[center]1. Вступление[/center]

Боль. Всё, что он мог чувствовать сейчас, было лишь болью. Каждая клетка его тела была будто охвачена огнем. Дракула кричал, кричал от адской боли, от которой, казалось, разрушалось его тело. Кровавые слезы заструились у него по лицу, закапав с белоснежных клыков, когда он выгнулся в агонии, пронзительно взвыв. Цепи впились в его тело, прожигая кожу и не давая залечиться уже старым ранам.

Люди продолжали работать, не обращая внимания на муки немертвого, хотя корчащийся вампир и сам заметил, что Харкер вздрогнул при виде вновь открывшейся раны на груди Немертвого Графа. Кровь носферату кипела с каждым словом Абрахама и с каждым действием других участников обряда. Неожиданно Дракула замер, что вызвало удивленные переглядывания мужчин, смущенных возникшей паузой. Но Абрахам ни на мгновенье не замедлил размерного чтения заклятья.

Так же резко как замолчал, вампир вскинулся, выгибаясь и натягивая оковы, до хруста впившиеся в окровавленные запястья. На тыльной стороне кистей немертвого замерцали нечеткие точки, прожигавшие мертвую плоть. Но с каждой секундой они сияли всё ярче, заполняя извилистые линии, нанесенные рукой человека.

Символ на груди Кровавого Лорда вспыхнул на мгновение и исчез вместе со светом, будто пробивающимся из ладоней вампира. Лишь на долю секунды смертные, находившиеся в комнате, смогли увидеть поблескивающий в воздухе нитевидный луч, соединивший Абрахама и демона, который погас так же быстро, как и вспыхнул.

Обряд был завершен, но люди, уставшие и напряженные, не спешили на отдых, а лишь неуверенно посматривали друг на друга. И каждый задавался вопросом: сработало ли всё то, ради чего они провели, наверное, жутчайшую ночь своей жизни?

Вампир не двигался, лишь сжался на столе, насколько позволяли ему цепи, и тихо поскуливал, словно ему до сих пор было больно. Абрахам осторожно подошел ближе, внимательно следя за немертвым, и наклонился к нему. Легкая ухмылка скользнула по губам мужчины, когда он провел пальцем по выжженному символу на груди твари. У него не было опыта в подобных действиях, но он ни капли не сомневался в наличии связи между собой и своим новоявленным рабом.

Дракула вздрогнул от его прикосновения, нервная дрожь свела окровавленное тело судорогой. Нет, Абрахаму не были приятны вопли ужаса и боли, но почему-то даже сейчас дерганное движение существа лишь усилило испытываемое им ощущение счастья. Он не признался бы в этом перед компаньонами, но ничего не мог поделать с опьяняющей, а потому постыдной мыслью, что наконец-то сумел взять животное под свой контроль. Отныне вся дикая красота и мощь Короля Нежити, сильнейшего из вампиров, будет кланяться ему, исполнять его приказы, служа ненавязчивым подтверждением гениальности, мастерства и могущества его, Абрахама ван Хеллсинга, лучшего из охотников на немертвых.

Мужчина еще ниже склонился к твари, смело стирая кровь с лица и откидывая пряди волос с закрытых глаз.

– Мой. Ты теперь моя собственность, Граф. Я сделаю тебя еще сильнее, даже более сильным, чем ты был до сих пор. Но ты никогда не вернешь себе свободу, будь уверен… – негромкий спокойный голос Абрахама понемногу затихал, разрывая последнюю связь Дракулы с реальностью. В последний раз вздрогнув всем телом от очередного прикосновения, немертвый провалился во тьму беспамятства.

2. Уроки
Дракула забился в дальний угол камеры так далеко, как позволяли цепи. Его природа требовала спрятаться под крышкой гроба, но те, кто поймал его, словно издеваясь, поместили гроб так, чтобы, как бы он ни пытался достать его кончиками пальцев, между ним и деревянным краем все равно оставалась пара-тройка дюймов.

Вампир вздрогнул, сам не зная почему. Боли уже почти не было, лишь символы, выжженные на коже, неприятно ныли. Время от времени резкая тошнота заставляла его корчиться на полу и жадно хватать ртом воздух в попытке всухую что-то срыгнуть. Абрахам и здесь не пощадил его гордости, приковав, как какое-то животное, к стене: за запястье, лодыжку и шею. Длины цепей едва хватало на то, чтобы сделать два-три нетвердых, унизительных шага по маленькой дуге, но даже если бы на сталь не было напылено серебро, вряд ли ослабевший немертвый сумел порвать их.

Голод лишь усиливал его муки, но самым пугающим было, что больше он не чувствовал своей силы. Казалось, что вся его мощь была заперта в каком-то месте, к которому у него не было ключа. Единственным, что у него еще оставалось, была физическая сила, которая едва ощущалась и лишь усиливала чувство раздробленности и расколотости его сущности.

Обхватив себя руками и мелко подрагивая, Дракула сидел у стены, буравя железную, находящуюся вне его досягаемости дверь усталым взглядом потускневших алых глаз. Это был единственный вход в его тюрьму, к тому же он не сомневался, что рано или поздно Абрахам вернется.

Проклятый человек был единственным, кто впервые за сотни лет заставил его почувствовать страх. И хотя вампир полностью не понимал, что же было сделано с ним той ночью неделю назад, он уже осознал, что его сила заперта надежно и что отныне всё находится под контролем этого человека. Граф смутно помнил, что Абрахам, с каждым ударом кола, пробивающегося к сердцу, кидал ему в лицо гневные фразы, обвиняя в чем-то, но даже если агонизирующий немертвый смог бы в тот момент воспринять все слова, вряд ли в этом было бы много смысла. Акценты людей порой делали знакомый живущему не первый век вампиру английский язык совершенно непонятным.

Нарастающий звон в ушах заставил Дракулу дернуться всем телом и со стоном, словно от приступа мигрени, обхватить ладонями, казалось, раскалывающуюся голову. Пронзительно взвыв, он согнулся в новом приступе тошноты. Цепи зазвенели, когда пленник пригнулся к полу, упираясь дрожащими руками в каменные плиты. Сухой спазм заставил истощенное тело вздрогнуть так сильно, что сам немертвый не удивился бы, если вдруг, после очередного судорожного сжатия пустого желудка, выплюнул бы перед собой что-нибудь из своих внутренностей.

Когда приступ боли прошел, вампир рухнул на пол, судорожно пытаясь вдохнуть. Длинный язык, едва не задевая пыльных плит, свисал из широко раскрытого рта задыхающегося немертвого.

Хеллсинг не мог держать его здесь вечно, и рано или поздно, хоть перед самым концом света, но за все эти унижения, за это величайшее на памяти Дракулы оскорбление, человек должен будет заплатить! Куда бы он ни сбежал, какой бы путь ни выбрал, но он будет мучиться и страдать так же, как сейчас мучился и страдал немертвый. С этой мыслью, которая обнадеживающей фантазией запечатлелась в его разуме, вампир скорчился в углу, закрывая глаза и погружаясь в иллюзорную свободу, даруемую сном.

***
– Это сработало? – Харкер тревожно посмотрел на Абрахама. В течение нескольких дней после ритуала вся группа пребывала в ожидании, когда же ван Хеллсинг будет абсолютно уверен, что демон покорен.

– Я могу чувствовать его. Он там и еще жив, но очень слаб. Сомневаюсь, что он понимает, что произошло, так что, возможно, мне вскоре понадобиться «навестить» его.

Абрахам великолепно понимал, что уже давно можно было явить результаты эксперимента, но не мог отказать себе в удовольствии понаблюдать за тем, как с каждым часом его компаньоны нервничали всё сильнее. Человеческий разум - интересная штука. В пылу охоты за немертвым они особо не думали о темной стороне предложенного им варианта. Но сейчас им было страшно, хотя причиной был лишь выдерживающий паузу Абрахам, сознательно решивший заставить тварь пострадать подольше и еще больше ослабнуть за эти несколько дней. Никто и ничто не должны были оспорить серьезности проведенного ритуала или дать повод усомниться в мастерстве того, кто довел уникальный опыт до конца. Первый камень в основание репутации Абрахама ван Хеллсинга был положен.

- По моим расчетам лучше нанести визит этой твари на следующей неделе. Он не сможет выбраться из камеры, даже если вывернется из цепей, но даже если сможет сбежать – он слишком слаб, чтобы ходить сквозь стены, - пояснил мужчина, внимательно наблюдая за друзьями.

Никогда не унывающий Сьюард помотал головой и рухнул на стул:

– Так он покорен или нет, Абрахам? – с присущей ему эмоциональностью выпалил он. – Сработало или нет? Я знаю, что вы всё уже поняли для себя, но – черт! – скажите и нам. Мы уже с ума сходим!

Другие, Годалминг и Харкер, удивленно покосились на компаньона, но тут же перевели взгляд на ван Хеллсинга, который не смог сдержать смешка.

– Конечно, он покорен. Вопрос лишь в том, насколько прочна связь. Именно поэтому я не спешу ничего объявлять. И именно поэтому я прошу вас выждать еще неделю, чтобы удостовериться, что печати сохранят свое действие. Друзья мои, я всего лишь не хотел бы давать вам ложных надежд.

Испытующий взгляд Сьюарда на миг задержался на высокой, подавляющей одним своим присутствием фигуре ван Хеллсинга. Доктор доверял оккультисту всё меньше, но не мог не признать, что сложно было найти более подходящей кандидатуры на роль хозяина для Дракулы.

– Как скажете. Нам остается только ждать.

***
Старые проржавевшие петли мучительно заскрипели, будто протестуя против того, чтобы их использовали для чего-то большего, кроме как удержания на весу тяжелой двери. Абрахам поднял фонарь повыше, чтобы свет озарил все пространство камеры. Изменений за дни, прошедшие с момента пленения существа, почти не было, однако камень, в который были вмонтированы концы цепей, выглядел чуть выдвинувшимся из кладки, словно кто-то расшатывал его в течение многих часов. В остальном же всё осталось прежним. Гроб стоял там же, где он велел поставить его, лишь поверхность его, черная и блестящая, покрылась тонким слоем пыли. Обиталище вампира, а точнее то, что оно так и оставалось вне досягаемости самого немертвого, было первым четким показателем власти человека. Тварь больше не имела выбора: лечь в гроб или остаться вовне – теперь это решал за нее хозяин.

Желтый свет высветил скорчившуюся фигуру, которая сидела в том углу, что был ближе к гробу. Запавшие алые глаза следили за каждым движением человека, хотя по сильной дрожи, волнами пробегавшейся по костлявому телу, можно было предположить, что вряд ли вампир сможет полностью сосредоточиться на атаке.

С момента, как он впервые попал на исследовательский стол, немертвый так и не получил никакой одежды, потому что вряд ли можно было назвать таковой цепи. Да и зачем она нужна была, если во время проведения завершающего обряда любое лишнее вещество могло помешать успеху процесса? Сейчас же отсутствие даже клочка ткани на теле вампира помогло присевшему на корточки и внимательно всматривающемуся с расстояния Абрахаму проверить состояние своего раба. Символы, отпечатавшиеся на тыльной стороне ладоней, так и не исчезли, лишь побурели и стали напоминать обычные ожоги. Пентаграмма на груди потускнела и в скором времени должна была окончательно исчезнуть, если бы у твари нашлось достаточно еды для регенерации, которая легко справится с тем, чтобы очистить от ссадин и небольших порезов идеально гладкую, бледную кожу.

Пришла пора для финальной стадии опыта.

Абрахам подошел чуть ближе и склонился над немертвым. Кончики пальцев коснулись бока существа и медленно провели по нему. Дракула вздрогнул и глухо зарычал, сверля человека тяжелым взглядом. Ван Хеллсинг отдернул ладонь, стоило алым глазам сузиться и предупреждающе вспыхнуть.

– Хм…

Оккультист вновь протянул руку, уверенный, что печать обязана защитить его как хозяина этой твари. Но стоило ему вновь коснуться бока немертвого, как тот зарычал в голос, по-звериному щеря верхнюю губу и выставляя напоказ бескровные десны и длинные, обещающие мучительную смерть клыки.

Мужчина задержал свою ладонь, не отводя взгляда от лица вампира. Ни тени страха не мелькнуло в потемневших синих глазах, но ван Хеллсинг на миг почувствовал себя неуверенно, стоило ему спросить себя, почему печать, уберегающая его от нападения, не защищает от явной угрозы со стороны раба. А что если печати вообще не работают? Нет, ответил он сам себе, такой вариант не мог быть правдой – необъяснимое понимание, что одной только силой мысли он может контролировать боль, удовольствие и перемещение твари, никуда из его разума не делось.

Отмахнувшись от тревожных дум, Абрахам, так и не переставший касаться кожи вампира, неторопливыми уверенными движениями стал поглаживать выступающие ребра, игнорируя почти физически ощущавшуюся ненависть и нарастающий гнев со стороны существа. Мужчина мог чувствовать мелкую дрожь под своими пальцами, но стоило ему добраться до костлявого плеча, как сжатые до зубовного скрежета челюсти разомкнулись.

Дракула готовился впиться клыками в любопытную руку, которая касалась и трогала его, словно он был диковинным прирученным львом. Если это и было обычной привычкой для охотника, любующегося трофеем, то в случае с ним таким безрассудным мог быть только глупец. Пусть ему самому казалось, что у него не было сил даже на то, чтобы говорить, вампир не чувствовал себя абсолютно беззащитным. Он ударил, когда Абрахам коснулся его шеи.

Вампир рванулся к Абрахаму, который, видимо, был достаточно глуп, чтобы подойти так близко. Мужчина отшатнулся, не успев ни заслониться, ни даже оценить скорость светлым пятном дернувшегося к нему тела. Но уже миг спустя вампир взвыл, ошеломленный стеной оглушающей боли, которая отбросила его назад. Корчась в конвульсиях на каменном полу, вампир будто ощущал на себе невидимый, но обжигающий огонь полуденного солнца, усиленного жалящими прикосновениями чистейшего серебра. Дракуле казалось, что вслед за изнуренной голодом оболочкой даже кости, каждую из которых он чувствовал, начинали рассыпаться прахом. И даже его агонизирующий разум понемногу умирал, заставляя голову раскалываться на части от каждой вспышки, что молнией пронзала мозг, оставляя красный туман застилать глаза.

Так же резко, как началось, всё закончилось. Вампир обнаружил себя лежащим головой на коленях Абрахама и почти с испугом почувствовал на своем лице кровь, двумя ручейками стекающую по щекам и капающую на пол. Чтобы выжить, он нуждался в каждой капле, и даже эта минутная слабость могла в будущем обойтись ему слишком дорого. Но больше всего немертвого напугали пальцы, которые ласково перебирали его волосы.

– Ты не должен нападать на Хозяина, – прошелестел шепот.

Дракула отшатнулся, со страхом смотря вверх на человека широко распахнутыми глазами. Он не мог поверить, но отныне его свобода принадлежала уже не ему. Скомбинировав обряды разных религий и призвав давным-давно позабытые просвещенным человечеством силы, Абрахам сумел заклеймить его: его разум, его тело и его душу.

– Помоги мне, – прохрипел Дракула, содрогаясь от спазмов требовавшего еды желудка.

Абрахам на миг будто почувствовал, как голод разрушает ослабленное тело, но лишь мрачно усмехнулся и склонился к искаженному мукой лицу.

– Ты будешь питаться, если попросишь, – четко произнес он.

Вампир застонал, сдвигаясь от ног ван Хеллсинга к успокаивающей прохладе камня. Он не хотел признаваться перед самим собой, но тепло человеческого тела будто делало боль чуть менее острой. Это тоже было действие печати? Это она породила странное желание быть ближе к человеку? Это из-за нее он, ни на миг не переставая ощущать ужас, чувствовал себя чуть лучше, даже когда Абрахам просто обращал на него внимание? Конечно, нет – это было бы бессмысленно. Но с другой стороны, в этом как раз и мог быть смысл. Нет ничего проще, чем добиться послушания от того, кому приятно твое общество и кто жаждет его.

Доктор довольно улыбнулся, освобождая свои пальцы из спутанных длинных прядей, в «силки» которых они попали в тот момент, когда мужчина захотел помочь лежащему на полу вампиру.

– Сегодня вечером у тебя будет возможность попросить меня. Когда я приду со своими друзьями, ты не будешь рычать, не станешь показывать зубы – ни в чем не проявишь враждебности. Сделаешь и получишь еду, – не допускающим возражений тоном высказав свои требования, Абрахам поднялся с пола и вышел из камеры, заперев массивную дверь за собой.

Дракула не двигался, хотя и знал, что ван Хеллсинг уже не вернется. Он лежал, одной рукой обхватив себя поперек живота и касаясь пальцами другой – своей шеи, в том месте, где до нее дотронулся человек. Если он хотел есть, то он должен действовать так, как приказал Абрахам? Печать не даст ему никакой возможности сделать что-нибудь против воли смертного? Не даст даже подумать о том, чтобы воспротивиться? У немертвого возникло чувство, что в его разум вплелось несколько новых инстинктов, которые приказывали ему защищать человека, повиноваться ему и почитать его. Того, кто унизил его и намеревался окончательно втоптать в грязь.

***
Годалминг вошел первым, считая себя защитником их небольшой группки. Свет нескольких фонарей вмиг осветил крошечную камеру, стоило двери открыться.

Сияние, намного более сильное, чем от одной-единственной лампы, что приносил с собой Абрахам, ослепило вампира, с ворчаньем отвернувшегося лицом к стене. Он слышал приближающиеся шаги, но остался неподвижным. Кто-то встал на колени за его спиной, но шума от движения почти не было, словно это был другой немертвый. Так ходил только один человек. Человек, который сейчас поднес лампу почти к самой его коже, сразу зазудевшей от щекочущего, еле уловимого царапанья света по ней. Люди что-то негромко обсуждали, но вампиру важнее были не произносимые звуки, а те слышные лишь ему толчки крови, что перегонялась по жилам. Дракула был слишком слаб, чтобы сопротивляться резкому рывку за плечо, с которым Абрахам перевернул его на спину. Человек склонился над ним, рассматривая пентаграмму. И пусть вампир даже не зарычал, показывая свой бессильный гнев, печать отозвалась резким уколом боли, пронзившим всё тело.

Хеллсинг заметил дрожь немертвого, но засомневался, что его, увы, не самые внимательные, но жаждущие доказательств компаньоны тоже увидели это. Поэтому мужчина медленно поднес ладонь к лицу существа и провел пальцами по впалой щеке по направлению к тонким, бескровным губам. Однако Дракула не то что не укусил, он даже не отвернулся, хотя вновь вздрогнул.

– Поразительно! – выдохнул Сьюард. – Демон даже не пробует напасть… Печать работает!

Харкер слабо улыбнулся, сразу став выглядеть моложе, несмотря на седые после перенесенных страданий волосы. Наконец-то он и Мина были спасены от этой адской твари.

– Теперь, когда я уверен в успехе нашей затеи, мне бы хотелось вернуться домой, – прошептал он, кивком попрощавшись и быстро выходя из комнаты. Он не горел желанием провести рядом с поверженным чудовищем ни одной лишней минуты и единственное, чего он хотел, вернуться к любимой жене.

Сьюард и Годалминг тоже не стали задерживаться, поздравив Абрахама с успехом и пожелав ему удачи. Конечно, прощаясь с ван Хеллсингом, они извиняясь говорили о том, что желали бы позаботиться о встревоженном воспоминаниями Харкере и успеть на поезд, но каждый из них в глубине души желал оказаться как можно дальше от этого проклятого места. Сейчас, когда их миссия была завершена, они не видели смысла оставаться здесь, даже чтобы подробнее рассмотреть плененного вампира.

