[показать]
В колонках играет - Remember me (Troy)
Настроение сейчас - лирическое...
ТРОЕ
«Кратер любит царя, Гефестион же - меня самого!»
Александр
1. Александр…
Они отнеслись к этому с презрением…А Парменион и вовсе в меня никогда меня не понимал, да что там он, я просто боюсь осознать, что все они меня не понимают. Когда я пытался им что-то объяснить, то понял, что это театр одного актёра. Никто не на что не реагирует. Только твои глаза не были такими, как у всех. Но они и не были как тогда, перед битвой у Гавгамел. В то утро они были моей поддержкой, когда я впервые почувствовал себя не львом, а бессильным. Только твой взгляд дал мне силу, силу бороться дальше. Но в тоже время они были игривыми, какими они были игривыми… Они делают всё то, что делаю я и даже больше, просто меня лучше видно, про меня больше известно, я на виду… И это делает меня уязвимым...
Роксану я увидел там, на каком-то бессмысленном пиру, тогда мне ещё было сказано: «В моей стране тот, кто любит очень сильно, всего лишается, а если относиться к любви с иронией, сохраняет любовь на долго». Эта фраза глубоко запала мне в душу. С иронией…
Она не знала языка, на котором я говорю, поэтому первое время просто молчала… Я говорил ей какие-то слова любви, всё на греческом, хоть и знал, что она не понимает. Но они больше нужны были мне. Её волосы так пахнут, я не знаю, чем, но этот запах напоминает мне тебя…мама. И заставляет забыть на мгновение тебя…мой любимый. Она стыдилась меня, старалась не смотреть, я никогда не видел перед собой её лица в момент близости, она всегда отворачивалась, а мне оно было так нужно. Потом она стала податливее, страсть появилась вместе с умением говорить на моём языке.
Никогда мне не забыть нашу первую ночь. Она-то по сути не смогла стать только нашей ты не смог быть один, чувствовать презрение остальных… Сначала твой приход разгневал меня, но подарок, эта готовность всегда оставаться моим не смотря на её появление, кольцо. У меня есть отчего-то ощущение, что это кольцо ещё кому-то будит напоминать обо мне. Надеюсь, как и для тебя, я буду для кого-то ещё солнцем. Но не как Прометей или Аполлон, а как Александр, я слишком долго и трудно отстаивал право быть Александром и кажется, оно снова ускользает от меня. Роксана была взбешена, она, похоже, раньше меня поняла, что я буду любить только тебя.
Сейчас она как обычно, подходя ко мне сзади, просовывает свою руку мне за хитон и проводит по груди. Почему она так редко смотрит мне в глаза, ласкает как будто украдкой? Но я ей всё это позволяю. Она хочет читать у меня через плечо, но как я могу ей позволить то, что можно только тебе? Она не обижается, воспитание не позволяет ей проявлять свой гнев. Письма от матери я ей точно не покажу, это безумие. Одной Олимпиады мне достаточно.
Сейчас я могу лишь думать о том, что увижу тебя, попробую залечить твоё израненное сердце телом, моя душа и так твоя. Я никогда не сравнивал вас с ней по принципу, с кем я получаю больше насаждения. Никогда. Это просто абсурдно. С тобой я могу быть грубым, неистовым, любовь с тобой всегда окружена священным трепетом и страхом. Так было всегда. С самого начала. Может, я и не успел тебе сказать этого, когда ты был ещё рядом, не нашёл нужных слов, которые надо было сказать тебе перед смертью, но только ты есть в моём сердце, ведь оно у нас на двоих.
…люблю ли её? Я люблю восток, к ней же отношусь с иронией…
2. Роксана…
От этого мужчины исходил свет. До того, как я его увидела, рассказы про его божественность вызывали про себя у меня улыбку. Бог… Возможно ли назвать богом того, чей путь лишь война? Но где же война в его взгляде? В его взгляде лишь удивление. Он как ребёнок восторженно смотрит на наш край. Он становиться его частью, прекрасно при этом отдавая себе отчёт, откуда он.
