на меня так. Я же стараюсь! Я разве виновата, что никому ты не нужна такая...

Зря она так. Я же никого не виню. Похоже, она сама себе простить не может, что не сумела найти для меня хорошего человека. Ей стыдно перед моей Верой.

Но что тут поделаешь? Ничего! У нее семья, муж, свои планы. Она ничего не должна мне.

*****

Приют вовсе не похож на дом. Это пристанище для тех, кому совсем некуда идти. Для брошенных, забытых, ненужных...

Я теперь среди них. Смотрю на мир через решетку, словно преступница.

Мое преступление в том, что я черная, лохматая, немолодая и некрасивая дворняга. Других преступлений я не совершала. Но и этого достаточно, чтобы я оказалась здесь.

Хотя здесь все же лучше, чем на улице. Крыша над головой есть, кормят, гулять выпускают. Дворик для прогулок маленький, огороженный сеткой-рабицей пятачок земли. Есть полоска травы, пара чахлых деревьев.

Иногда к нам приходят волонтеры. Я выучила это слово. Сначала не могла запомнить. Называла их «волентеры». Потому что они выводят нас на волю.

Мы выходим за приютские ворота в мир. Там все так же, как было раньше: люди, машины, деревья, трава. Только для меня там больше нет места. Мне туда можно только с волонтером. Не каждый день. Но я не ропщу.

Иногда к нам приходят в гости потенциальные хозяева. Они выбирают. Решают, кого из нас осчастливить. Кому подарить дом. Меня они не замечают. Люди хотят других. Молодых, симпатичных, миниатюрных. Я не такая...

Поэтому я сижу в углу и наблюдаю. К моей клетке никто не подходит. Я не в обиде. Разве можно обижаться на нелюбовь?

Время в приюте идет медленно. Оно словно тягучая, безвкусная жвачка. Тянется из утра в вечер. Ползет еле-еле. Лениво и скучно.

Может, только у меня так? Потому что я ничего не жду? Просто проживаю день за днем непонятно зачем. Ведь ясно же, что второй Веры в этом мире для меня нет.

*****

Сегодня случилось удивительное: к моей клетке подошла девушка. Наверное, ошиблась... Но нет, она действительно ко мне!

— Как ее зовут? — это она про меня спрашивает.

Ей отвечают.

— Мария? Красиво. Ей очень идет.

Я изумлена. Надо же, во мне есть что-то красивое? Пусть всего лишь имя. Я смотрю на девушку с благодарностью. Оказывается, это приятно, когда тебя хвалят. А я и забыла.

— Можно, я ее возьму на прогулку? Сделаю ее главной героиней статьи про ваш приют, пофотографирую. Давно она у вас? Три года?

Подумать страшно: я уже три года здесь. Совсем потеряла счет времени. Хотя это неудивительно. Ведь дни в приюте так похожи один на другой.

— Мария, ты пойдешь со мной? — спрашивает девушка и улыбается мне.

Я согласна! Согласна. Мой хвост вспоминает давно позабытые движения: влево-вправо, вправо-влево!

Меня наряжают в амуницию, и мы выходим за ворота. Идем по аллее. Мимо проносится велосипедист, звякает звонок. Я приседаю – не ожидала.

— Маша, не бойся.

Голос у моей девушки добрый, рука теплая и ласковая. Она проходится по моей спине. И какая-то позабытая радость ворочается в душе. Мы идем дальше.

Вот и парк, почти лес. Я рада. Приплясываю на поводке. Хвост уже совсем освоился с внезапным счастьем: гуляет туда-сюда.

— Ну вот, Машенька, здесь мы с тобой и остановимся. Народу нет, никому мы не помешаем. Ой, а я же тебе и не представилась. Меня Вера зовут, — говорит девушка.

Я удивленно смотрю на нее:

«Вера? Не может быть! Вторая прекрасная Вера в моей жизни?»

*****

Для меня все изменилось: приют, время, мысли. Я просыпаюсь теперь и думаю:

«А в моем приюте вовсе не плохо. И дни бегут! Спешат цветные и радостные».

Я жду Веру. И она приходит ко мне. Часто, почти каждый день. Мы гуляем, играем, разговариваем. Вернее, она говорит, а я слушаю, внемлю.

А сегодня она сказала такое, что я даже остановилась, замерла, боясь поверить:

— Мария, ты нынче последний день в приюте. Попрощайся со всеми. Завтра пойдешь домой. Мы теперь с тобой будем всегда вместе.

Я наконец отмираю и лаю. Счастливо, заливисто. Если бы я умела говорить, то я бы закричала: «Я готова! Хоть сейчас готова!»

Впрочем, Вера понимает меня без слов.

— Потерпи, Мария, — строго говорит она. — Завтра будешь дома. Я тебя с мамой познакомлю. Она очень ждет. Нет, правда, ждет. Сначала сомневалась, а сегодня лежанку тебе купила и две миски.

Она не выдерживает серьезный тон: улыбается, обнимает меня. А я готова плясать от восторга. Я встретила свою вторую Веру. Я счастлива. Я подожду до завтра.

Автор АЛЁНА СЛЮСАРЕНКО