Абрахам с усмешкой посмотрел через плечо. Спешное бегство не обидело его, ему и так пришлось сильно надавить на них, чтобы они согласились, пусть и ради эксперимента и дальнейшего изучения, не убивать Дракулу. И потому он был благодарен им уже за это.

– Я доволен, что ты понял, как себя вести. Поэтому ты получишь еду, – довольно проговорил мужчина, убирая ладонь с лица немертвого и доставая из кармана пиджака перочинный нож. Лезвие медленно скользнуло по коже. Не самое приятное, но это было еще одно испытание для животного и для печати.

Абрахам поднес кровоточащее запястье ко рту вампира. Даже когда он только собирался делать надрез, он заметил сузившиеся, как у кошек или змей, зрачки алых глаз. Сейчас же они слабо мерцали, но мучимый голодом вампир так и не рванулся к еде, хотя она была очень близко от его лица.

Мужчина улыбнулся, подводя ладонь под затылок немертвого и чуть приподнимая его голову.

– Я разрешаю тебе пить, – четко произнес он, поднося рану к самому рту и надавливая кистью на губы. Эффект был мгновенным. Дракула тут же обхватил зубами запястье, заставив Абрахама поморщиться от того, как острые холодные клыки надавили на кожу. Удивительно, но вампир не сделал ничего, чтобы прокусить ее. Может, он остерегался наказания со стороны печати, а может, изможденному телу хватало и этих капель.

Дракула пил жадно, судорожно глотая предлагаемую кровь, которая для него была изумительна и неповторима, как первая страсть юной девы. Он трепетал всем телом, неосознанно хватаясь и скользя пальцами по ткани рукава, как будто специально норовившего прикрыть рану. Жажда, подобной которой вампир никогда не испытывал, перерастала в одержимость, в безудержное желание и дальше пить кровь именно этого человека. Отныне только в этой крови он будет нуждаться и только ее желать.

Когда Абрахам попробовал отнять свою кисть, Дракула заворчал, чуть сильнее сжимая зубы. Мужчина нахмурился, потянув сильнее, но вампир лишь крепче вцепился ладонями в рукав.

– Отпусти, – повысил голос Абрахам, придавая ему гневные интонации. Во время демонстрации его вампир всё делал правильно. И теперь вот это? Теперь он не слушался, бросая вызов власти человека. Подобного поведения стоило ожидать, но сам Абрахам думал, что существо осмелится проявить непокорность, когда восстановит свою силу, а не когда оно еще напоминает иссушенный, извлеченный из могилы труп.

Неожиданно Дракула отдернул голову – ему показалось, что кровь, которую он пил, внезапно обожгла его горло. Он не наелся и был всё таким же ослабленным, но печать опять показала ему свою силу. Абрахам встал, хмуро смотря на него и перевязывая платком порез.

– Ты осмелился противиться мне? Ты уже забыл, что будет с тобой в случае непокорности?

Цепи зазвенели, когда вампир сел.

– Освободи меня, – прохрипел Дракула, подняв взгляд на Абрахама, встревоженного жаждой, плещущейся в алых глазах.

– Ты мой, вампир. Оставь надежды и слушай меня, хорошенько слушай меня, раб, – выплюнул Абрахам, повышая голос с каждой произнесенной фразой. – Ты уже знаешь, насколько она ограничивает тебя, поэтому даже не мечтай о свободе. Ты мой настолько, что я сделаю с тобой всё, что пожелаю, и ты даже возразить мне не сможешь. Печать вплетена в твою сущность, твой разум, твое тело, твою душу, если она у тебя есть. Она будет действовать всегда, и лишь со смертью последнего Хеллсинга, чего ты не дождешься, ты освободишься.

Пока он говорил, выпитая кровь, как бы мало ее ни было, залечила ссадины и ушибы на теле вампира. Даже выжженный на груди символ, насколько заметил Абрахам, слегка потускнел.

– Но даже получив свободу, чего я не допущу, вряд ли ты сможешь ею воспользоваться, – мрачно усмехнулся мужчина, отвечая на очевидные надежды немертвого. – Печать настолько слита с твоим разумом, что вместе с ней ты потеряешь и его. Хочешь быть свободной, но безмозглой и ничего не осознающей тварью? Пожалуйста! Так что с твоей стороны, если ты, конечно, не захочешь проверить правильность моих мыслей, будет мудро забыть и даже не рассматривать подобный вариант спасения. Ты больше не свободен, ты мой, и примирись с этим. Так будет легче для тебя.

С каждым словом, что звучало из уст Абрахама, Дракула боялся его всё больше. Но аромат человеческой крови был слишком силен, и вампир сдвинулся вперед, не отводя взгляда от алого пятна, расплывшегося на белой ткани платка. Абрахам замолчал, наблюдая за вампиром, который потянулся головой к запястью. Голодные псы очень опасны, но этот напасть не мог.

– Остановись, – негромко проговорил мужчина, восстанавливая в памяти то ощущение, когда он приказал вампиру прекратить есть. Немертвый поморщился, вздрогнул, но замер и посмотрел на него снизу вверх.

– Ты так и будешь держать меня? – прошипел вампир, полыхнув безумным взглядом. – Я настолько голоден, что готов есть насекомых. Прошу… – он будто подавился, не завершив фразы. – Ты мучаешь меня, давая так мало крови.

– Попроси как положено, и я подумаю о том, чтобы дать больше, - отрезал Абрахам, закрывая повязку ладонью.

Дракула озадаченно посмотрел на него, продолжая мелко дрожать.

– Что я должен сделать?

– Обратись ко мне на «вы», назови меня «Хозяин» и попроси, предварительно встав на колени. Скажи: «Пожалуйста, Хозяин, позвольте мне поесть».

Глаза вампира расширились, как будто ему влепили пощечину. Он просто не мог поверить в то, что только что услышал.

– Я скорее буду голодать! – отстранившись, прошипел он с ненавистью, обхватывая себя ладонями и прижимаясь к камням.

– Будешь, но не жди, что если ты будешь голодать, я дам тебе поблажку, когда мы займемся твоим обучением. Обращение с тобой будет одинаковым и независящим от того, сыт ты или голоден.

Абрахам повернулся, собираясь уйти, но неожиданно остановился, решив обозначить все свои требования к твари сейчас. Чем раньше, тем лучше.

- Граф! – воскликнул он, возвращаясь взглядом к фигуре вампира, смотревшего на него с опаской. – Я озвучу для вас, – насмешливо подчеркнул он обращение, – несколько основных правил, которые будут действовать с этого момента и до конца жизни моей и моего рода. Печать поможет вам запомнить их, – он не ждал ответа немертвого, а потому просто продолжил свою речь, вернувшись к более подобающему для животного обращению: – Первое правило, которое ты, надеюсь, уже понял: ты не нападаешь на хозяина. Любая попытка тут же влечет за собой наказание. Второе правило: ты повинуешься каждой команде хозяина. Если ты противишься или возражаешь, опять же можешь быть уверен в скором наказании. Третье правило: ты всячески оказываешь почтение и уважение к своему хозяину. Это значит, что ты не огрызаешься, не рычишь, не показываешь мне зубов в любом виде, какой я могу посчитать враждебным. К тому же обращаешься ко мне на «вы» и называешь «Хозяин». Пока, чтобы тебе было проще, добавляй это обращение в конце каждого предложения. Если ты забудешь, печать тебе напомнит. И четвертое правило: ты не смеешь питаться без моего разрешения. Ты не нападаешь, не наносишь ран, не убиваешь и не причиняешь вреда любым другим образом любому живому существу без моего разрешения, - подчеркнул он последнюю фразу и перевел дух. – Думаю, что пока правил хватит. Выполняй их и, возможно, получишь разрешение выйти отсюда и погулять по дому.

Дракула поморщился, поднимая голову. От него ждут, что он будет говорить «Хозяин» в каждом предложении? «Подсказки» печати не были тем, что бы он хотел испытать снова, особенно когда он был настолько слаб. И потому всё еще страдающий от голода вампир проводил взглядом вышедшего Абрахама, не сказав ни слова. Сейчас, когда еда помогла ему хоть немного восстановиться, он уже мог оценивать окружающий мир здраво, а не через красный туман, застилающий глаза. Причем у него возникло ощущение, что кровь Абрахама несла в себе больше жизни, была более сильна, чем у обычных людей. Вампир задался вопросом, не было ли это еще одним действием печати.

Немертвый сдвинулся вдоль стены, направляясь к гробу. Снова он растянулся по полу, протягивая руку, чтобы хоть кончиком пальца коснуться темного дерева. Но снова потерпел неудачу и отполз к стене, где улегся, обнимая себя ладонями. Для Абрахама было бы такой мелочью дать ему одежду… Пальцы задели чуть выступавшие края ожога на груди, и вампир, уже в который раз за эти дни, посмотрел на свои руки, разглядывая печати. Выжжены, навсегда. Он, граф Дракула, заклеймен как собственность человека, как какая-то вещь.

Он перевернулся на бок, лицом к двери, но не стал даже пытаться уснуть, потому что во сне подсознание вновь и вновь напоминало ему о проведенном обряде, заставляя его каждый раз просыпаться от леденящего ужаса. Заснуть после такого все равно было невозможно.

3. Хозяин
Абрахам посмотрел на огонь, единственного свидетеля своих трудов, если не считать чашки горячего чая, стоявшей на столе. Тепло камина и ароматный чай – что еще нужно, чтобы расслабиться и выбросить все ненужные мысли перед тем, как лечь спать. Но он не мог себе позволить отдыхать, пока не закончил со своим новым питомцем.

Несколько часов спустя после того, как он покинул камеру вампира, уже вечером, он решил, что даст тому новое имя. В конце концов, это одна из обязанностей владельца – дать животному кличку, подобрать прозвище, которое тому подходило или соответствовало. Но сам ван Хеллсинг больше хотел, чтобы оно стало еще одним напоминанием о превосходстве человека над полуночной тварью. Ожидать от Дракулы мгновенного беспрекословного подчинения было бы глупо, поэтому Абрахам должен был стремиться к тому, чтобы подтвердить и закрепить свою власть и на сознательном, и на подсознательном уровне мышления немертвого. Сознательное побеждалось легко: правилами, печатью и наказаниями. С инстинктивной же частью разума было сложнее, нужно было использовать действовавшие не столь быстро и эффективно методы: такие как невозможность улечься в находящийся в пределах досягаемости гроб или смена имени. Печать позволяла изменить наименование объекта и даже способствовала тому, чтобы вампир, добровольно или нет выполняя приказы, все сильнее и сильнее отождествлял себя с тем словом, каких хозяин будет называть его. Неплохой фундамент для «плодотворного» рабства.

Сегодня, во время кормления твари, Абрахам с удовлетворением подметил пару признаков, показавших ему, что еще одна важная функция печати работает как надо. Любой пес должен быть послушен своему хозяину и должен любить руку, которая его кормит. Может, потом этот инстинкт разовьется как надо, и цепь на опасном и непредсказуемом животном станет еще прочнее. Безоговорочная собачья преданность вампира не дала бы ему обманывать ослабевшего или приболевшего хозяина. Если бы еще сбить с «Короля Нежити» спесь и поумерить его гордость, всё стало бы намного проще.

Абрахам перевел взгляд с языков пламени на лист с расположенными столбиком словами, которые могли бы стать новыми именами для раба, но ни одно из них ему самому не нравилось. Оккультисту хотелось бы, чтобы у прозвища был смысл и некоторый символизм, чтобы оно не было просто комбинацией звуков. А в идеале хотелось, чтобы и вампир каждый раз, когда слышал его, вспоминал и осознавал свое положение.

Со вздохом ван Хеллсинг снова взял в руки ручку и обмакнул перо в чернильницу. Новый лист стал заполняться именами, которые так или иначе касались немертвого: Эдриан, Владимир, Влад, Дракула, Граф…

Второй час работы, а всё впустую.

Вдруг его озарило. В зеркальной поверхности серебряного чайника, стоящего неподалеку, отразилось родовое имя вампира. Уже не Дракула, а алукарД. Абрахам смотрел на слово в течение нескольких секунд, а затем размашисто записал его, неспешно проговаривая и будто пробуя на вкус новое имя своего слуги. А-лу-кард. Оно было великолепно.

***
– Алукард? – прохрипел Дракула, отползая так далеко от человека, как позволяли цепи. – Зачем мне другое имя?

Неожиданно вампир вздрогнул и напрягся всем телом.

– Как же быстро ты всё забываешь… – посетовал Абрахам, скрестив руки на груди и подчеркнуто вздохнув.

Немертвый приглушенно вскрикнул и замотал головой, будто отрицая давящую на разум печать и не желая даже слышать короткое слово, что гудело в голове громче и громче, отдаваясь эхом в висках. «Хозяин». Он помнил, что чтобы боль прекратилась, ему достаточно просто сказать его, но остатки гордости кричали еще оглушительнее.

Ван Хеллсинг ждал, с кривой улыбкой наблюдая за вампиром, но первый крик раба был единственным. Мужчина вздохнул и присел на корточки. Сгребая в горсть седые волосы существа, доктор заставил его поднять в голову и посмотрел прямо в глаза, безумные от непрекращающейся боли и муки.

– Скажи это, – настойчиво проговорил он, потянув за волосы и заставляя тварь привстать. Алукард вновь помотал головой и попытался оттолкнуть хозяина, которого уже начинало злить упрямство раба. – Чудесно, тогда мы попробуем другой способ, – безрезультатно заставив себя успокоиться, мужчина выпустил пряди осевшего на каменные плиты вампира и перехватил его руки. Резко рванув вверх и почти до хруста сжимая тонкие запястья, об выпирающие кости которых, казалось, можно было порезаться, Абрахам заставил вампира посмотреть на себя. – Скажи!

Негромко вскрикнув, немертвый прикрыл глаза, стискивая до зубовного скрежета челюсти. Печать давила почти нестерпимо, заставляя его произнести уже ставшее ненавистным слово. Сквозь будто выжигающую разум пелену боли Дракула еще успел подумать, что скоро он вообще будет не в состоянии выговорить его, даже если захочет. Но Абрахам не обратил внимания на слабый вырвавшийся стон и отпихнул немертвого к стене, по которой тот сполз на пол. Окинув взглядом комнату, мужчина прошел к другой стене и снял с крюка оказавшуюся слишком тонкой, а потому не использованную для пленения Графа стальную цепь. Сложив ее пополам и наматывая концы на кулак, ван Хеллсинг вернулся к скорчившемуся вампиру и вновь вздернул его, одной ладонью обхватив оба запястья.

Первый удар пришелся по тыльной стороне ног твари. Как бы ни был поглощен Алукард ментальной борьбой с печатью, а боль, даже от несеребренного железа, была слишком остра. Застонав, он дернулся всем телом и то ли попытался поджать ноги под себя, то ли шагнуть в сторону, но второй удар попал почти в то же место.

Несмотря на все более громкие стоны и вскрики вампира, Абрахам продолжал. Темные ссадины появлялись на ногах и бедрах вампира после каждого удара, но не залечивались, как будто вся кровь, полученная немертвым вчера, ушла на старые раны.

Дракуле казалось, что он ослеп от совокупной боли, ментальной и физической, и что только рука человека удерживает его, не давая рухнуть на пол. Человек не мог не замечать его мук, но вряд ли согласился бы прервать наказание, пока не услышит одного-единственного слова из уст вампира.

– Скажи это! – процедил мужчина сквозь зубы, продолжая истязание. Наказание, коль уж оно приняло такую форму, обязано было привести к ощутимым результатом, хотя сам ван Хеллсинг сомневался, что обычная сталь так уж неприятна немертвому, который, видимо, просто был слишком слаб. Если бы Алукард питался нормально, он бы вообще не обратил внимания на эти удары. Абрахам решил, что в будущем, чтобы воспитать страх перед болезненным наказанием, должен будет подумать об использовании серебра.

– Нет! – просипел вампир, едва способный на то, чтобы вспомнить, с чего началась эта кажущаяся бесконечной ночь. Он уже не верил, что ему может быть еще больнее.

Резко разжав ладонь, ван Хеллсинг выпустил тело не сумевшего даже удержаться на ногах вампира. Отбросив цепь к противоположной стене и в последний раз взглянув на стонущего Алукарда, мужчина пошел к двери. Откуда-то было понимание, что если сейчас оставить тварь одну – значило причинить ей еще больше страданий. Тем лучше.

Алукард перекатился набок, мутным взглядом провожая уходящего человека. Где-то на краю осознания билась мысль, что он должен позвать его назад, и потому, потянувшись к двери до впившегося в горло ошейника цепи, немертвый протянул свою руку вслед Абрахаму. Стоило двери захлопнуться, как стало намного хуже. Казалось, что лишь присутствие человека приглушало боль от давящей печати. Хриплый воющий звук раздался под каменными сводами, когда вампир рухнул на пол, корчась от боли и пытаясь протолкнуть по раздираемому воплем горлу хоть немного воздуха. Ему удавалось сделать хоть что-то похожее на вдох только, когда он кричал то самое слово – а он надеялся, что это было внятное слово – в сторону двери. Вновь и вновь он звал своего хозяина, даже когда печать прекратила свою пытку.

Абрахам продолжал идти из темниц к верхним уровням. Он мог слышать вампира, мог слышать, что тот именно что звал его, и потому мог поздравить себя с успешной работой печати. Пусть и для облегчения боли, но Алукард хотел, чтобы он вернулся. Мужчина не замедлил шага, решив оставить немертвого в покое до следующей ночи.

***
Стоило Алукарду успокоиться и затихнуть после ухода Абрахама, как вновь вернулась тошнота, терзающая его в первые дни плена. Волна за волной она заставляла его тело содрогаться на полу, пока ум вампира, на удивление ясный после пытки, раз за разом долбился в стену между собой и своей силой. Наказание помогло ему понять, где именно в его разуме находится невидимая граница, созданная обрядом, но это было его единственной удачей. Разве что он еще заметил, что каждый раз, когда он боролся с властью печати, пентаграммы на его кистях начинали пылать алым.

Устав от бесплотных попыток, вампир лежал на спине, бессмысленно разглядывая потолок и кончиками пальцев касаясь печати на груди. Кожа обтягивала выступающие кости, и внезапно немертвый понял, что готов уже не просить, а умолять Абрахама дать ему немного своей крови.

– Хозя… ин, – прошептал он, повернув голову лицом к двери. – Я голоден… Прошу вас, – он негромко всхлипнул, предчувствуя, что скоро его тело окончательно истощится. Он был абсолютно беспомощен, и именно это вызывало наибольший страх у всесильного в прошлом вампира.

***
Абрахам усмехнулся, опускаясь на одно колено и проводя пальцами по седым волосам неподвижно лежащей твари. Когда он в первый раз увидел Алукарда, они были черны как ночь, но долгие пытки и голод сделали свое дело. Даже жаль…

Поставив на пол принесенную миску со свиной кровью, мужчина перекатил вампира на живот. Нехитрая манипуляция с цепями, и руки немертвого были стянуты за спиной. Только тогда, удостоверившись, что они были скованы надежно, он вернул тело в прежнее положение и коснулся сухих губ пальцами, смоченными в чашке.