Я тогда танцевала для него. Только. Я чувствовала только его взгляд. Под конец танца начала замечать и твой, Гефестион. Ты пытался уловить ту искру, что пробежала между нами. Сначала я приняла всё на свой счёт, но как же я ошибалась… Если бы только тогда я знала, КТО будит моим соперником, может быть и войну бы не начала. Тебя, в объятиях его я тогда увидела впервые и всё поняла. Твои слёзы не заставили меня тебя пожалеть, а лишь увеличили мою ненависть. Как много раз, ночуя одна я понимала, что Александр с другими, но только к тебе я ревновала… Ты давал ему нечто большее, чем наслаждение, что-то большее. Это не доступно моему пониманию. Если бы он только позволял мне хоть иногда его жалеть, давал ему помочь, но нет, он всегда бежал к тебе. После убийства Клита, когда ты не позволил мне войти к нему, моему мужу, я пожелала тебе смерти. Я не хотела, но желала и желала только этого.
А ведь и я чувствовала его слабые стороны… Его мать, от которой он бежал, боясь её разочаровать… Его маниакальный страх перед тем, что он не осуществит свои мечты. Даже на супружеском ложе он шептал мне стихи. Когда его называют тираном, мне становиться смешно и появляется желание показать всем тирана, трепещущего передо мной, ловящего моё каждое прикосновение, стараясь запомнить его, ведь оно может больше и не повториться.
Когда ты умер, я, как не странно, не почувствовала радости. Мне больно было глядеть на моего загибающегося мужа, которого ты забрал с собой в Аид. Ты сделал это, мертвый ты ещё более опасен, с человеком из плоти и крови ещё можно соревноваться, с духом же никогда… Кем ты был для него, Гефестион, в чём твоя сила?
…любила ли его? Я как мотылёк, летела на свет и обожглась. Сгореть мне ещё предстоит.
3. Гефестион…
Я закусывал губу, что бы не вскрикнуть. Ты всё ещё стыдился нашей близости, ты был такой скромник, а каким любовником стал! Оторвавшись от меня, ты снова обнимаешь меня. Только меня ты так обнимаешь, только меня. Мне хочется в это верить, потому что я так обнимаю только тебя. Мы всему этому научились вместе, когда я думою о том, что ты делаешь что-то подобное с кем-то другим, мне не становиться больно, я страдаю только от мысли, что ты можешь найти родственную душу с кем-то ещё. Ты переубеждай меня, мне это нужно. Кому как не тебе я могу верить?
Когда ты женился, я еле вынес всю церемонию. Ты видел свой взгляд, когда ты смотрел на неё? Нет, не видел, а я видел. Это заставило меня тревожиться. Позже я чувствовал её обжигающую ревность ко мне. Я отвечал взаимностью. Полнейшей. Я зарывал топор войны только ради тебя.
Это было во время битвы при Гавгамелах, когда я увидел твой безумный взгляд, твоё рвение, с которым ты готов был преследовать Дария, я понял, что тебя не остановить. Тогда я решил, что просто покорюсь твоей мечте. Но я прошу тебя остановиться не потому что я устал, а потому что я боюсь за тебя. Я множество раз видел в твои глазах смерть, ещё одного раза я не переживу. Ты должен жить, Александр, такие люди должны жить, как я тебе говорил уже, грея своим теплом. Как ты грел меня в юности своим телом, а я тебя своим. Когда мы скрывались в горах. Ты тогда не думал ни о троне, не о покорении мира. Просто его, конца может не оказаться и это тебя сломит. Многие так и ждут того, как кто-то обломает тебе крылья.
Твои блестящие, красивые волосы касались моего лица, когда ты меня целовал. Твои поцелуи были разными, не одного похожего. Доставляя тебе удовольствие я наслаждался сам, душевно тоже. Это приятное ощущение начиналось ещё где-то в кончиках пальцев ног и разливалось молниеносно по всему телу. Твои руки всегда были жаркими, они были везде. Твоё тело всегда было приятным на ощупь. Я всегда понимал, что тебе нужно, когда ты смущался об этом говорить. Ты считал меня красивее. Может и красивее, но я никогда не умел говорить с людьми одним взглядом. Одним взглядом подавлять их, порабощать. В этом и загадка твоего лица. Я могу говорить глазами разве что с тобой… Ты любишь мои глаза, знаю. Я могу передать тебе свою любовь даже сквозь толпу людей тебе, мой Александр.
….Говорить тебе о моей любви просто бессмысленно. Ты он ней и так знаешь, я просто хочу сказать: «Остановись. Ради меня. Я не смогу потерять тебя, а если потеряю, то мы попадём туда, где всегда будим вместе и мир нам уже не помешает…целый мир нам не помешает, ты всегда будишь моей любовью»…