- О чём ты горюешь? – Спросил я своего товарища Петухова.

-О том, как печально, как безрадостно я живу, - ответил он.

И поведал  мне свою трагедию! Слушайте теперь и вы, коли взялись.

- Ни как мне не радуется, - жаловался Петухов - Смотрю на других – а у них всё как у людей, всё как в книжках описано. Начиная с наскальных живописей и заканчивая полным подонком Д. Брауном. Радуются, обедают, детей рожают, даже морды друг другу бьют с каким-то неописуемым азартом. Целуются на эскалаторах, ходят в кино, потом просмотренные фильмы паскудят и негодяят - и всё с огоньком с каким-то даже остервенением в жизнь цепляются. А если у кого-то скажем, хандра или по научному депрессия, то они про неё могут говорить часами, и как описывают?!  Как будто докторскую защищают. Откуда только силы берутся?

- Вот спроси меня когда мне тоскливо, как мол ты себя Петухов чувствуешь? Ну что я отвечу? Просто плечами пожму, да выругаюсь в душе некорректно. А потому что когда мне плохо, у меня сил нет ни на  что. А эти даже болеют с каким-то воодушевлением.

Вот смотри, - продолжал мой злосчастный товарищ, - Сколько в городе кабаков! И всё для чего? Оголодали они так? Да не хрена! Пожрать они и дома могут. Вон сколько ночных магазинов, и в каждом очередь. Нет, они в рестораны ходят от полноты жизни.

Ждет, какой ни будь несчастный за столиком официанта, рядом барышня его – глазами Хлоп- хлоп. Да не нарадуется переменам, да какая обстановка, да с каким вкусом интерьер, да в меню зыр – зыр, и это попробую и это хорошо бы. А потом без перехода, про то, что в стране ни хрена не изменилось, что официанты как при совке, и тд и тп.

А официант придёт, и глубоко ему и на него и на неё. Он в душе уже зам. министра. А разойдутся бесконечно собой довольные. И всё это от полноты жизни.

- Я знаешь, - продолжал о печальном  Петухов, - чего своим современникам простить не смогу? Того, что они меня переживут и на моих же похоронах ещё и поплачут с чувством.

Я вот на похоронах плакать совсем не могу. А эти рыдают, некоторые надрываются даже, а некоторые молча насухую скорбят. Но тоже с  надрывом, они потом  с этим же надрывом будут жрать оливье на поминках. И главное всё искренне, то есть с полной верой.

Как некоторые дальние родственники, или вернее мужья дальних родственниц, которых сто лет никто не видел, а теперь принимают как родных, кушуют блин с кутьёй? А!?

Красотища же!

Сколько в нём в этот момент  сдержанной скорби и деликатности, а ему подкладывают, да уговаривают. – Съешь Володенька! Целый день ведь за рулём. А он лопает и на его лице весь магазин похоронных принадлежностей вместе с персоналом и поставщиками. И только на фразе – Один ты у нас теперь кормилец остался.- Его подлеца передёрнет. Но он ведь вспоминать будет покойника, поплачет за рюмкой на годовщину.

И всё с чувством.

- Нет брат, - продолжит Петухов. -  Это всё от полноты жизни…..От полноты жизни.

- Завидую я им, вот что!