Первые движения очнувшегося существа были еле заметны: дернулись веки и чуть раздвинулись губы. Но прежде, чем ван Хеллсинг был уверен, что ему не показалось, Алукард повернул голову и обхватил его ладонь губами, собирая алые капли. Мужчина не двигался, пока вампир вылизывал кончики уже чистых, но все еще пахнущих кровью пальцев, не гнушаясь скользнуть языком под ногти, видимо, в надежде найти еще хоть немного еды. Человек довольно улыбнулся, наблюдая за своим питомцем.

– Хороший мальчик. Молодец, Алукард, – одобрительно проговорил Абрахам, отводя ладонь от рта вампира и обхватив подбородок. Почти нежно кончики пальцев человека погладили бледную щеку. – Ешь, раб. Я знаю, что ты хочешь есть, – он повернул лицо немертвого к пододвинутой миске.

Глаза немертвого вспыхнули, и он потянул было руки к посудине, но не смог. Не думая ни о чем, он опустился на колени и склонился лицом к еде. По запаху было ясно, что перед ним не человеческая кровь, но сейчас для него это не имело значения. Алукард продолжал торопливо заглатывать пищу, даже когда пару раз покачнулся и едва не упал лицом вниз, и успокоился только, когда миска была вылизана начисто. Собирая языком остатки крови со своего лица, вампир осматривал каменные плиты, ища случайно брызнувшие туда капли. Но вокруг было чисто.

Не скрывающий своего самодовольства Абрахам, продолжая одной рукой гладить вампира по голове, другой стал разматывать цепи на запястьях. Алукард искоса посмотрел на него, но сдержал желание разорвать человека на куски. Он не был уверен, что сумел бы выжить после очередного жестокого наказания со стороны печати.

– Ты хороший мальчик, Алукард. Мы начнем твое обучение завтра, и с твоей стороны было разумно съесть всё, что я тебе дал и, возможно, будет разумно понравиться мне еще больше.

– Алукард… – еле слышно прошептал немертвый, выворачиваясь из-под руки человека и отползая в сторону.

– Да, это твое новое имя, мой домашний вампир, – подтвердил Абрахам и усмехнулся: – Навсегда измененная жизнь – навсегда измененное имя. Когда-то король – теперь раб. Я верю, что ты привыкнешь.

Алукард ничего не ответил, опустив голову. Он безумно хотел есть – то жалкое количество крови, что он получил, восстановило лишь малую толику его сил, и тело его всё так же напоминало обтянутый кожей скелет.

Ван Хеллсинг чувствовал, что его вампир о чем-то напряженно думает, но встал, собираясь уйти. Завтрашний день для Алукарда будет тяжелым, поэтому сегодня тот мог отдохнуть.

– Алукард, – сознательно уже в который раз он повторил новое имя питомца, – я советую тебе поспать. Твое обучение начнется на рассвете.

Вампир вскинул голову, ошарашено смотря на человека. Он помнил ожог, полученный от солнца, и ни за что на свете не хотел бы пережить это вновь.

– Постойте… Хозяин, - прошептал он, протягивая руку к смертному.

Абрахам остановился, темное, жестокое ликование вспыхнуло в нем вновь. Повернувшись на звон цепей и шелест сдвинувшегося тела, мужчина скрестил руки на груди и внимательно посмотрел на вампира. Тот отвел взгляд от сияющих торжеством синих глаз человека и встал на колени, дрожа от ненависти, унижения и слабости. Упираясь ладонями в пол и едва не вонзая ногтей в холодный камень, Алукард медленно опустился, пока не дотронулся лбом до пыльных плит. На миг он, дрожа от омерзения к самому себе, закрыл глаза, сдерживая колыхнувшуюся внутри тошноту.

– Хо… Хо… зяин, я прошу… дать мне… поесть… и мой… гроб, – выдавил он из себя, делая долгие паузы между словами. Он чувствовал, как унизительная фраза едва не душит его, но был уверен, что человек поймет его, даже несмотря на проявившийся грубый румынский акцент.

– Почти правильно, – не скрывая удовлетворения, улыбнулся Абрахам. – «Пожалуйста, Хозяин, разрешите мне поесть и, с вашего позволения, лечь в гроб», – он сознательно опустил упомянутое вампиром местоимение.

Алукард стиснул зубы, сдерживая усиливающуюся тошноту. Он сжал ладони в кулаки и вздрогнул, когда почувствовал, как ногти вонзились в его собственную плоть.

– Пожалуйста… Хо… зяин… разрешите мне… поесть… и… с вашего позволения… – выделил Алукард самую омерзительную часть фразы, – лечь в… гроб.

Абрахам на миг прикрыл глаза и провел языком по пересохшим от волнения губам. Всё удалось, единственное, чего он не ожидал, так это того, что покорная, пусть и произнесенная через силу просьба из уст чудовища, стоящего перед ним на коленях, вызовет настоящее удовольствие.

– Хороший мальчик, – одобрительно ухмыльнулся он. – Я пришлю одного из слуг принести тебе больше крови. О том, чтобы разрешить тебе спать в гробу, я подумаю завтра, посмотрев на твои успехи. До тех пор можешь смотреть на него и думать о том, чтобы твое поведение понравилось мне настолько, чтобы я разрешил тебе хотя бы коснуться его.

Абрахам знал, что наибольшей ценностью вампира, самым тщательно охраняемым объектом был гроб. Заберите его у твари, и это будет равноценно отниманию еды. Мужчина усмехнулся над тем, как вампир скрипнул зубами, и пошел к двери. Ладонь уже легла на металлическую ручку, но вдруг замерла.

– Кстати, напомню, что ты не будешь нападать, наносить увечья или убивать того, кто придет к тебе. Кажется, это было правилом номер три, – легкомысленно добавил он и вышел, оставив вампира, все еще стоящего на коленях, трястись от сдерживаемого бешенства.

Алукард поднял голову, с ненавистью смотря на дверь, за которую ушел человек, и по-звериному зарычал. Несправедливость ситуации злила его неимоверно. Ни перед кем еще он так не унижался, и что?! Он не получил даже половины того, о чем попросил! Всё тело болело, ему нужна была кровь и защита гроба и потому ненависть к насмеявшемуся над ним человеку была как никогда сильной. Но в то же время он чувствовал возмущавшее его самого уважение и странную готовность подчиняться приказам смертного. Эти чувства едва ощущались, но они были, и это вызывало еще большую ярость. Мало того, что его воспринимали как собаку, как грязь под ногами, так еще и печать все сильнее заглушала этими безумными чуждыми инстинктами его собственные.

***
Эдвардс медленно шел, не горя желанием спускаться на нижние этажи. Ему до сих пор не было понятно, почему доктор Хеллсинг попросил, чтобы он отнес кровь одной из дьявольских тварей, что содержались здесь. Обычно здесь работали только ученые и определенные слуги, которые были обучены иметь дело с демонами.

Молодой мужчина настороженно посмотрел на ряд камер и перехватил дрожащими руками тяжелый кувшин. Доктор обещал, что оно не должно причинить ему боли, не могло причинить ему боли, но что-то подобные обещания не делали страх хоть немного меньше.

Нужная ему камера под номером «1510» находилась в конце коридора на втором уровне, поэтому Эдвардс, обмирая и едва не спотыкаясь, шел мимо существ, что стонали, кричали и умирали за надежными железными дверями. Доктор Хеллсинг был охотником на вампиров, но ко всему прочему он был еще и ученым. Эдвардс сам видел, как в особняк привозили нескольких захваченных живьем тварей, которые, видимо, служили исследовательским материалом.

Мужчина долго возился с ключом, пока не отпер дверь. Фонарь, сняв с запястья, он оставил на пороге, чтобы видеть всё, происходящее в камере. Изморенный вампир лежал у дальней стены, свернувшись и будто стремясь занимать как можно меньше места. Но он был настолько истощенным, что Эдвардс едва не выронил кувшин. Конечно, он знал, что тварь же мертва, но даже для условно живого существа было странно выглядеть так ужасно.

Медленно приблизившись, дворецкий заметил глубокую миску возле тела и уже более уверенно взял ее, полагая, что тварь спит. Он склонился, наливая темно-красную жидкость в деревянную емкость, и быстро отошел, стоило вампиру пошевелиться.

Алукард зарычал, приподнимаясь и исподлобья смотря на испуганно выглядящего человека, но тут его взгляд упал на наполненный кровью сосуд. Вампир утробно заурчал, обхватывая его обеими ладонями и поднимая к губам. Выпив и собрав со стенок все до единой алые капли, Алукард пододвинул посуду к своему гостю и отодвинулся к стене.

Широкая ухмылка на лице, кровь, темневшая на зубах, поблескивающих в свете фонаря, нечеловечески длинный язык, скользнувший по губам... Заставив себя отвести взгляд от рта вампира, Эдвардс резко выплеснул в возвращенную емкость оставшуюся кровь, желая как можно быстрее уйти отсюда.

Он допустил одну-единственную ошибку, взглянув в светящиеся глаза существа, но именно этого промаха и ждал Алукард. Вздрогнувший смертный был взять под контроль мгновенно, ум человека был слишком слаб и на удивление легко поддался воздействию, даже несмотря на нехватку сил у самого вампира. Казалось, что печать, ограничив физическую силу, почти не подействовала на ментальную.

Мужчина, подчиненный воле немертвого, шагнул к нему. Кувшин выпал из одеревеневших рук, расколовшись об плиты, но Эдвардс не обратил на это внимания, не отрывая взгляда от бездонных алых глаз. Поднявшись с пола, вампир заурчал, склоняясь к самой шее послушно запрокинувшего голову мужчине и втягивая носом запах живого тела.

Наложенная печать не позволяла ему укусить, и потому немертвый, с сожалением проведя кончиками пальцев по лицу человека, заставил себя отстраниться. Его приказ не был произнесен вслух, хватило лишь мысленной команды, но Эдвардс уже знал, что нужно делать. Не отводя взгляда от лица вампира, он присел и вслепую поднял с пола осколок разбитого кувшина. Человек даже не поморщился, когда предложил собственноручно взрезанное запястье Алукарду.

С наслаждением припав губами к ране, Алукард стал жадно пить, но почти сразу же с досадой понял, что кровь Абрахама изменила, а точнее испортила его вкусы. Та приемлемая, немногим лучше, чем животная кровь, что он глотал сейчас, не могла сравниться с наполненным жизнью нектаром, каким стала для него кровь хозяина.

Он остановился, не успев выпить жертву досуха, только потому, что печать напомнила ему гудением в ушах о запрете убивать. Зализав рану, чтобы она не кровоточила, Алукард выпустил из рук еле живого человека и зло усмехнулся, чувствуя себя намного лучше. Он потянулся и вновь рванул цепи, но его сил всё еще не хватало.

Немертвый посмотрел через плечо на лежащего на полу мужчину и рассмеялся. Абрахам будет в бешенстве! Вампиру не терпелось увидеть лицо «Хозяина».

***
Абрахам спокойно сидел в кабинете, терпеливо ожидая, чем закончится его последний эксперимент. Он специально послал Эдварда, молодого дворецкого, необученного к тому же, как обращаться с вампирами. Проверка печати и послушности его новой «зверушки».

Ван Хеллсинг откинулся на спинку стула и провел пальцами по новому способу наказания вампира. На столе перед ним лежал серебрённый прут около трех футов длиной и диаметром примерно в дюйм. Обычно такие колья использовались на охоте, теперь же одному из них нашлось более эффективное применение.

Прошло уже больше часа, а он так и ничего и не почувствовал. Печать никак не показала ему, что тварь осмелилась не повиноваться. С легкой улыбкой Абрахам, довольный результатами эксперимента, пошел к спальне. Сегодняшняя ночь была выматывающей, но на завтрашний день было запланировано многое, обучение раба только началось.

Оставив до надобности прут в ящике стола, охотник на вампиров поднимался по лестнице, мечтая о мягкой, удобной кровати и о долгожданных пяти-шести часах беззаботного сна.

4. Первый учебный день
Алукард гортанно заурчал, прижимаясь к груди человека. Разорванные рубашка и пиджак его неудачливого гостя валялись где-то в стороне, а сам вампир обхватил руками тело смертного, приникая к нему как можно теснее.

Это было другой, не самой известной формой питания. Немертвый «ел» тепло человеческого тела, забирая его себе. Конечно, так нельзя было убить, но сильная головная боль, занемевшие мускулы и ощущение внутреннего холода, которое не скоро еще пройдет даже в самой теплой комнате, Эдвардсу были обеспечены.

Где-то за толстыми стенами всходило солнце. Почувствовав это, блаженно жмурящийся вампир уткнулся лицом в шею человека и спокойно уснул.

***
Абрахам проснулся рано, когда едва рассвело. Одевшись, он как обычно позавтракал в кабинете и открыл ящик, доставая из него прут. Мужчина провел пальцами по гладкой поверхности и улыбнулся, подспудно надеясь, что вампир что-нибудь сделает, чтобы заслужить наказание. Почти наверняка сделает, все-таки Алукард, несмотря на свое новое положение, до сих пор оставался слишком свободолюбивым.

Ван Хеллсинг поднялся, вкладывая прут в специальную петлю на поясе, накинул плащ и пошел в темницы. Не дойдя до камеры Алукарда, он задержался, чтобы побеседовать с коллегами, давая разрешение на упокоение нескольких существ, эксперименты с которыми были уже закончены.

Закончив все дела, он остановился у темницы вампира, подбирая нужный ключ, но вдруг заметил, что дверь была приоткрыта. Нахмурившись, Абрахам убрал связку и медленно открыл дверь. И тут же задохнулся от злости. Алукард безмятежно спал, но тихо дышавшему и, к счастью, еще живому Эдвардсу явно нужна была врачебная помощь.

Быстро выйдя в коридор и окликнув смотрителей, мужчина вернулся в камеру. Будить вампира он не хотел, желая как следует «удивить» того. Быстро дав указания, ван Хеллсинг обошел Алукарда и ударил прутом по спине твари.

Алые глаза распахнулись, но проснувшийся немертвый не пошевелился. Такое инстинктивное поведение могло спасти слабого вампира от охотников, решивших, что тварь уже мертва. Но подобная тактика не могла сработать на того, кто знал, кем был этот вампир, и не остановила второй удар, обрушившийся на затылок.

Несмотря на то, что первый удар ошеломил его, Алукард почти не почувствовал боли от него, не проснувшись до конца. Но уже от второго он, едва способный стоять на ногах, взвыл, неловко, будто сильно пьяный человек, бросаясь в сторону. Удары сыпались градом на тщетно пытающегося осознать происходящее вампира.

Один из помощников ван Хеллсинга подскочил и волоком вытащил Эдвардса, но немертвому было уже не до своей жертвы. Прижавшись спиной к стене, он, зло огрызаясь, лишь заслонял руками лицо, пока боль не помогла ему стряхнуть с себя туман резкого пробуждения. Полученные раны от серебра горели так нестерпимо, что, забыв обо всем, Алукард зарычал и кинулся вперед, хватаясь за прут и пытаясь, со всей доступной ему после недавнего питания силой, вырвать его из рук человека. Плоть на ладонях немертвого с шипением начала обугливаться.

Едва не оставшись без оружия, Абрахам, потрясенный тем, что его вампир голыми руками схватился за серебро, ударил по печати всей силой своего гнева. Немертвый взвыл, рухнув на пол и корчась под непрекращающимися ударами. С каждой отметиной на бледной коже тварь кричала всё слабее и уже не сопротивлялась, а будто надеялась вернуться к первоначальной стратегии и заслоняться от ударов. Но все эти жалкие попытки лишь еще сильнее злили ван Хеллсинга, который, устав гоняться за мечущимся немертвым, перехватил идущую к ошейнику цепь, дергая к себе каждый раз, когда Алукард хотел увернуться.

Как только гнев схлынул, Абрахам отпустил стонущего вампира, который, не сводя испуганного взгляда с дымящегося прута, тут же забился в дальний угол, дрожа и всхлипывая. Кровь стекала по костлявой спине, тяжелый запах горелой плоти заполнил камеру.

– Ты опять не выполнил моего приказа, – мрачно произнес Абрахам, утирая пот со лба. Вампир ничего не ответил, лишь вскинул руки, закрывая голову, когда человек шагнул ближе.

Абрахам стиснул зубы, заставляя себя успокоиться. Даже одного взгляда на немертвого хватало, чтобы гнев вспыхнул вновь, а желание устроить твари повторный урок становилось почти нестерпимым. К злости на непокорного раба примешивалась еще и досада: печать оказалась не способна помешать Алукарду напасть на человека и едва не убить того. Похоже, в будущем, решил Ван Хеллсинг, если он не хочет повторения подобной ситуации, нужно будет продумывать все возможные лазейки в приказах.

– Встань, – жестко произнес Абрахам, закончив размыкать кандалы на запястье и щиколотке вампира. Под настороженным взглядом алых глаз мужчина отстегнул от вмурованного в камень звена цепь, идущую к шее, и дернул Алукарда к выходу.

Игнорируя еле слышное, но определенно протестующее бормотание вампира, оккультист, периодически угрожающе поглядывая на как будто бы смущающегося собственной наготы раба, шел по коридору. Встретив одного из смотрителей нижних этажей, ван Хеллсинг хмуро сообщил тому о разбитом кувшине и велел прибраться в камере Алукарда.

На протяжении всего пути, пока человек вел его куда-то вниз, вампир не мог сдержать не то негромких всхлипов, не то почти животного поскуливания. Обожженная плоть болела от каждого движения, а кровь, сочащаяся из ссадин и капающая на пол, казалась рассыпанными рубинами. По крайней мере, для самого немертвого каждая капля сейчас была ценнее любой драгоценности. Шатаясь от слабости и едва сдерживая желание закрыть ладонями уши, Алукард шел мимо камер, в каждой из которых кричал, сходил с ума, бился в агонии и умирал кто-то из его порождений, его детей. Этот место было адом для немертвых, а маска Люцифера отлично подошла Абрахаму.

Слишком сильный рывок за цепь свалил вампира с ног. Упираясь ладонями в пол, Алукард попробовал подняться, но не смог. Прямо перед его глазами в ладони человека был зажат покрытый темными разводами и уже не кажущийся серебряным прут. От одного вида орудия наказания, немертвый как будто вмиг лишился и тех немногих сил, что получил за прошлую ночь: одного человека и пары мисок свиной крови все-таки было слишком мало. Боясь наказания, Алукард сжался на полу, ожидая удара.

Где-то совсем близко кто-то выл так, будто его резали живьем.

Крики вокруг раздражали Абрахама. Проследив взгляд вампира, он криво усмехнулся, думая, наказывать ли съежившуюся в ногах тварь, но передумал. Сгребая в горсть спутанные волосы немертвого, он несильно потянул того вверх.

– Ну же, вставай, – недовольно поторопил он и, будто пришпоривая лошадь, легонько коснулся серебром бедра вампира. Тот зашипел сквозь зубы, дернулся в сторону, пытаясь сбежать, но задохнулся от впившегося в кожу ошейника цепи.

Хмыкнув, Абрахам повернулся, чтобы идти дальше. Краем глаза заметив, что в этот раз Алукард с гораздо большим усердием пытается встать на ноги, мужчина довольно ухмыльнулся, дождавшись, когда тот будет готов следовать за ним. Большая двустворчатая дверь камеры под номером «3» была совсем близко. Войдя в комнату и вновь потянув раба за собой, он кивнул коллегам, разрешая дальнейшее проведение эксперимента. У него был свой опыт, который тоже начался прямо сейчас.

Алукард неверяще смотрел из-за плеча человека, благодарный ему за то, что тот заслонял вампира от взгляда лежащего на столе сородича. Хотя прикованный цепями немертвый вряд ли сумел бы увидеть и осознать хоть что-то. Трое облаченных в белое докторов в данный момент изучали внутреннее строение несчастного существа, плоть и мышцы на животе которого были разрезаны и отогнуты в стороны. Грудная клетка, раздвинутая и закрепленная крюками, тоже была вскрыта, предоставляя взорам людей трепещущее сердце и спазматически дергающиеся легкие.

Немертвый был еще жив и боролся. Хотя разве можно было назвать борьбой судорожно сжимающиеся ладони и сдавленные крики, приглушенные впихнутым между клыков бруском, к концам которого крепились цепи, уходящие куда-то за голову. Алукард задрожал, придвигаясь почти вплотную к Абрахаму. Казалось, печать ощущала его нервозность и усиливала желание быть ближе к хозяину, одно присутствие которого могло успокоить.

– Добро пожаловать в лаборатории, раб, – усмехнулся ван Хеллсинг, кинув взгляд на прижавшегося к его плечу вампира. – Позже и ты здесь можешь оказаться, хоть ты и не такой же расходный материал, как другие. Посмотри хорошенько и всё запомни, – с намеком проговорил мужчина и потянул Алукарда к дальнему углу комнаты, отгороженному тонкой стенкой. За перегородкой располагался крошечный закуток, облицованный плиткой, в углу которого располагался слив. – Каждая лаборатория разработана для определенных экспериментов. Эта – единственная, в которой тебя можно вымыть. Не разочаруй меня, – строго произнес доктор, подтолкнув вампира в центр комнатки, – и я подумаю о том, чтобы дать тебе что-нибудь в награду, несмотря на то, как ты вел себя раньше, – подобное обещание было откровенной ложью, но Абрахам надеялся, что оно заставит тварь подумать о том, чтобы быть послушнее.

Перехватив запястья Алукарда, ван Хеллсинг поднял их у него над головой и закрепил в расположенных под потолком кандалах. Вампир занервничал, явно чувствуя себя очень неуютно, и попытался поймать взгляд человека, который деловито подтягивал цепи. Удостоверившись, что крепления надежны, оккультист снял с шеи немертвого цепь и вышел, оставляя того одного.

Алукард прикрыл глаза, вздрагивая от каждого вопля, эхом отражавшегося от каменных стен. В течение показавшихся ему бесконечными минут он всё слушал деловитые переговоры людей, желая потерять сознание или оглохнуть.

Отлично понимая чувства вампира, ван Хеллсинг сознательно не спешил, прежде чем вернуться в лабораторию в компании нескольких смотрителей, несущих ведра с водой, жесткие щетки и мыло. Войдя к вампиру, тут же попробовавшему поймать его взгляд, он кивнул слугам, разрешая начинать работу. Но стоило людям подойти, как встревожившийся немертвый по-звериному зарычал на них, отступая в сторону. Недолго думая, Абрахам подошел к скалившемуся существу со спины и засунул между клыков такой же серебряный, обернутый тканью брусок, что использовался при работе с каждым вампиром. Разве что конкретно для Алукарда тканевая прослойка была толще – слизистую своего вампира ван Хеллсинг сжигать не хотел. Защелкнув цепи на затылке, мужчина отошел в сторону, кивком веля помощникам приступать. Мужчины обошли затравленно озиравшегося немертвого и, не обращая внимания на сдавленное рычание, выплеснули на него воду из пары ведер.

– Помолчи и стой смирно, – где-то за спиной раздался недовольный голос человека. Алукард вздрогнул и постарался замереть. Но уже мгновеньем позже он закричал в голос и, забыв о возможном наказании, дернулся в сторону, стараясь увернуться от жесткой щетины, что терлась об обугленные раны, счищая омертвевшую кожу.

Досадливо поморщившись, Абрахам подошел ближе, взяв скребок у одного из слуг и отодвигая того в сторону. Другие тоже отступили на шаг назад, не желая вмешиваться и с любопытством ожидая увидеть, чем же всё закончится для вампира. Обычно доктор не церемонился с тварями.

– Хочешь снова испытать мое терпение? – со злостью прошипел ван Хеллсинг, сгребая мокрые пряди раба и разворачивая его лицо к себе. Жесткая щетка вновь прошлась по кровоточащим плечам.

Алукард зажмурился, дрожа и заставляя себя стоять спокойно. Не сдержав жалобного всхлипа, он испуганно затих.

– Ты действительно уверен, что хочешь снова бросить мне вызов, раб? Ты уверен, что не хочешь слушаться и помолчать, как я велел тебе? – раздраженно проговорил Абрахам на ухо вампиру, небрежно и без лишней заботливости прочищая раны.

Немертвый вздрогнул и, почти повиснув на цепях, выгнулся, избегая прикосновения. Прикусив брусок от невыносимой боли, он слабо помотал головой, отвечая на вопрос человека.

– Отлично, – кивнул Абрахам, возвращая окровавленную щетку слуге и отступая в сторону. Скрестив руки на груди, мужчина наблюдал за мытьем Алукарда, испытывая удовольствие от того, что тварь молчала, как бы ей ни было больно. Странная сладкая дрожь вновь пробежала по его позвоночнику.

Только сейчас ван Хеллсинг заметил, что немертвый был примерно такого же роста, что и он сам. До сих пор, из-за того что Алукард или сидел на полу, или сжимался, ожидая удара, этого не было заметно. Сейчас же мужчина прикидывал, что внушительный рост слуги будет производить большее впечатление. Это было хорошо, но, честно сказать, сам Абрахам бы хотел, чтобы раб смотрел на своего Хозяина снизу вверх.

Удивительно, но после четкой угрозы Алукард даже не пытался больше уворачиваться от неприятных прикосновений, лишь вздрогнул несколько раз. Наконец-то Абрахам мог быть доволен поведением своего вампира! После того, как слуги закончили счищать грязь, запекшуюся кровь и обугленную плоть, ван Хеллсинг подошел ближе, принимаясь за волосы существа. Взяв специально захваченные гребень и ножницы, он начал расчесывать спутанные пряди, продираясь через колтуны. Алукард сжимался при каждом неаккуратном рывке, но не отступил ни на шаг, однако подобное послушание, как бы ни льстило оно самолюбию Абрахама, мало чем помогало ему, а потому, с недовольным хмыканьем, он просто состриг то, что не смог расчесать. Закончив и отступив в сторону, он стал оценивать результаты своей работы, но тут же нахмурился. Странно, но он не мог сформулировать для себя причины, почему ему не понравился вид мокрых волос вампира, спадающих ниже лопаток. Вновь подойдя ближе, Абрахам стал стричь раба так, как ему хотелось.

Когда он закончил, седые волосы едва прикрывали уши и шею существа, спадая на глаза. Ван Хеллсинг удовлетворенно улыбнулся и обошел вампира, проверяя работу слуг. Повинуясь его жесту, смотрители выплеснули на вампира оставшуюся воду и ушли. Когда Абрахам остался один, он вновь обошел Алукарда и почти заботливо убрал волосы у того с глаз.

– Ты будешь вести себя хорошо? – с торжествующими нотками спросил он, поднимая голову вампира и смотря тому в лицо.

Продолжая мелко трястись всем телом, Алукард слабо кивнул, не в силах заставить себя не слушать крики полуживого сородича за стенкой. Человек неприятно хмыкнул и расстегнул сначала замки на затылке, а потом и на запястьях.

– Пойдем, – велел Абрахам, решив проверить послушность слуги, а потому в этот раз ничем не ограничивая его свободу. Повинуясь приказу, Алукард последовал за ним, не пытаясь сбежать и даже не поднимая взгляда на исследуемый образец. Задержавшись на миг и отдав последние распоряжения коллегам, доктор покосился на нервничающего немертвого, который обнимал себя руками и, похоже, хотел как можно быстрее выйти из лаборатории. Тем лучше.

Как Абрахам и велел, в коридоре их уже ждал один из слуг с черным покрывалом в руках, которое ван Хеллсинг тут же накинул на плечи мелко дрожащего вампира.

– На этой неделе ты получишь специально изготовленный для тебя костюм, – проговорил мужчина, с ноткой недовольства смотря, как вяло и как будто неохотно немертвый кутается в сползающую ткань. – Пока поносишь это, если, конечно, не испытываешь тяги к тому, чтобы и дальше ходить без одежды. И добро пожаловать на свой первый учебный день.

Алукард ничего не ответил, покорно опустив голову и смотря себе под ноги. Пятнышки крови на ботинках хозяина привлекли его взгляд, и он почти загипнотизированно смотрел на них, не слушая, что еще говорил человек.

– Ты уделишь мне внимание, раб? – досадливо поморщился Абрахам, так и не дождавшись никакой реакции от немертвого. И вновь молчание было ему ответом.

Резко взмахнув рукой, он отвесил Алукарду пощечину тыльной стороной ладони. Удар был достаточно силен, чтобы разбить губу и, возможно, поранить внутреннюю сторону щеки об острые зубы, но для немертвой твари вряд ли представлял серьезную угрозу. Алукард дернулся, отступил на полшага, вскидывая ладонь ко рту, и испуганно посмотрел на нахмурившегося человека.

– Хозяин?.. – негромко прошептал вампир, слизывая кровь с начинающей заживать губы. Ван Хеллсинг ничего не ответил, лишь покачал головой и с намеком похлопал по своему бедру.

– Пойдем.

Для немертвого чем дальше, тем всё более невыносимыми становились эти короткие, почти собачьи команды, но выбор между послушанием и риском вызвать очередную вспышку бессмысленной жестокости смертного был очевиден. Кутаясь в одеяло, которое создавало ощущение хоть какой-то защиты, он шел за Абрахамом так близко, что едва не столкнулся с ним, когда тот резко остановился. Повинуясь короткому взгляду человека, Алукард отошел на пару шагов.

– Неудача… Я надеялся, что уж с этим всё получится…

Алукард поднял взгляд на размышлявшего вполголоса Хозяина и, тут же пожалев о том, что он это сделал, посмотрел туда же, куда и человек.

К дальней стене камеры, у которой они стояли, был прикован замученный вампир, плоть которого не кровоточила или отмирала, а гнила в тех местах, куда впивались удерживающие крюки. Такой кошмарный и невозможный для полночных созданий эффект, наверное, вызывали, как подсказал Алукарду витавший в камере запах, какие-то химикаты, что были введены в плоть немертвого. Когда тот еле слышно застонал, Алукард стиснул зубы и опустил голову, отступая еще на один шаг.

Абрахам подошел к полуживой твари, покачав головой, вытащил револьвер, но только сейчас заметил, что все серебренные патроны были расстреляны им во время утреннего обхода других камер. Внезапно ван Хеллсингу пришла в голову неожиданная мысль, и он хитро взглянул на замершего в отдалении слугу.

– Убей его, – коротко приказал он, отступая с дороги вампира.

Алукард напрягся, но сделал шаг вперед, подчиняясь давлению печати. Вцепившись пальцами в края покрывала, он напомнил себе, что перед ним его собрат, но сделал еще один шаг. Затем еще один, продолжая сопротивляться приказу. Но стоило ему подумать, что в его силах положить конец мукам «образца», как он расслабил стиснутые кулаки, позволяя когтям чуть вырасти и заостриться. Как бы вампиру ни было омерзительно, он надеялся, что сумеет сделать всё быстро.

Одним точным ударом немертвый пробил ладонью гниющую грудь и, почти нежно обхватив пальцами пульсирующее сердце, рванул на себя. Прежде чем оно рассыпалось пеплом, Алукард, не выдержав, кинул его на пол. Невидяще посмотрев себе под ноги на кучу пепла, он перевел взгляд на Абрахама.

– Вы больны! – глухо зарычав, прокричал он. – Скольких моих сородичей вы мучаете как этого или того, что был в лаборатории? Сколько их?! – требуя ответа, Алукард шагнул к человеку, как никогда желая убить того.

Даже не думая быть милосердным по отношению к переживавшей убийство сородича твари, разозленный Абрахам в очередной раз воспользовался силой печати, наслаждаясь криками упавшего на пол и мелко дрожащего раба. Но даже страдая от боли, тот продолжал невнятно шипеть что-то сквозь зубы, безуспешно пытаясь подняться. Перехватив поудобнее машинально выхваченный серебряный прут, ван Хеллсинг придавил коленом корчащегося вампира и склонился к лицу слуги, почти с удовольствием читая в алых глазах более не скрываемую под показным смирением ненависть.

– Ты, видимо, совершенно бестолковый ученик, – прошипел он, коротко касаясь прутом под подбородком Алукарда. Тот тут же забился, хватаясь обеими руками за запястье человека в попытке отвести уже не жалящее, но опасное серебро от своей шеи. Разъярившись еще больше от этого сопротивления, Абрахам перехватил ладонями оба конца прута, противостоя скалившемуся и беспрерывно рычащему вампиру. – Какая тебе разница, сколько твоих сородичей находятся в моей власти?! Весь ваш вид – лишь городские крысы, а крысы отлично подходят для того, чтобы быть разделанными на лабораторном столе… – прикосновение серебра еще раз обожгло бледную кожу, и вампир сдавленно застонал, не способный ни на что большее, кроме как удерживать оружие человека в паре волосков от своей кожи. Ван Хеллсинг шумно выдохнул и продолжил, желая раз и навсегда объяснить расстановку сил в особняке. – Когда я услышал, что ты прибыл на наш маленький остров, я был по-настоящему счастлив. Ты оказался достаточно глуп, чтобы быть пойманным, поэтому сейчас ты мой! Не имеет значения, кем ты был! Важнее то, чем ты являешься сейчас! И чем скорее ты уяснишь, что теперь ты не имеешь права требовать у меня ответов, тем лучше будет для тебя, – будто ставя точку, он сильнее, всем своим весом надавил на прут, упираясь коленями в пол по обе стороны от тела слуги. Закативший глаза Алукард уже не взвыл, а лишь что-то прохрипел сдавленно, когда серебро в очередной раз дотронулось до кожи, и вновь дернулся всем телом, уже больше от боли, чем в попытке сбросить человека. – Хватит брыкаться и отпусти меня, – проворчал Абрахам, чуть ослабляя нажим, но не спеша вставать, пока немертвый окончательно не успокоится.

Подчиняясь приказу, Алукард выпустил запястья смертно, но не опустил рук, готовый в любой момент перехватить движение Хозяина. Замерев, немертвый настороженно снизу вверх смотрел на него, но неожиданно закашлялся. Вампиру не так уж необходим был воздух, но сейчас он, хватаясь за лацканы плаща, задыхался, тщетно пытаясь выползти из-под сидевшего на нем верхом человека. Однако стоило Алукарду ощутить на себе пальцы ван Хеллсинга, который обхватил его за подбородок и запрокинул его голову назад, как он сразу же испуганно затих. Не зная, чего ожидать, немертвый вскинул руки, но так и не решился что-то сделать.

Склонившись к слуге и беспрепятственно рассматривая идущую поперек шеи рану, Абрахам аккуратно прощупал ее края. Оценив степень повреждения, он вздохнул и недовольно покачал головой. Ожог был достаточно глубок, и потому вампир, до тех пор, пока не восстановится, скорее всего, будет испытывать неудобства от любой попытки говорить или глотать. Хотя не сказать, что это было так уж плохо. Ван Хеллсинг не сдержал улыбки и предупреждающе посмотрел на немертвого, вновь попытавшегося освободиться.

Поднявшись с пола, мужчина поднял отложенный во время изучения раны прут и покосился на так и оставшегося на полу слугу.

– Встань, пока не испачкался снова, – строго велел он, взяв руку вяло двигавшегося вампира и помогая тому встать на ноги. Мужчина нахмурился, заметив, что разодранные о камень ссадины на спине и руках немертвого снова закровоточили. Решив заняться ими на верхних этажах, Абрахам наклонился и поднял покрывало, которое осталось на полу. Встряхнув его в воздухе, он вновь набросил его на плечи Алукарду и вышел из камеры. Задержавшись у лестницы, ван Хеллсинг подождал, пока раб его догонит.

Машинально кутаясь в запыленное и местами покрытое пеплом одеяло, Алукард на миг задержался, с хрипом втягивая воздух и досадуя на инстинкты, которые были сильнее разума, твердившего о том, что ему почти не нужно было дышать. Кое-как привыкнув к ощущению чего-то чуждого на своем горле, он быстро пошел вслед за Абрахамом, морщась, когда грубая ткань терлась о спину.

Подъем по длинной лестнице стал для вампира подъемом в другой, совершенно новый мир. Всё, что осталось внизу, было пропитано болью, пытками и страхом, здесь же сам воздух казался гуще от доносившихся откуда-то сверху запахов цветов, готовящейся еды и мыла. Подчиняясь руке Хозяина, крепко держащего его за плечо, Алукард шел рядом с ним по коридору, ведущему к изящно украшенным дверям. Попадавшиеся по пути люди почтительно кланялись Абрахаму и, почти не скрывая своего интереса, пялились на вампира.

Абрахам проигнорировал настороженные и испуганные взгляды и провел немертвого в кабинет, закрывая за собой дверь. Встревоженный вампир тут же посмотрел на окна, но с облегчением заметив, что тяжелые, не пропускавшие ни одного луча шторы были плотно задернуты, стал осматриваться. Его любопытному взору предстали заполненные книгами шкафы, широкий стол красного дерева, пара удобных на вид кресел и несколько стульев. Погруженная в полумрак комната не освещалась даже огнем камина, который сегодня, похоже, еще не растапливали.

– Я хочу, чтобы ты прибрался здесь. Тщательно и ничего не пропуская. Книги должны быть расставлены по фамилиям авторов, полы вымыты, мебель протерта от пыли, а камин вычищен от золы.

Едва успокоившийся от угрозы уничтожения вампир пораженно посмотрел на человека. Тот действительно думал, что он станет работать как какая-то горничная?

– Ты слышал меня, раб? – повысил голос ван Хеллсинг, отлично читая возмущение на лице Алукарда. – Всё, что тебе нужно, ты найдешь там, – кивнул он в сторону. – Начинай работать, я скоро вернусь и проверю, что ты понял мой приказ, – напоследок бросив угрожающий взгляд на немертвого, замершего на месте, Абрахам вышел из кабинета, направляясь в медицинское крыло за бинтами.

Гневным взглядом проводив человека, Алукард скрипнул зубами, но тут же поморщился, когда острая боль пронзила шею. Подобное напоминание заставило его успокоиться и пройти к дальней части комнаты, где, видимо, специально для него были оставлены веник, совок, наполненное водой ведро и тряпки. Нервно дрожащими от негодования пальцами обвязав покрывало вокруг пояса, он начал подметать паркет.

Как Абрахам и обещал, он вернулся несколько минут спустя, с удовольствием застав вампира за работой. Положив перевязочные пакеты на стол, он подозвал Алукарда, который настороженно покосился на него, но, приставив веник к стене, послушно подошел. Игнорируя тревожный взгляд слуги, Абрахам обошел его и начал забинтовывать раны, хмуро смотря на тут же проступившую кровь. Похоже, завтра ему предстояло заняться лечением твари, если раны так и не затянутся. Перевязав торс и руки немертвого, мужчина заставил того откинуть голову назад и так же, как это делали смотрители в лаборатории, стал щеткой счищать мертвую кожу с шеи.

Каждое прикосновение к жизненно важной и одной из самых уязвимых частей тела пробуждало инстинкты Алукарда, настойчиво требовавшие избавиться от возможной угрозы. Однако все сильнее давившие печати, напротив, заставляли его мелко подрагивать, нервно сжимать ладони, но стоять на месте и терпеть невыносимую боль от как будто раздираемой когтями раны.

Абрахам отлично знал, что происходит с вампиром, и с ноткой насмешки улыбнулся, когда тот в очередной раз вздрогнул, хотя сейчас его шеи коснулась не жесткая щетина, а мягкая влажная ткань. Когда кровь была стерта, а шея забинтована, мужчина с ноткой досады заметил небольшие пятнышки проступившей сквозь ткань крови, которая всё не останавливалась. Нахмурившись, он всё равно велел вампиру продолжить уборку и присел в кресло с книгой.

Алукард чувствовал себя неуютно от того, что теперь при каждом его движении, каждом наклоне или повороте бинты до боли впивались в раны, натягивались и как будто терлись о них. Кровь полночных созданий не сворачивалась, потому что обычно их природа залечивала повреждения до того, как было потеряно слишком много сил. Серебро же не давало процессу регенерации проходить как надо, и залечить подобные ожоги, способные оказаться смертельными, можно было лишь усиленным питанием, восполнявшим жизненные силы вампира, если, конечно, тот до сих пор оставался жив.

Абрахам почти не читал, больше поглядывая на немертвого, чем на страницы. Отвлекся он от своего наблюдения только, когда через пару часов в кабинет заглянул слуга, по обыкновению принесший обед сюда, а не в столовую. Войдя в комнату, юноша лишь на миг замешкался, с любопытством смотря на перебинтованного вампира, но, повинуясь жесту ван Хеллсинга, поставил поднос на стол. Отпустив слугу, Абрахам встал из кресла.

Аромат жареного мяса наполнил комнату, и Алукард, расставлявший в это время книги, невольно перевел взгляд на содержимое подноса. Его нечасто интересовала людская пища, но этот запах был восхитителен. Возможно, всё дело было в способе приготовления или в сорте мяса, а может, в том, что вампир до сих пор страдал от голода, а тело его до сих пор представляло из себя кожу да кости. Так или иначе, а немертвый не глядя и как пришлось поставил книги на полку и осторожно сделал полшага в сторону Абрахама.

В кабинете стало тихо. Поняв, что вампир по какой-то причине перестал прибираться, Абрахам повернулся, собираясь отчитать непослушного раба, и едва не вздрогнул, обнаружив того склонившимся прямо над своим плечом. Взгляд алых глаз был устремлен на разрезанный бифштекс.

– Неужели ты настолько голоден? – рассмеялся Абрахам, заметив, что вампир следил глазами за кусочком мяса, насаженного на вилку, которой он взмахнул. – Я не мог и предположить, что ты станешь есть человеческую еду.

Немертвый помотал головой, сглатывая слюну. Казалось, что печать заставляла его принять безропотно все избиения, которые ему сегодня достались, будто бы и не было ничего особенного в том, чтобы его мучали и пытали. Словно всё, что творил человек, было лишь уроком, что пошел на пользу самому вампиру. И пусть ничего не забывший разум немертвого на пяти языках проклинал это омерзительное смирение, Алукард был готов как преданный пес просить хозяина об объедках с его стола.

– Нет, Хозяин, – просипел он, морщась от боли в горле. – Я не ем… такое мясо обычно, но для нас вполне обычно поедать трупы, когда мы голодаем или сходим с ума, – почти не вникая в то, что он говорил, Алукард голодным взглядом сверлил ароматный кусочек.

Абрахам хмыкнул, поняв, что имел в виду немертвый под «таким мясом». Вампиры не были падальщиками, а этот обед был приготовлен, по сути, из падали. Даже странно, что он так заинтересовал Алукарда. Усмехнувшись своим мыслям, мужчина снял пальцами кусочек с вилки и поднес к лицу вампира.

– Без рук, – предостерег он. Алукард прикрыл глаза, склонился, сделав шаг вперед, взял кусочек зубами и проглотил не жуя. Абрахам внутренне поздравил себя с победой: немертвый как миленький ел из его рук. – Хороший мальчик, – одобрительно проговорил ван Хеллсинг, вытирая пальцы салфеткой. Вернувшись к тарелке, он невозмутимо, делая вид, что не заметил ставшего еще более голодным взгляда, приказал: – Закончи свою работу.

Алукард зло сверкнул глазами, чувствуя себя так, будто его использовали. Мысленно проклиная и человека, и себя, унизившегося до того, чтобы выпрашивать объедки, он вернулся к книжным шкафам, нет-нет да поглядывая в сторону всё уменьшавшегося куска мяса.

Закончив обедать, Абрахам отодвинул поднос и пересел в кресло, продолжая читать. В течение примерно часа он исподтишка наблюдал за вампиром, а потом с улыбкой закрыл книгу и решил, что вряд ли кто-то зайдет в кабинет, пока он пройдется до уборной.

Стоило ван Хеллсингу выйти, как Алукард устало сел на ближайший стул, отдыхая и оглядывая комнату, которая действительно стала выглядеть намного лучше. Странное чувство, похожее на гордость за хорошее исполнение данного Хозяином приказа наполнило его, но вампир тут же с возмущением постарался забыть об этом. Поморщившись от зуда в забинтованных ранах, Алукард прислушался, не раздаются ли в коридоре шаги человека, но вдруг заметил что-то красное на столе и тут же встал, забыв об отдыхе. Поглядывая в сторону двери, немертвый, ведомый инстинктом, подошел ближе к потенциальной еде.

Среди пустых тарелок на подносе стояло блюдце первосортной клубники. В последний раз покосившись на дверь, Алукард, уже забывший вкус этой ягоды, с интересом взял одну и проглотил. Конечно, ощущения не шли ни в какое сравнение со вкусом крови, но что-то в них было настолько притягательное, что вампир не сдержался и быстро, одну ягоду за другой, съел их все. Собрав языком оставшийся на донышке сок, немертвый слизал алые капли с пальцев и, стараясь не думать о человеке, вновь отошел к шкафам, оставив пустое блюдце на подносе.

Вернувшийся Абрахам внимательно посмотрел на вампира и с удовлетворением отметил, что тот не бездельничает. Но стоило ему подойти к столу, как мужчина обнаружил, что оставленный им десерт исчез. Переведя взгляд на напрягшегося вампира, ван Хеллсинг рассмеялся.

– Ты ешь и фрукты? Плохая собака, – проворчал он и снова рассмеялся. Доктор жалел, что ему не довелось пронаблюдать такое редкое зрелище, как вампир, питающийся чем-то, кроме крови и мяса. – Не смей больше брать еду с моей тарелки без разрешения, – строго добавил он, садясь за стол и начиная разбирать бумаги.

Алукард кивнул, мысленно посчитав отсутствие наказания своей маленькой победой, и облизнулся, бросив короткий взгляд на блюдечко. Заметив это, Абрахам усмехнулся, отмечая в журнале примечанием к сегодняшнему дню еще одну особенность своего вампира, которому, похоже, очень понравилась клубника.

Два часа спустя, закончив уборку, Алукард подошел к человеку, вновь чувствуя странное удовлетворение, что он безукоризненно выполнил приказ Хозяина. Почти безукоризненно: один раз его все же выругали за случайно намоченную во время мытья полов книгу.

Ван Хеллсинг осмотрел комнату и слегка улыбнулся, отвечая на невысказанный вопрос слуги.

– Неплохо. Хороший мальчик. Будем считать, что свою награду в виде моего десерта ты уже получил.

Не обращая внимания на смутно ощущавшееся недовольство слуги, он велел ему жестом следовать за собой. Проведя его в одну из гостевых спален, располагавшуюся достаточно близко от его собственной, Абрахам повернулся к вампиру.

– Сегодня ты будешь спать здесь.

Алукард вошел в комнату, но тут же стал непонимающе озираться вокруг. Повернувшись к смертному, он поморщился, когда повязки натянулись от резкого движения.

– Хозяин… а мой… гроб? – с надеждой попросил он, озадаченно смотря на человека.

Ожидавший благодарности за комфортное место отдыха Абрахам нахмурился, начиная злиться от того почти требования, что читалось на лице вампира. Резко обхватив ладонью подбородок немертвого, он задрал его голову, заставляя посмотреть себе в глаза.

– Ты едва не убил одного из моих слуг вчера ночью, – отчеканил он, – ты не один раз осмелился противиться мне сегодня, и ты так и не научился просить правильно. Поэтому – нет. Если тебе так нужно куда-то забиться, – раздраженно поморщился мужчина, – то спи под кроватью, в комоде или в шкафу, пока не заслужишь право спать в гробу. Ты понял? – удовлетворившись робким кивком, он оттолкнул раба от себя.

Он оказавшегося слишком сильным удара в грудь вампир не удержался на ногах и осел на пол. Непроизвольно застонав, он ощупал перевязанную шею. Как он и думал, драгоценные капли уже просочились сквозь ткань. С трудом сглотнув, он не решился поднять взгляд на человека и остался молча сидеть на месте.

– Не смей выходить из комнаты, – продолжил ван Хеллсинг, – пока я не вернусь или пока сам не позову тебя. Если кто-то случайно войдет, не нападай, не травмируй его, не ешь и не убивай. Найдешь лазейку – я буду бить тебя, пока мне не надоест, – мрачно пообещал мужчина, выходя из комнаты и крепко запирая дверь за собой.

Оставшись один, Алукард оглянулся вокруг себя, кривясь при каждом вдохе. С сомнением посмотрев сначала на окна, а потом на кровать, он с облегчением отметил, что ткань одеял достаточно плотна. Оставив свое запыленное покрывало на стуле, бывший граф устроился на постели, укрывшись с головой. Но несмотря на то, что он безумно устал и хотел спать, Алукард, как и любой другой вампир, повинующийся внутренним часам, не мог перебороть инстинкт, утверждавший, что сейчас самое время, чтобы охотиться.

Алукард не знал, что его Хозяин, чья спальня располагалась через одну комнату от той, в которой он оставил слугу, тоже не мог заснуть. Лежа в удобной постели, Абрахам перебирал в уме события сегодняшнего дня: каждую выходку немертвого и каждый миг наказания. Фантазируя о том, что еще он мог бы сделать с вампиром, если бы тот в какой-то момент повел себя неправильно, мужчина самодовольно улыбнулся. Чувство безграничной власти и неоспоримого превосходства над полночной тварью было поистине опьяняющим.

Он надеялся, что уже завтра будет готова новая одежда для Алукарда. Одновременно с костюмом, о котором он уже говорил сегодня, Абрахам ожидал получить и созданный тоже специально для обучения немертвого кнут с вплетенными серебряными нитями. Обучение шло с переменным успехом, но новый раб, со всеми его возможностями, должен был стать фундаментом для воплощения в жизнь великой идеи очищения мира от немертвых, которую оккультист считал наиважнейшей в своей жизни. Однако своим потомкам, продолжателям своего дела, ван Хеллсинг хотел бы оставить не только обязательства, но и одно уникальное наследство в виде послушного воле Хозяев вампира. Прирученного и с некоторыми… улучшениями, конечно.

5. Удовольствие и боль
Абрахам раздвинул шторы и со вздохом прикрыл глаза, наслаждаясь солнечным светом. Уже много дней, если не недель, он вёл практически ночной образом жизни, уподобившись в этом немертвым. Теперь же перед ним стояла задача сделать одного из них, своего вампира, ближе к людям, выработав у того неуязвимость для солнечного света. Пока все попытки с другими экземплярами завершились неудачей, но для такого носферату, как Алукард, всё было по-другому. Даже в ослабленном состоянии тот был намного сильнее, чем новообращенные и та уличная шваль, которая обычно использовалась в экспериментах, и потому Абрахам верил, что рано или поздно он сумеет лишить своего раба одного из главных недостатков.

Накинув плащ и продолжая размышлять, оккультист вошел в комнату, где он уложил спать Алукарда. На миг зажмурившись, чтобы дать глазам привыкнуть к мраку, царящему в спальне, ван Хеллсинг прошел к окну и, досадливо поморщившись, стянул висящее поверх штор шерстяное покрывало. В комнате стало намного светлее.

– Вставай, Алукард, – проворчал он, смерив взглядом «сугроб» на кровати, и рывком сдернул одеяло.

Мужчина опешил, смотря на свернувшегося в центре кровати вампира. Тот всё еще спал, но ошеломило Абрахама не это, а кровь, пропитавшая бинты и постельное белье. Точнее не она сама, а ее количество, ставшее для ван Хеллсинга большой и очень неприятной неожиданностью.

Склонившись к немертвому, Абрахам осторожно распрямил его тело, действуя очень медленно, чтобы не разбудить. Во время резкого пробуждения некоторые немертвые были чересчур… нервны и могли бездумно наброситься на первого попавшегося. Он сам пару раз видел, как не проявившие должной осторожности смотрители гибли в когтях тварей, вырванных из сна.

– Просыпайся, – вполголоса проговорил он, потеребив вампира за запястье, но тот остался недвижим, будто снова впал в забытье от истощения. Досадливо поморщившись и более не желая церемониться, Абрахам рывком стащил вампира с постели, предполагая, что удар об пол тот точно не сможет проигнорировать.

Резкая боль во всем теле разбудила Алукарда. Угрожающе зарычав, он вскинул яростный взгляд на человека, но, даже не признав спросонья в нем Абрахама, так и не смог напасть. Мгновенье он боролся против чего-то невидимого, подстегиваемый голодом ослабевшего тела, но стоило ему встретиться с человеком взглядом, как он тут же узнал ненавистные синие глаза Хеллсинга и затих, хрипло дыша.

– Хозяин... – еле слышно выдавил он, окончательно проснувшись от ноющей боли в горле.

Взглядом велев слуге молчать, Абрахам присел на корточки и начал разматывать пропитанные кровью бинты на худом предплечье.

– Ты должен научиться спать ночью и бодрствовать днем, раб, – проговорил мужчина, изучая так и не зажившую рану.

Алукард ничего не ответил, сонным взглядом смотря на человека. Но как только он заметил, что одеяло, которым он завесил окно, больше не мешает солнцу освещать комнату сквозь тонкие шторы, он занервничал. Инстинкт кричал, требовал оказаться как можно дальше от возможной угрозы, но когда вампир чуть сдвинулся, желая спрятаться за кровать, ван Хеллсинг тут же напомнил о себе. Пальцами одной руки сдавив перебинтованное запястье до боли, человек обхватил подбородок вампира, разворачивая его лицом к себе.

– Сиди смирно, – предупреждающе проворчал Абрахам и, подняв Алукарда с пола и усадив того на край кровати, продолжил изучение так и не затянувшихся ожогов. – Похоже, мне придется заняться твоим лечением… – задумчиво проговорил он, но вдруг резко встал. – Пока я не вернусь, не сходи с этого места.

Не дожидаясь ответа, ван Хеллсинг вышел из комнаты. Немертвый поежился, покосившись на окно, и начал зализывать рану. Но не прошло и пары минут, как его слух привлекло тихое пение в коридоре. Дверь неожиданно открылась, и Алукард встретился взглядом с горничной, замершей на пороге. Несколько мгновений девушка широко раскрытыми глазами смотрела на вампира, продолжавшего собирать языком каждую каплю крови, а потом, шумно вздохнув, захлопнула дверь. Насладившись звуком шагов убегавшей служанки и лихорадочным биением ее сердца, Алукард коротко рассмеялся. До сих пор Абрахам никогда не забывал запереть его.

Ван Хеллсинг вернулся в сопровождении четырех мужчин, трое из которых достаточно грубо втолкнули в комнату четвертого, неопрятно выглядящего и чем-то напоминающего моряка. Движимый предчувствием, Алукард встрепенулся, жадно вдыхая запах возможной, не защищенной печатями еды, но не сдвинулся с места. Посмотрев на Абрахама, он обнаружил, что тот уже наблюдает за ним, скрестив руки на груди.

– Не помню, говорил ли я тебе, – поучительным тоном начал тот, – но всё, что происходит в этом доме, финансируется Короной. Его Величество любезен настолько, чтобы обеспечивать неподходящими даже для Тауэра отбросами множество наших «гостей». Только из-за твоих ран я разрешаю тебе выпить эту мразь…

Абрахам не успел закончить фразы, потому что стоило словам о разрешении сорваться с его губ, как Алукард, будто спешащий успеть до того, как хозяин передумает, рванулся с места и, подскочив к человеку, впился клыками в шею, до хруста в костях сжимая жертву обеими руками. Почти в унисон выругавшись, конвоиры отскочили в стороны, шокировано глядя на вампира, который продолжал вгрызаться в отбивающегося заключенного, даже когда они оба упали на пол. Но с каждой потерянной каплей крови человек боролся всё слабее, пока совсем не затих.

Наблюдая за питающимся вампиром, ван Хеллсинг, только что хмурившийся, невольно усмехнулся. Конечно, то, что слуга даже не дослушал его до конца, больно ударило по его самолюбию, но слышать грязную ругань и звучащие всё тише проклятья, которыми смертник осыпал его раба, было почему-то приятно.

Алукард не отрывался от горла добычи, даже когда кровь стала едва сочиться, и отодвинулся, только ощутив на своем плече ладонь Хозяина. Проводив взглядом конвоиров, которые подхватили мертвеца и куда-то быстро понесли, видимо, чтобы успеть избавиться от тела, пока оно не стало упырём, немертвый лишь пожалел о том, что ему не дали доесть. Холодным прикосновением нож скользнул по коже, когда Абрахам склонился над ним и разрезал бинты, но вампир даже не пошевелился. Он сидел на полу, прикрыв глаза, и облизывался, собирая оставшиеся на губах и между клыков капли. Едва не урча от разливавшегося по телу тепла свежей, настоящей, человеческой крови, сонно опустивший голову немертвый, толком не спавший последние четверо суток, начал проваливаться в дремоту.

Разрезав последний бинт, Абрахам довольно улыбнулся: все ожоги и ссадины на теле немертвого полностью зажили. Правда, теперь у него была другая небольшая проблема. Но не успел он удивиться тому, насколько вялым стал наевшийся вампир, как вскинул голову на дробный стук в дверь. Слуга, представший перед ним, был растрепан и тяжело дышал, словно бежал сюда.

– Док... – взгляд молодого мужчины упал на немертвого, и испуг явно обозначился на его лице. – Доктор Хеллсинг, к вам посланник. От Его Величества.

– Отлично, просто отлично, – кивнул Абрахам, заканчивая осматривать вампира. Его медлительно двигающаяся собственность, наконец, пошевелилась, но, как с неудовольствием заметил мужчина, только для того, чтобы свернуться на полу и уснуть. – Проведи его в мой кабинет, я сейчас подойду. И пришли кого-нибудь сменить здесь белье.

Слуга кивнул и уже более спокойно покинул спальню.

Встряхнув и с трудом подняв проснувшегося немертвого с пола, Абрахам, недолго думая, довел его до своей спальни и небрежно свалил на кровать. Заставлять королевского посланника ждать он не хотел, как не хотел, чтобы очередная служанка наткнулась на Алукарда. Плотно задернув шторы, ван Хеллсинг покосился на как будто бы еще не уснувшего окончательно вампира и с ноткой раздражения процедил:

– На сон тебе три часа.

Алукард не слышал, как ушел человек. Он не мог даже пошевелиться, ошеломленный окутавшим его ароматом. Хозяин, всё вокруг пахло им. Печать тоненько зазвенела, и с довольным урчанием одурманенный сытостью вампир перекатился на живот и потерся щекой о подушку, вдыхая ее запах. Мелко дрожа от захлестывающих его эмоций, он заполз под одеяло, кутаясь в него и пьянея от ощущения близости к Хозяину. Немертвый понимал неправильность этой тяги и знал, что всему виной действие печати, но ничего не мог с этим поделать. Вскоре он уснул.

Абрахам вернулся, как и обещал, ровно через три часа и, заставляя вампира проснуться, несильно ударил по печати. Алые глаза не успели еще открыться, а Алукард, испуганный таким пробуждением, инстинктивно метнулся в сторону, едва не упав с кровати.

– Просыпайся, раб. Пришла пора для сегодняшнего урока, – негромко проговорил человек и подошел ближе. Взору раздраженного вампира предстали длинная цепь и что-то напоминающее ошейник-удавку в руке смертного. – Сегодня мы будем изучать свойства печати. Пойдем.

Накинув на шею немертвого петлю, Абрахам пристегнул цепь и несильно потянул за полученный поводок. С еле слышным лязгом звенья ошейника проскользнули сквозь кольцо, затягиваясь на горле Алукарда, который поморщился, но послушно пошел за человеком. Ему уже было ненавистно отношение к себе, как к какому-то животному, которого нужно водить на привязи, но он не горел желанием сообщать об этом смертному.

Абрахам привел его к уже знакомому ему кабинету, но, не успев переступить порога, Алукард, увидевший прямо напротив себя раздвинутые портьеры, с криком отшатнулся назад, воя от солнечного света, который уже успел обжечь его глаза и лицо. Полуослепший вампир пригнулся, прячась за плечом Хозяина, но выскочить обратно в темный коридор так и не смог: натянувшийся ошейник рванул его назад. Досадливо прищелкнув языком, человек втащил рвущегося наружу немертвого. Совсем рядом хлопнула дверь, отрезая путь к спасению. Задушенно хрипя, Алукард прижался к дверям, сползая по ним на пол. Прижавшись лбом к коленям и закрывая голову руками, не имевший даже одеяла на своих плечах вампир тщетно пытался скрыться в тени человека от иссушавших кожу лучей.

Разочарованно вздохнув, ван Хеллсинг бросил конец поводка на пол и быстро прошел к окнам, чтобы задернуть шторы. Комната, освещаемая лишь огнем камина и настольной лампы, погрузилась в полумрак.

– Мы скоро поработаем над этой проблемой, – пообещал Абрахам, вернувшись к слуге и рассматривая его. Тот тихо поскуливал, но сил на то, чтобы излечить полученные ожоги, у него пока хватило. – Итак, сегодня мы будем изучать свойства печати, – терпеливо начал Хеллсинг, подняв цепь с пола и потянув настороженно косящегося на окно немертвого в сторону своего рабочего стола, – и то, как с помощью нее я буду управлять тобой. Я надеюсь, что сегодняшний урок рассеет все твои иллюзии и глупые надежды, – улыбнулся он, накидывая цепь на столбик на спинке тяжелого дубового стула. – Когда я говорю тебе оставаться на месте, то рассчитываю, что ты сделаешь именно это и ничто другое. Печать поможет тебе понять это, – с оттенком самодовольства проговорил Абрахам, садясь за стол. – Я хочу, чтобы в течение двух часов ты всеми силами пробовал выйти отсюда. Будешь плохо пытаться, боль станет твоей неизменной спутницей на весь сегодняшний день. Приступай, – приказал он, хмыкнув над недоуменным выражением на лице вампира и начиная разбирать отчеты.

Некоторое время Алукард смотрел на человека, затем перевел взгляд на дверь и пошел к ней. Он даже не успел почувствовать легкое удушье от натянувшейся до предела цепи, потому что рухнул на колени от сильнейшей боли, пронзившей его тело. Хозяин, видимо, хотел, чтобы он понял сам, что натягивать поводок нельзя. Всхлипнув, вампир отполз назад и сначала возмущенно, а затем и вопросительно посмотрел на Абрахама, но смертный, казалось, забыл о нем, занимаясь своими бумагами. Решив, что никаких других указаний не будет, Алукард поднялся и подошел к стулу, но тут же отдернул руку от цепи, ощутив предупреждающее гудение в висках. С отвращением осознав, что человек лишь в очередной раз хочет поиздеваться над ним, дав заведомо невыполнимую задачу, немертвый всё-таки решил попробовать обмануть печать и стряхнуть цепь, не касаясь ее руками. Встав спиной к стулу, немертвый, наматывая ее вокруг своего тела, повернулся так быстро, как смог. Выгнувшись, он успел, опережая боль, коснуться кончиками пальцев кольца и даже почти снял его, но рухнул на пол, воя от боли.

Когда крики корчащегося вампира стихли, Абрахам пристально посмотрел через плечо на лежащего Алукарда и несильно ударил по печати. Тихо застонав, тот приподнялся и отполз от стула, непонимающе осматриваясь вокруг, но стоило ему заметить взгляд человека, как он тут же поднялся на ноги. Более не приближаясь к Абрахаму, немертвый отошел подальше и начал обходить стул по дуге, мотая головой, чтобы сдернуть кольцо, и шипя сквозь зубы от новых уколов боли, когда цепь даже слегка натягивалась.

К концу первого часа горло Алукарда было покрыто мелкими царапинами и ссадинами от постоянного скольжения ошейника, а он сам уже боялся двинуться лишний раз, чтобы не натянуть цепь. Но не допускающий ослушания приказ Хозяина был сильнее. Когда Абрахам встал, вампир, на миг отчаянно пожелав суметь одновременно и остаться на месте, чтобы не сдвинуть цепь, и рвануться куда-нибудь в сторону, лишь задрожал всем телом и сжался под строгим взглядом человека.

– Продолжай пытаться, – коротко приказал Абрахам и вышел из комнаты.

Осторожно подойдя к стулу, на котором больше никто не сидел, Алукард взялся за него, планируя протащить его к дверям, не снимая цепи. Но стоило ножкам сдвинуться на пару дюймов, как вампир рухнул на колени, хрипя от боли. Она исчезла, только когда он, почти ничего не видя перед собой от застилавшего глаза красного тумана, сумел поставить стул на прежнее место.

Устало осев на пол и пытаясь отдышаться, вампир некоторое время думал, как можно обмануть печать. Придумав, он поднялся с пола и, опершись ладонями о кожаное сиденье, мгновенье собирался с силами, чтобы в следующее, пока печать не успела остановить его, вскинуться и, зарычав от злости, всем своим весом ударить по ненавистному предмету мебели. Крошащееся дерево брызнуло щепками в стороны, с хрустом разламываясь, но ни одна ножка вбиваемого в паркет стула не сдвинулась с места.

Алукард победно улыбнулся, почти счастливо смотря на соскользнувшее со столбика и теперь лежащий на полу конец цепи. Но радовался он ровно до тех пор, пока тот, при первом же шаге вампира в сторону двери, не сдвинулся с места. Печать, молчавшая еще миг назад, ударила немертвого так, что он снова рухнул на колени, воя от сжигавшего его изнутри жара. Пытаясь преодолеть ее давление, он пополз к выходу, но с каждым дюймом огонь и гудение в голове становилось все сильнее. Не способный больше ни на что, вампир забился в конвульсиях на полу, крича от боли.

Он не помнил, сколько он так пролежал, но пытка закончилась так же неожиданно, как и началась. Только что он корчился, позабыв о том, зачем он вообще шел к двери, а уже мгновение спустя на него упала тень от подошедшего человека и боль прекратилась.

Некоторое время Алукард оставался на полу, не в силах даже думать о том, что делал ходивший по комнате Абрахам. Но когда он решил не злить напрасно человека и встать на ноги, его, стоило ему перевернуться набок и упереться руками в пол, вырвало кровью. Едва не потеряв сознание, вампир со стоном упал обратно, сжимаясь и всем телом ощущая вибрацию паркета от приближающихся шагов Хозяина. Хрипло вздохнув, он едва нашел в себе силы, чтобы посмотреть вверх в насмешливые синие глаза.

– Я полагаю, что теперь ты знаешь, отлично знаешь, что не сможешь убежать. Наши два часа еще не закончились, поработаем еще, – со смешком проговорил Абрахам, глядя на пытающегося встать раба. Наконец, тот сел и, как мужчина и планировал, увидел новый, взамен сломанного принесенный стул. Отчаянье на лице твари, сверлившей взглядом накинутое на столбик кольцо, говорило само за себя. Ван Хеллсинг лишь хмыкнул, когда Алукард всё-таки отвел взгляд и застонал, обнимая себя руками и будто пытаясь сдержать бившую его дрожь. – Хороший мальчик, – улыбнулся Абрахам, – ты всё правильно понял. Каждый раз, когда на тебя надет поводок, ты должен оставаться там, где я тебя оставил. Не послушаешься, произойдет то же, что ты испытал сейчас, – он подошел ближе и потянул вампира за ошейник, заставляя встать. – Продолжим наш урок о свойствах печати, цель которого уяснить, что я и только я управляю твоей болью, удовольствием и перемещениями. О перемещениях ты уже узнал. Повторяю, ты остаешься там, где я тебе велел, и не входишь туда, куда я тебе запретил, – четко произнес он, поднимая лицо вампира за подбородок и смотря в алые глаза. – Думаю, с этой функцией всё ясно.

Алукард поежился, отводя взгляд в сторону и не решаясь смотреть в глаза Хозяину. Никакого желания узнать, как еще Абрахам может поступить с ним, у него не было. Для немертвого и так было очевидно, что тот сделает всё, что пожелает.

– Иди сюда, – с тихим смешком проговорил ван Хеллсинг, отстегнув цепь от ошейника вампира. Пройдя к окну, мужчина распахнул шторы, закрывающие застекленные двери балкона. Пронзительный вопль за его спиной и грохот подсказали ему, что тварь спряталась от потока солнечных лучей за письменным столом. – Я сказал, иди сюда! – повысил голос вышедший наружу Абрахам, опираясь о перила и с наслаждением вдыхая морозный воздух. Оглянувшись и не заметив Алукарда, он ударил по печати, пренебрежительно хмыкнув, когда из-за стола раздался жалобный всхлип. Слезы катились по лицу вампира, когда он, постанывая, выполз на солнечный свет. Плоть немертвого шипела и обугливалась, но он, спотыкаясь и отворачивая лицо в сторону, шел к человеку. Однако стоило ему доковылять, как он рухнул к ногам Хозяина, потеряв сознание и продолжая постанывать даже в забытьи.

Абрахам недовольно прищелкнул языком и, подцепив ладонью ошейник очнувшегося и захрипевшего от удушья вампира, оттащил того вглубь комнаты. Только когда двери были закрыты, а шторы задернуты, дымящаяся почерневшая кожа немертвого начала медленно восстанавливаться.

– Не смей даже пробовать не подчиниться, – строго произнес Абрахам и терпеливо повторил главную мысль урока: – Я управляю тобой, твоей болью, движением и… удовольствием, – вкрадчиво, обдумывая пришедшую в голову идею, закончил он, становясь на колени рядом с приходящим в себя вампиром. Ладонь человека ласково провела по спутанным, пронизанным нитями седины волосам. Тварь еще, видимо, не осознала всей силы печати, но она должна была понять, что теперь не только ее тело, но и ее мысли, ее эмоции, ее чувства полностью зависели от воли Хозяина.

Приподняв с пола мелко дрожащего немертвого, Абрахам помог ему сесть, довольно отмечая, что ожогов от солнца почти не осталось. Встав и нависнув над вампиром, он привычно обратился к печати, но не ударил, а скорее погладил, с каждой секундой усиливая воздействие. Улыбнувшись уголками губ, он заинтересованно смотрел на вампира, который, будто растеряв все силы, упал навзничь, содрогаясь всем телом. Красные глаза безумно блестели, словно задыхающийся немертвый испытывал нестерпимую жажду. Почти злая усмешка скользнула по лицу Абрахама, когда Алукард, не отрывая взгляда от его лица, поднялся на колени и, цепляясь за полы плаща, прижался к его ногам.

Хрипло и сбивчиво дыша, вампир обнимал ноги Хозяина, как будто стараясь приникнуть к нему еще ближе. Ван Хеллсинг рассмеялся, торжествующе смотря на начавшего поскуливать слугу. Тот медленно поднимался, но вряд ли осознавал, что делает, вслепую уже не цепляясь, а почти до дыр продирая когтями плотную ткань, словно хотел преодолеть разделяющий их слой одежды и прижаться обнаженной кожей к телу человека.

– Прошу вас… Хозяин… – умоляюще прошептал Алукард и, уткнувшись лицом в шею человека, лизнул теплую кожу.

– Не смей, Алукард, – с улыбкой предостерег Абрахам, даже не ожидавший, что эффект от печати будет настолько сильным. Но вампир почему-то не поспешил исполнить приказ, еле ощутимо прищипнув кожу зубами. Ван Хеллсинг раздраженно дернул уголком рта.

Глаза вампира широко распахнулись, когда наслаждение, теплом растекающееся по венам, сменилось резкой вспышкой обжигающей боли. Коротко вскрикнув, он упал на пол и сжался у ног Хозяина, содрогаясь всем телом и пытаясь прийти в себя. С ненавистью взглянув на человека, немертвый увидел, что тот, как ни в чем не бывало, сел за стол и, сцепив пальцы и оперев на них подбородок, смотрит на него.

– Когда-нибудь я дождусь твоей смерти, – глухо прорычал Алукард, дрожа уже не от боли, а от ярости.

– Само собой, – холодно хмыкнул Абрахам, наблюдая за тем, как вампир, едва не шатаясь от слабости, пытается встать на ноги. – Ты же будешь служить роду Хеллсингов и после меня.

Раздавшийся стук в дверь заставил Абрахама отвлечься от слуги, которого следовало бы наказать за непочтительность. Решив подумать об этом позже, он велел посетителю войти. Застывший на пороге дворецкий испуганно уставился на обнаженного вампира, но кое-как справился с собой и перевел взгляд на ван Хеллсинга.

– Это только что прибыло для вас, доктор, – проговорил он, но, поставив большую коробку на стул, быстро вышел, не дождавшись других распоряжений. Абрахам понимающе усмехнулся: разгуливающий на свободе вампир до сих пор не стал обычным явлением даже для работников этого поместья, работа в котором быстро учила ничему не удивляться.

– Так-так, что у нас тут? – вполголоса проговорил он, распаковывая коробку. – Я так и знал, что всё будет готово сегодня!

Увидев, что первым было извлечено на свет, Алукард занервничал. Не в силах отвести взгляда от длинного кнута, который сейчас восторженно рассматривал человек, немертвый смотрел на сплетенный хлыст, отливающий и пахнущий серебром, на матовую, цвета слоновой кости рукоять, изготовленную в виде длинного клыка, и на серебряное резное навершие, в которое как будто бы вонзился и потому затупился «зуб».

– Красиво, не так ли? – хмыкнул Абрахам, искоса взглянув на напрягшегося вампира. Уверенно обхватив изготовленную под его ладонь рукоять, он резко взмахнул кнутом в сторону слуги.

Вздрогнувший от звонкого щелчка немертвый быстро отступил назад, инстинктивно желая быть подальше от опасного орудия. Едва не прижавшись лопатками к стене в самом темном углу, он настороженно посмотрел на рассмеявшегося человека, который тщательно свернул кнут и отложил его в сторону. Следующий вытащенный из коробки предмет, хоть и был Алукарду незнаком, а уже вызывал неприязнь.

– Иди сюда, – коротко приказал Абрахам, тщательно осматривая кожаный костюм, который он обещал Алукарду. Насмешливо посмотрев на неохотно подошедшего ближе вампира, мужчина подтянул слугу ближе к себе и снял с того ошейник. – Помнишь, я обещал тебе одежду? Вот и она, – хмыкнул ван Хеллсинг, вкладывая в руки вампиру костюм, весь состоящий из ремней и заклепок. – Одевайся.

Алукард на миг испытал радость от того, что ненавистный ошейник был с него снят, и потому посмотрел на странную одежду уже не с неприязнью, а с некоторым любопытством. Но, кое-как разобравшись, как это надевать, он понял, зачем здесь так много ремней и что они позволят делать Абрахаму. Ненависть к вещи, созданной безжалостным умом смертного, вернулась с новой силой.

Застежки не покрывали костюм, они, по сути, и были костюмом. Любые из них можно были расстегнуть, чтобы выставить наружу любую из частей тела, не снимая всего одеяния. О том, зачем это нужно, вампир уже догадался. С омерзением чувствуя, как новая, еще жесткая кожа трётся о тело, Алукард зашипел, когда подошедший Хозяин, улыбаясь чему-то, с силой стал затягивать все ремни, будто желая, чтобы костюм, и так облегающий тело немертвого, стал для того второй кожей.

Алукард неловко переступил с ноги на ногу и, поморщившись, повел плечами. Он старался стоять смирно, пока человек, закончив с ремнями, стал продергивать цепь ошейника через кольца на шее. Но стоило Абрахаму убрать руки и отойти в сторону, как вампир негромко заворчал, мотая головой и привыкая к новым ощущениям. Ему, кое-как привыкшему к скольжению холодного металла, казалось, что жесткая кожа, плотно обхватившая горло, душит его, с каждой секундой сдавливая всё сильнее. Сильная пощечина, нанесенная тыльной стороной ладони, заставила его вмиг забыть о костюме и, отшатнувшись, зло сверкнуть взглядом в сторону Хозяина.

– А ну-ка тихо и хватит вертеться, – поморщился человек, несильно, но резко дернув за цепь. Алукард поежился, пытаясь не обращать внимания на еще плотнее обхвативший горло воротник, и заставил себя стоять на месте.

Развернув Алукарда за плечо, Абрахам осмотрел его, проверяя, всё ли было сделано правильно. Особое внимание он уделил кольцам на запястьях и щиколотках, крепления которых были достаточно надежны, чтобы при надобности использовать их для приковывания вампира. Но и в остальном костюм был безупречен, что делало ученого, не одну долгую ночь затратившего на совершенствование одеяния слуги, по-настоящему счастливым.

– Теперь можно и испытать, – бросил он легкомысленно, отходя к столу. Кнут щелкнул в воздухе чуть левее от места, где только что стоял вампир. Мужчина недовольно посмотрел на отскочившего в сторону немертвого, во взгляде которого легко читался страх вперемешку со злостью. Но сейчас Абрахаму было не до эмоций слуги. В надежде на то, что это сделает вампира более послушным, он хотел, чтобы тот испытал на себе пару ударов кнутом. К тому же тот не был наказан за проявленную не далее, чем четверть часа назад непочтительность. – Иди к стене и положи на нее свои руки. И не двигайся. Посмотрим, насколько хорошо эта… безделица, – невольно улыбнулся ван Хеллсинг, поигрывая кнутом, – подействует на тебя.

Алукард напрягся, отступая на шаг и испуганно смотря на кнут в руках человека.

– Не смей противиться мне, – сердито проговорил Абрахам, с каждой секундой неповиновения всё сильнее злясь на вампира. – Ну же, делай, что я сказал!

Немертвый помотал головой и, не издав ни звука, отступил еще на один шаг. Человек, казалось, окончательно разозлился, потому что удар печати был силен. Настолько, что закричавший от боли вампир упал на колени, не сумев избежать удара свистнувшего в воздухе кнута. Но второго не последовало.

Довольно хмыкнув, Абрахам смерил взглядом сжавшегося и до сих пор закрывающего голову слугу. Костюм оправдал все его ожидания. Он был не просто странного вида одеянием, но и легкой броней для Алукарда, который должен в будущем стать орудием людей, а потому нуждался в некоторой защите от серебра и солнечного света. Так и сейчас вампир, хотя удар был нанесен в полную силу, не застонал от боли, а лишь шумно вздохнул, вскочил с пола и прижался спиною к стене. Удар тварь почувствовала, но серебро, как и было задумано, не коснулось плоти.

Подойдя к напрягшемуся, но не осмелившемуся сопротивляться слуге, Абрахам грубо развернул его, едва не ткнув лицом в стену, и начал расстегивать ремни на спине. Когда он закончил, спина немертвого была оголена.

– Стой здесь, – проворчал он, вновь нажимая вампиру на загривок и заставляя почти прижиматься лбом к деревянным панелям обшивки, – и не двигайся.

В качестве предупреждения легонько, надавив на печать, Абрахам отошел от слуги на несколько шагов и, крепко обхватив пальцами рукоять, размахнулся и ударил. Когда Алукард взвыл от режущего прикосновения серебром, распоровшего кожу до крови, мужчина лишь холодно усмехнулся. Новый удар обрушился на спину, оставив после себя еще одну длинную дымящуюся ало-черную полосу. Вскрикнув, немертвый дернулся в сторону, пытаясь сбежать, но печать сбила его с ног. Подойдя к упавшей твари, Абрахам досадливо прищелкнул языком.

– Когда я оставляю тебя где-нибудь, ты должен оставаться там, – проворчал он, наклоняясь и поднимая Алукарда за ошейник. – Пять ударов за то, что до сих пор не хочешь подчиняться, – добавил он, толкнув вампира в сторону стены.

Сжавшись, Алукард, отчаянно желающий избежать нового удара, уперся дрожащими пальцами в стену и прикрыл глаза. Раны на спине нестерпимо горели, и это жжение, казалось, проникало в каждую клетку его тела, заставляя думать лишь о том, как избежать нового удара.

– Хозя… Хозяин… – выдавил он из себя, почти ощущая, как от страха сводит горло. – Прошу вас…

– Просишь о чем, раб? – усмехнулся Абрахам, облизнув пересохшие губы и подходя ближе к немертвому.

– Я, – нервно сглотнул Алукард, – буду подчиняться.

Абрахам лишь рассмеялся.

– Мне уже неважно, будешь ты или нет. В любом случае я поступлю так, как хочу, – ухмыльнулся он, наблюдая за медленным заживлением ссадин от плети. – Но я могу уменьшить число ударов, если ты покажешь, какой ты хороший питомец, – вкрадчиво проговорил он, подходя ближе и едва ли не шепча на ухо вампиру, – и вылижешь мне ботинки.

Вампир вздрогнул.

– Я… Я не стану этого делать, смертный ты ублюдок! – мелко дрожа от душившей его ярости, прорычал вампир, опустив голову. Алые глаза, скрытые от взора человека пеленой волос, засветились ненавистью. Вмиг удлинившиеся когти впились в деревянные панели кабинета, прорвав их словно картон, и скрипнули по камню. – Я на куски бы тебя порвал, если бы не черная магия, которую ты, еще смеющий после этого говорить что-то о своем служении Богу, сумел использовать против меня! – прошипел он, резко поворачиваясь и смотря в лицо Абрахаму.

Одно короткое мгновенье хозяин и раб сверлили друг друга одинаковыми, преисполненными чистейшего гнева взглядами.

– Очень хорошо, раб, очень хорошо, – процедил наконец Абрахам сквозь зубы. – Похоже, твоему обучению границам допустимого нужно дать новый стимул. Или ты снова всё забыл? – угрожающе сузил он глаза, опуская кнут. – Я. Контролирую. Тебя, – раздельно произнес ван Хеллсинг и ударил печатью с такой силой, что вампир рухнул на пол как подкошенный, даже не успев вскрикнуть.

***
Алукард застонал, медленно приходя в сознание. Последним, что он помнил, была оглушающая боль, сейчас же он пытался понять, где он находится и что с ним. Прямо перед его лицом были два коричневых ботинка, но сам он почему-то был снова раздет, хотя вампир не особо и печалился о том, что с него сняли тот костюм.

– Пошли, он уже очнулся, – кто-то произнес сверху, и прежде чем немертвый успел осмотреться, его подняли и вытащили на солнечный свет, обжигающий и слепящий.

Тщетно пытаясь вырваться из крепко державших его рук, Алукард закричал, но свободу он получил, только когда его запихнули в тесную клетку, о посеребренные прутья которой он тут же обжёгся. Скорчившись и пряча лицо от солнца, вампир застонал от боли, пытаясь схватиться и сломать прутья, но всё было безнадежно.

Абрахам рассеянно кивнул трём дюжим смотрителям, наблюдая за всё пытавшимся вырваться наружу Алукардом. Он уже давно планировал периодически выставлять того на солнечный свет, чтобы вампир привык, но сейчас пребывание на солнце в первую очередь было великолепным наказанием. На мгновенье отвернувшись от то рычащего, то поскуливающего немертвого, ван Хеллсинг присел на скамью и посмотрел на небо. Облаков было мало, но одно из них вот-вот должно было закрыть солнце, хотя даже оно не было достаточно большим, чтобы надолго спасти вампира от наказания.

Проверяюще покосившись на слугу, Абрахам осмотрелся вокруг, наслаждаясь незапланированным перерывом от работы. Он всегда любил гулять в саду, который был красив даже сейчас, в зимнюю пору. Декабрь. До Рождества оставалось всего две недели, а значит, откладывать подготовку приёма больше было нельзя. Равнодушно отметив, что попытки раба вырваться наружу не увенчались успехом, Абрахам стал прикидывать, что нужно будет сделать первым. Полуприкрыв глаза и отвернувшись от клетки, ван Хеллсинг смотрел на неяркое зимнее солнце, слегка морщась от воя Алукарда за своим плечом. Возможно, в будущем тварь подумает дважды, прежде чем осмелится говорить со своим Хозяином так непочтительно. В своё время клетка была установлена в саду, чтобы наказать вампиров, убивших нескольких смотрителей. Те, кто осмелился поднять руку на людей, стали примером для своих сородичей, которые даже из подземелья должны были отлично слышать крики умиравших самой мучительной для немертвых смертью.

Облако, заслонившее солнце, погрузило сад в тень. Крики Алукарда стихли, но вампир всё еще то хватался за прутья, пытаясь выломать их, то пробовал скорчиться в самом центре клетки, чтобы не касаться обжигающего металла. Громкое карканье заставило Абрахама посмотреть вверх. Вороны. Они собирались здесь каждый раз, когда кого-то обрекали на уничтожение. Их никто не гонял: они делали неприятную для людей работу, пробивая клювами и когтями верхний запекшийся слой плоти тварей и позволяя солнцу проникнуть глубже. Мусорщикам же оставалось только собрать пепел и кости демонических отродий, когда солнце сжигало всё остальное.

Птица каркнула вновь и, захлопав крыльями, опустилась на угол клетки. Внимательно посмотрев на устало закрывшего глаза и тихо поскуливающего немертвого, она ударила клювом в плечо, ровно в то место, где сквозь трещину в обугленной коже виднелась кровоточащая плоть. Алукард вскинулся, разворачиваясь и пытаясь достать крылатую хищницу сквозь прутья клетки, но та уже перелетела на другой край верхней рамы. Со второй попытки ворона сумела выдрать из спины вампира клочок мяса. Зарычавший немертвый вновь не сумел вовремя развернуться, чтобы поймать ее.

Будто убедившись, что действия товарки увенчались успехом, еще несколько ворон опустилось на клетку, тоже начиная клевать вампира. Негромко рассмеявшись, Абрахам с долей злорадства отметил, что групповое нападение совпало с вынырнувшим из-за тучи солнцем, лучи которого вновь начали жечь плоть твари.

Когда немертвый сорвал голос и уже не кричал, а еле слышно хрипел, Абрахам, решив, что на сегодня достаточно, поднялся и прогнал птиц. Взгляду человека предстала бьющаяся в конвульсиях, обгоревшая до черноты и покрытая потеками тут же выгорающей крови фигура, в которой сложно было признать того Алукарда, что был помещен сюда немногим больше часа назад.

– Теперь ты готов повиноваться мне?

Ван Хеллсингу показалось, что он услышал тихий всхлип, который он решил посчитать согласием. Открыв клетку, он накинул ошейник на Алукарда и потянул к себе. С ноткой гордости он смотрел на своего вампира, в котором всё еще оставалось достаточно сил, чтобы вылезти наружу и идти самому.

Сдерживая попытки немертвого, натягивающего цепь, скрыться от солнца в слабой тени деревьев, Абрахам довел продолжающего постанывать слугу до дома, но казалось, что тот, стоило ему спастись от солнца, вмиг растерял все свои силы. Переступив порог, Алукард, будто не способный больше стоять, осел на пол, судорожно дыша. Абрахам остановился, терпеливо ожидая, когда кожа вампира хоть немного восстановится. Присев на корточки, оккультист мягко провел по потускневшим волосам.

– В одну из ближайших ночей ты поможешь мне вновь заселить опустевшие камеры. У нас осталось слишком мало образцов, но, к счастью, нам стало известно, где в Лондоне свили уютное гнездышко сразу несколько твоих сородичей. Ты поймаешь их для меня, – завершив фразу, Абрахам собирался уже встать, но неожиданно Алукард, издав жалобный стон, приподнялся и схватился за его плащ.

Как никогда до этого немертвый боялся человека, но его разум был настолько затуманен до сих пор ощущавшейся болью от дневного света, что он, забыв о гордости, тихо заплакал и потянул за плащ, безмолвно попросив Хозяина не уходить. Печати в очередной раз продиктовали свою волю измученному вампиру, заставляя его хотеть прижиматься к коленям человека, чтобы тот хоть немного пожалел его.

Абрахам удивленно моргнул, но осторожно обнял за плечи дрожавшего Алукарда, помогая тому встать.

– Пойдем, мой хороший. Поспишь сегодня в моей комнате. Вечером у нас будут гости, они останутся на ночь, и я бы не хотел, чтобы кто-то вломился к тебе.

Он придержал едва стоящего на ногах вампира, который тут же повис на нем, хватаясь за одежду. Ткань затрещала, но выдержала, и Абрахам лишь улыбнулся, позволяя слуге, неосознанно искавшему защиты, стремиться быть ближе к хозяину. Доведя Алукарда до своей спальни, он опустил того на пол в дальнем углу и накинул конец поводка на стоящую здесь вешалку для верхней одежды, оставив достаточно длины, чтобы немертвый мог улечься.

– Теперь спи. Еду ты получишь перед охотой.

Открыв шкаф, Абрахам вытащил пару запасных подушек и покрывало и кинул их на пол. Ничего не добавив к уже сказанному, он вышел из комнаты.

Алукард всхлипнул, зажмурившись и сдерживая выступившие слёзы. При одной мысли, что он должен будет выслеживать сородичей и своими руками препровождать их в этот созданный садистским разумом одного человека ад на земле, ему хотелось выть от бессилия, к горечи которого примешивалась зудящая боль во всем теле. Кожа вампира, слишком долго пробывшая на солнце и оттого почти сожженная и до сих пор не остывшая, всё еще не восстановилась. Лишь от прикосновения прохладного паркета становилось чуть легче.

Полежав немного на голом полу, вампир взял брошенные человеком подушки и одеяло и, привычно накрывшись с головой, свернулся в импровизированном убежище, мелко дрожа. Тревожные думы не помешали истощенному телу практически сразу погрузиться в сон.

***
Закрыв за собой дверь, Абрахам прошел в кабинет, чтобы проверить работу горничных, которые должны были убрать следы недавнего урока. Удовлетворенно улыбнувшись, он отметил, что все пятна крови с пола и стен были стёрты, а на месте пробитой когтями немертвого панели висела новая картина, закрывая проглядывавший сквозь дерево камень.

Сидя за столом, мужчина просматривал результаты вскрытий, целью которых было выявить отличия внутреннего строения вампиров от строения человека. Одним из самых очевидных было то, что желудки тварей были заметно больше. Подобная ситуация наблюдалась и при сравнении обычных летучих мышей и африканских «вампиров», эластичные желудки которых тоже были заметно больше, чем у их менее хищных сородичей. Возможно, именно поэтому немертвые испытывали такой сильный и непреходящий голод. Некоторые аномалии в пищеварительной системе, очевидно, служили лучшему впитыванию поглощенной крови, но сказать наверняка было сложно. Требовались новые образцы для исследований.

Стук в дверь прервал его раздумья. Вошедший в ответ на отклик дворецкий впустил в комнату старого друга Абрахама, Джошуа, которого сопровождали жена и трое детей.

6. Игра в прятки
– Абрахам, мой старый друг! Рад видеть тебя! – Джошуа быстро подошел к вставшему из-за стола Абрахаму и крепко обнял его. Жена и дети остались стоять на пороге.

– Я тоже тебе рад, – улыбнулся в ответ ван Хеллсинг. – Полагаю, что ты зашел, чтобы проверить свой опыт?

– Мы здесь проездом, прости, что сообщил только утром. Конечно, я очень хочу посмотреть, что там вышло, а пока позволь представить тебе…

Когда жена Джошуа, решившая лично распорядиться насчет ужина, вышла из кабинета вместе с детьми, Абрахам прошел вместе с коллегой в курительную, чтобы без помех поговорить о делах. Он был уверен, что вышколенные слуги позаботятся о гостях, но не сдержал гримасы, провожая взглядом двух мальчиков и девочку. Этот дом был не самым удачным местом для игр четырнадцатилетнего Блейка, одиннадцатилетнего Джастина и девятилетней Шуанны.

– Джошуа, прости, – ван Хеллсинг покосился через плечо, – но ты сам знаешь, как я не люблю Блейка. Я же просил не приводить его после того, как он в прошлый раз открыл половину камер.

– Да-да, было дело, – рассмеялся его собеседник. – Прости меня еще раз за ту его выходку, но теперь он ведет себя намного лучше. Так ты говоришь…

Забежав за угол коридора, Блейк, довольный, что сумел улизнуть из-под опеки ушедшей в сторону кухни матери, усмехнулся, с превосходством смотря на увязавшихся за ним брата и сестру. Игры всегда выбирал он.

– Папа мне говорил, что доктор Хеллсинг держит в своем доме вампиров. Как насчет того, чтобы поохотиться?

– Да-да, – оживленно закивал Джастин, всегда подражавший старшему брату. – Я хочу вырасти и тоже стать охотником!

– Тихо ты!.. – прошипел брат, оглядываясь вокруг и привычно не обращая внимания на Шуанну, вполголоса пробормотавшую, что это плохая идея. На цыпочках вернувшись в кабинет, Блейк, поминутно озираясь, прошел к столу и взял с него замеченную им связку ключей. – Теперь мы их найдем, – решительно заявил он, показав младшим связку. – Держу пари, что они где-то в доме, под замком.

Шуанна помотала головой и отступила в сторону.

– Но… Разве вампиры не могут укусить нас? Папа сказал, чтобы мы вели себя хорошо и не бегали, где не надо!

Старший брат снисходительно смерил сестру взглядом и хмыкнул.

– Если не пойдешь с нами, я расскажу, как ты выпустила папиных рыбок в пруд.

Шуанна обиженно посмотрела на него в ответ.

– Ну и ладно! – поджала она губы, сдерживая навернувшиеся на глаза слёзы. – Я пойду с вами! Надеюсь, когда мы найдем вампира, он тебя съест, – пробурчала она вполголоса и пошла следом за братьями, которые обменялись победными улыбками и отправились исследовать дом.

***
Абрахам вел гостя в подвальные этажи, где проводились самые долгие и важные эксперименты. Обсуждение уже начатых и будущих опытов не прекратилось, даже когда они остановились перед дверью камеры. Но неожиданно ван Хеллсинг прервал свою речь об исследовании ментальных способностей новообращенного вампира и стал искать ключи в карманах плаща.

– Прости, – развел он руками, вспомнив, что оставил их на столе, – я был так рад вновь увидеть тебя, что оставил ключи в кабинете. Пройдешься со мной? – получив в ответ понимающую улыбку, он уцепился за высказанную его собеседником идею: – Так ты всерьез считаешь, что возможна связь между вампирами и шабашами ведьм?..

Они продолжали беседу, то посмеиваясь, то жарко споря, до самого кабинета. Войдя внутрь, Абрахам сразу же прошел к столу, но уже мгновенье спустя хмуро стал осматриваться вокруг и проверять ящики. Он был уверен, что оставлял ключи здесь.

– Джошуа… где твои дети?

***
Два часа спустя трое детей бежали по коридору, оглядываясь вокруг и боясь быть пойманными сэром Хеллсингом, их отцом или кем-нибудь из слуг. Джастин крепко сжимал доверенные ему ключи в ладони, немного разочарованный, что они так и не увидели вампиров, однако стоило ему подумать о поднявшемся переполохе, как его сердце сладко замирало.

– Нас как будто преследуют вампиры! – взвизгнул он и перекинул ключи брату. – Но если нас поймают, будет плохо… Папа выглядел очень сердитым, когда споткнулся и едва не упал.

Братья захихикали, но вдруг обменялись испуганными взглядами, услышав приближающиеся с двух сторон голоса.

– Быстрей! Давайте сюда! Нужно затаиться! – громко зашептал Блейк и нажал на ручку ближайшей двери. Та не открылась.

– Открой ее! – в ужасе всхлипнула Шуанна.

***
Алукард проснулся от непонятных воплей в коридоре и, недовольно заворчав, распахнул глаза, услышав щелчок замка, топот и резкий звук захлопнувшейся двери. На пороге комнаты стояли трое детей, которые ошеломленно смотрели на него.

Он глухо зарычал и сел, не спеша выползать из-под одеяла. Вампир был уверен, что оскаленные клыки и удлинившиеся когти будут отлично видны нежелательным гостям, которые тут же испугаются и оставят его в покое. Мужской голос по ту сторону двери громко позвал кого-то, но ни один из детей не сдвинулся с места.

– Блейк, – еле слышно прошептал мальчик, что был пониже, – мне кажется, что мы нашли вампира.

Тот, кого назвали Блейком, вышел чуть вперед. Глаза ребенка проследили путь цепи от шеи вампира до стоящей в углу вешалки для одежды.

– Он… Он домашнее животное?

Услышав о себе такое, Алукард зарычал громче и сдвинулся в сторону двери, угрожающе оскалившись и скрипнув когтями по паркету.

Испуганно пискнув, Шуанна прижалась спиной к дверям, дрожа всем телом. Джастин спрятался за спину брата, выглядывая из-за него. Блейк же лишь еще раз оценил длину цепи и ухмыльнулся. Никто из них не обращал никакого внимания на стук в дверь и голоса, просящие их открыть.

– Он ничего нам не сделает, – самодовольно хмыкнул подросток. – Смотрите! – он схватил ближайшую книгу с полки и с силой запустил в немертвого. Тот заворчал и пригнулся, уворачиваясь от снаряда. Когти впустую полоснули воздух.

– Он на привязи и не достанет до нас! – расхохотался Блейк и, взяв тяжелое пресс-папье с комода, швырнул его в вампира. Джастин восторженно ахнул, когда тот вновь уклонился от попадания, и, подражая брату, стал искать подходящий для броска предмет. Яростно рычащее, но не способное ничего сделать животное было отличным развлечением.

Уворачиваясь от летящих предметов или отбивая их, Алукард отполз обратно в угол. Понимание, что он не может напасть на детей, не улучшало настроения изнуренного и голодного немертвого, который к тому же опасался натянуть ограничивающую его перемещения цепь и опрокинуть вешалку. Абрахам хорошо позаботился, чтобы он понял этот урок.

Голоса за дверью не стихали, и перепуганная заплаканная Шуанна, пока ее братья не видели, повернула ключ в замке. В комнату ворвались Абрахам и Джошуа, сопровождаемые слугами. Алукард умоляюще посмотрел на Хозяина и тут же вскрикнул, когда крестообразная подставка для книг ударила его по голове. Алые глаза сверкнули ненавистью в сторону Блейка, в то время как когти немертвого до щепок раскрошили дерево.

Разгневанный ван Хеллсинг, не давая кинуть в вампира еще что-то, перехватил занесенную руку подростка и дернул к себе. Кровать скрипнула, когда Абрахам тяжело уселся на нее и, перекинув брыкающего мальчишку через колени, без стеснения начал лупить.

– Как вы посмели украсть ключи?! Вы хоть понимали, что творили, когда злили его? Вы ни черта о нем не знаете! – почти кричал он, не обращая внимания на жалобные вопли. Совсем рядом Джошуа наказывал Джастина, выговаривая ему примерно то же самое. – Вы могли загубить недели тяжелой работы! Моей работы!

Успокоившись и поставив на ноги раскрасневшегося сопящего подростка, Абрахам подошел к Алукарду, чтобы проверить, не поранили ли его дети. Тот все еще рычал и скалился, но ван Хеллсинг решил простить ему эту неприязнь, направленную в сторону Блейка. Сдвинув одеяло с плеч вампира, он осмотрел бледную кожу, с удовлетворением не заметив ничего, кроме меток от вчерашней порки.

– Ты счастливчик, – Абрахам хмуро посмотрел на заплаканного Джастина, получившего свою порцию наказания. Разве что Джошуа, сейчас успокаивающий дочь, наказывал младшего сына не так сильно, потому что и так отлично знал, что зачинщиком всех шалостей всегда был Блейк. – Если бы вы поранили его, я бы и тебя отлупил, – проворчал он, чувствуя себя вправе наказывать чужих детей в данной ситуации.

Только сейчас коллега ван Хеллсинга обратил внимание на объект детских проказ.

– Что это, Абрахам? Начинаешь работать с подопытными прямо в спальне? – он поддразнивающе подмигнул, получив сразу два гневных и возмущенных взгляда в свою сторону: и от Абрахама, и от Алукарда.

– Ты безнадежен, Джошуа… – покачал головой Абрахам. – Я расскажу тебе о нем позже. Пока, будь любезен, отведи детей в гостиную.

Джошуа хмыкнул и вышел в коридор вместе с детьми, закрыв за собой дверь. Абрахам посмотрел на вампира, а потом перевел взгляд на обломки подставки.

– Это была моя любимая, – вздохнул он, понимая, что не может, да и не хочет обвинять в этом немертвого. Сняв с подозрительно посматривающего на него Алукарда ошейник и отстегнув от него цепь, всё еще ведущую к вешалке, мужчина вытащил из шкафа костюм слуги. – Одевайся, – коротко приказал он, взглядом поторапливая вампира. Тот не спешил, неохотно выползая из-под одеяла и всем своим видом выказывая неприязнь к вещи.

Дождавшись, когда тот оденется, Абрахам самолично затянул слишком свободно застегнутые самим вампиром ремни и вновь накинул на того ошейник, потянув за него к порогу. Алукард заворчал, похоже, желая спать и дальше, но тут же затих, когда ван Хеллсинг легонько подтолкнул его к двери, положив ладонь на плечо.

– Ты будешь вести себя хорошо с этими детьми, – строго говорил Абрахам, пока они шли по коридору, – пока они гостят у нас. Они уедут завтра днем, но уже сегодня, после ужина, они тебя не побеспокоят. Не волнуйся, ужин будет через пару часов. Потерпишь, – с оттенком приказа проговорил он, беря вампира за плечо и, к огромному удивлению Джошуа и детей, вводя того в гостиную.

Успокаивающе гладя слугу по плечу, Абрахам улыбнулся другу.

– Не бойся, он абсолютно безопасен, пока я не прикажу, чтобы он напал, – безмятежно заявил он и тут же нахмурился, обращаясь к детям: – Поиграйте где-нибудь в другом месте, Алукард, – он вопросительно посмотрел на гостя, – пойдет с вами, – приказал он, получив разрешающий кивок Джошуа.

Алукард тихо заворчал, недоброжелательно посмотрев на едва достающих ему до груди гостей Хозяина, но замолк сразу же, получив от того угрожающий взгляд.

– Они пусть играют, а мы пойдем, проверим наш опыт, – Абрахам с улыбкой достал ключи и, проводив взглядом вампира и детей, продолжил беседу, прерванную в подземелье.

Алукард послушно следовал за детьми, подчиняясь приказу. Однако стоило им отойти от гостиной, как вампир, не желая никуда дальше идти, прислонился к стене и таким ненавидящим взглядом смерил трёх человеческих детенышей, словно это они были причиной всех его страданий, что длились уже больше месяца. Блейк ответил ему таким же недоброжелательным взглядом, считая его виновным в том, что сэр Хеллсинг, рука которого была очень тяжела, отлупил его.

– Почему мы не играем? Мы можем поиграть в прятки, – решительно начала Шуанна. – Мы прячемся, а… ммм… – она вопросительно посмотрела на вампира.

– Алукард, – неохотно пробормотал тот, морщась от слишком туго затянутых ремней костюма.

– Да, мы прячемся, – воодушевленно продолжила девочка, – а Алкард ищет!

Немертвый мысленно передернулся от неправильного произнесения имени, которое уже считал своим, и покачал головой.

– Я буду только наблюдать…

Блейк фыркнул, решив в этот раз уступить сестре право выбирать игру.

– Нет, мистер Алкард, – возразила Шуанна, – вы тоже должны играть, так сказал доктор Хеллсинг. Посчитайте до ста, мы прячемся. Побежали!

Не успев ничего ответить, немертвый лишь зло посмотрел вслед убегающим и смеющимся детям. Даже не подумав считать, он лишь немного выждал и пошел туда, куда побежала девочка. Возможно, когда он ее поймает, он сумеет пристроить надоедливого ребенка к ее матери. К тому же дети все равно скоро поймут, что играть в прятки с вампиром заведомо бессмысленная затея.

Алукард прошел через холл, свернул в обставленную дорогой и удобной мебелью приёмную, освещенную огнем камина, втянул ноздрями воздух и негромко рассмеялся.

– А вот и первая, – мурлыкнул он, подойдя к дивану и перегнувшись через него. Обхватив завизжавшую девочку за талию, он поднял ее в воздух, но не спешил отпускать. – Думаю, ваша мать по вам уже соскучилась.

Зажав брыкающегося и не то плачущего, не то смеющегося детеныша под мышкой, Алукард следовал за незнакомым женским запахом, доносящимся откуда-то с кухни. Как он и думал, их гостья обнаружилась там обсуждающей меню ужина с поваром. Она сидела спиной к двери, но глаза ее собеседника, стоило ему увидеть настоящего вампира, расширились от ужаса. Только когда беседа прервалась, она обернулась, но недовольная гримаса сменилась испугом, когда она увидела свою дочь в руках облаченного в диковинное одеяние не-человека.

– Это ваше, в будущем лучше следите за своими вещами, – прошипел Алукард, посадив девочку на колени матери, и быстро вышел из кухни. Он хотел как можно быстрее найти мальчишек, потому что был уверен, что если они что-то натворят, накажут именно его.

Следуя за запахом, немертвый, наслаждаясь возможностью заглядывать в любые комнаты, изучал строение дома. В первый раз он оказался достаточно свободен, чтобы узнать во всех подробностях незнакомую ему доныне сторону жизни Абрахама. И чем дольше он бродил, тем сильнее ему казалось, что его Хозяин живет двумя жизнями. Одна его жизнь проходила среди богато, но не вычурно обставленных комнат, пахла едой и цветами, ее видели все. Но под всем этим прятался настоящий ван Хеллсинг: темный, жестокий, злой и пропитанный запахами чужих страданий. И отлично знающий этого второго Хеллсинга Алукард не мог упустить шанса узнать ближе первого.

Джастина, который, похоже, часто играл с собакой, было легко найти по сильному запаху псины. Он прятался в шкафу и лишь вздохнул, когда его обнаружили. Поиски Блейка тоже не должны были занять много времени: подросток, видимо, считал себя достаточно взрослым, чтобы пользоваться одеколоном.

– Пойдём, – недовольно процедил Алукард, подхватывая оробевшего Джастина под мышку и таща его с собой. Проследовав за нужным ему запахом через всё поместье, до верхнего этажа, вампир стал подниматься по лестнице и только тогда поставил ребенка на ноги. Чердак, куда они пришли, для любого мальчишки был вместилищем всевозможных чудес, а потому немертвый был уверен, что Джастин, глаза которого загорелись при виде кучи старых вещей, никуда не убежит.

Сундук, в котором спрятался старший из детей, Алукард даже не стал открывать, а просто пнул, смеясь над руганью, раздавшейся изнутри. Вылезший и потирающий ушибленный локоть Блейк попробовал в отместку пихнуть вампира в спину, но эта попытка была сравнима с попыткой сдвинуть гору.

– Сопляк! – усмехнулся немертвый, скалясь через плечо. – Знаешь, а мне понравилось играть в прятки. Спрячься еще раз, чтобы я снова мог найти тебя.

От второго толчка в спину Алукард увернулся, злорадно наблюдая, как не ожидавший этого подросток упал на пол. Обойдя поднимающегося на ноги ребенка, он подошел к Джастину, который увлеченно что-то высматривал в окне.

– Я вижу наш экипаж! И людей! Смотрите, они такие маленькие!

Вампир заинтересованно посмотрел на восторженного ребенка и присел позади него, заглядывая через плечо.

– Возможно, будет видно лучше, – вкрадчиво предложил он, не желая смотреть через грязное стекло, – если окно будет открыто.

Получив согласное восклицание мальчика, Алукард распахнул створку, смакуя свежий воздух, так разительно отличающийся от пропитанного запахами людей воздуха особняка. Прикрыв глаза, он удовлетворенно заурчал, наслаждаясь вечерней прохладой. Рядом что-то радостно восклицал Джастин, но вампир почти не обращал на него внимания.

– Отойди! Я тоже хочу посмотреть!

Алукард зарычал, когда Блейк нагло оттолкнул своего брата от окна и едва не пнул вампира, улегшись на подоконник. Одной рукой отводя в сторону Джастина, немертвый, почти не подумав о том, что он делает, подхватил болтающиеся ноги старшего из братьев и вытолкнул того из окна. Мельком подумав, что он «помог» ребенку всё рассмотреть в лучшем виде, он все равно зажмурился и стиснул зубы, ожидая болезненного наказания от печати, но пронзительно закричал только падающий Блейк.

Подскочивший к окну Джастин сдавленно всхлипнул, увидев лежащего на земле брата. Тот был таким маленьким! Люди, только что суетившиеся во дворе, будто играя, на несколько долгих мгновений замерли, не делая ни движения, а потом заголосили и окружили безжизненно лежащего Блейка. Кто-то громко звал врача. Джастин всхлипнул и, начав тоже звать доктора, побежал к ведущей вниз лестнице.

Алукард вздрогнул от вопля, раздавшегося прямо над ухом, но остался на месте, с усмешкой смотря на распростертое тело. Даже находясь здесь, он знал, что сердце ребенка бьется. Детеныш был жив. Но злорадная ухмылка сошла с лица немертвого, стоило ему подумать, что Абрахам вряд ли так будет рад живучести подростка, что простит своему вампиру эту выходку. Дрожа от страха, Алукард решил остаться на чердаке, пока о нем не вспомнят.

***
Абрахам вышел из комнаты, вздыхая и переводя виноватый взгляд на друга.

– У него сломаны нога, плечевая, локтевая и лучевая кости и несколько ребер. Я безмерно сожалею, Джошуа… – он снова вздохнул. – Я был уверен, что он не нападет.

– Я хочу, чтобы та тварь заплатила! – выпалил Джошуа, сжимая кулаки. – За всё!

– Заплатит, поверь мне, – кивнул Абрахам, рассеянно проводя рукой по волосам.

Он повернулся к матери и двум залитым слезами детям. Как же они с Джошуа были безответственны! Они не должны были позволить детям бродить по особняку только под присмотром вампира! Хотя нет, это была его и только его вина. Это он настолько доверился вампиру, что отпустил с ним детей. И пусть в глубине души Абрахам был благодарен Алукарду за преподанный мальчишке урок, всё-таки это было чересчур. Неприязнь и действия вампира, конечно, вполне оправдывала та сцена, которую они застали, но то, что печать не остановила его, было очень неприятным и тревожным. Абрахам мысленно проверил границы печати и тяжело вздохнул, говоря себе, что нынешние события станут уроком и ему, потому что он не должен будет допустить их повторения.

Дав указание Джошуа давать болеутоляющее мальчику каждые шесть часов, Абрахам прошел в свой кабинет, мысленно вызывая раба.

Алукард, затаившийся на чердаке, моргнул и непонимающе осмотрелся вокруг.

«Алукард, иди сюда».

Вампир вздрогнул, услышав мысленный приказ, и скрипнул зубами, идя к лестнице так медленно, как ему позволяла печать. Он не знал, что пока он шел, Абрахам уже достал серебряный прут, нетерпеливо поигрывая им.

– Ответь честно, – жестко, без предисловия начал ван Хеллсинг, как только вампир закрыл за собой дверь, – ты специально столкнул мальчика?

– Да, – коротко ответил Алукард, поднимая взгляд на Хозяина. В алых глазах не было ни капли сожаления.

Абрахам хмыкнул и жестом поманил его к себе.

– Встань лицом к стене, руки положи на неё и не опускай. И не двигайся.

Немертвый задрожал, но не смог противостоять потянувшей его к стене печати. Вспоминая сегодняшний урок, он зажмурился, упираясь в стену ладонями и прижимаясь лбом к теплому дереву.

Но, к удивлению вампира, Абрахам не расстегнул ни одного ремня на костюме и лишь несколько раз с силой хлестнул его прутом по бедрам. Удары были болезненными, но это было мелочью по сравнению с возможными ожогами от серебра.

– Не смей так больше делать, – строго приказал ван Хеллсинг, положив прут на стол и легонько потянув вампира от стены. – Мне мальчишка, кстати, тоже не нравился, – неожиданно хохотнул он.

Алукард слегка улыбнулся.

– Благодарю, Хозяин.

– Однако, – снова помрачнел ван Хеллсинг, – чтобы ты не забыл, что нельзя выбрасывать детей моих гостей из окон, ты не получишь еды до завтрашней миссии, – хмыкнул человек, убирая прут. Вампир коротко кивнул. Да, он был голоден и нуждался в крови, но он сам ожидал более серьезного и даже жестокого наказания. – Иди в мою комнату и отоспись за завтрашнюю ночь. Не смей покидать спальни, – добавил Абрахам, выходя из кабинета и направляясь в сторону кухни. Приближалось время ужина, к тому же ему нужно было проверить своего нового пациента.

***
Алукард свернулся на постели Абрахама, закапываясь в одеяло. Он был безмерно удивлен тем, что человек не избил его до беспамятства за то, что он сделал, но, видимо, Хозяин действительно не питал к ребенку никаких теплых чувств, как он сам и сказал.

Уткнувшись лицом в подушку, немертвый вдохнул запах человека, наслаждаясь ощущением покоя. Печать тонко звенела, убаюкивая его импульсами заботы и благодарности. Негромкий мурлычущий звук раздался из горла засыпающего вампира.

***
Джошуа с женой и детьми уехали тем же вечером, не дождавшись ужина. И хотя Абрахам старательно извинялся за инцидент и старался выглядеть опечаленным, рассказывая другу, как добраться до больницы, внутренний голос почти радостно шептал ему, что повторного визита семейства уже не будет. В том, что с самим Джошуа он сумеет помириться, он был уверен.

Когда Абрахам дошел до спальни, он уже с ног валился от усталости. Но стоило ему войти в комнату, как он возмущенно нахмурился, увидев вампира, свернувшегося поверх одеяла. Да как тот посмел! Подойдя к кровати, ван Хеллсинг уже взялся за край покрывала, чтобы стряхнуть раба на пол, но замер, увидев выражение его лица.

Алукард выглядел не так, как другие вампиры. Обычно лица тварей холодны и полностью лишены эмоций, их лица – это лица смерти, печать которой они несут на себе, «умирая» каждый день. Умиротворение же на лице его вампира выглядело так, словно тот видел какой-то очень приятный сон. На миг Абрахаму показалось, что тот даже улыбается. Хмыкнув, мужчина отошел к столу и быстро записал наблюдение в журнал. Только потом он разделся и отогнул край одеяла, собираясь лечь. Но сонливость, загнавшая его в спальню, уже исчезла.

Криво улыбнувшись, Абрахам сел, прислонившись к спинке кровати, и медленно подтянул одеяло, сдвинув вампира таким образом, чтобы голова того оказалась у него на коленях. Мужчина задумчиво провел пальцами по темно-серым волосам и тут же отдернул руку, когда Алукард пошевелился. Немертвый, с лица которого не сходила странная полуулыбка, придвинулся ближе и, улегшись грудью на колени человека и опершись подбородком о край сбившегося на поясе одеяла, уткнулся лицом в район живота. Абрахам боялся пошевелиться и спугнуть слугу, он никогда не видел вампиров, двигающихся во сне. Обычно твари были полностью неподвижны.

Осторожно начав снова перебирать волосы слуги, ван Хеллсинг едва не вздрогнул, когда тот издал еле слышный звук, похожий на мурлыканье. Сегодняшняя ночь воистину была полна неожиданностей. Несколько минут мужчина, успокаиваясь от событий сегодняшнего дня, продолжал рассеянно гладить вампира по голове, как вдруг тот резко перекатился на спину и открыл глаза, снизу вверх смотря на него.

– Вам нужно вымыться: от вас пахнет, – прямо заявил немертвый, сползая с кровати и направляясь к себе в угол.

Задохнувшись от возмущения, Абрахам нашел слова, только когда Алукард уже улегся в своё «гнездо».

– Тебе, похоже, понравилось голодать, – зло процедил он, но, зевнув, махнул рукой и просто накрылся одеялом.

Он проснулся несколько часов спустя, глубоко за полночь, от прикосновения к коленям. Резко сев и схватив с тумбочки серебряный нож, ван Хеллсинг кинул взгляд в изножье и удивленно моргнул, увидев там спящего вампира, прижимающегося к его ногам. Ошеломленный и всё еще не проснувшийся окончательно Абрахам положил нож обратно, решив не обращать внимания на странное поведение немертвого, продиктованное, похоже, печатью. О том, что только что он разрешил Алукарду спать на своей кровати, он и не подумал.

Просто бесподобно...*_*
Буду ждать продолжения перевода ^_^

задумка впринципе неплохая.... НО:
алукарда ваще опустили ниже плинтуса... не мог он просто так быстро стать послушным... не в его это природе...
Абрахам...мммм.... тоже не совсем персонаж нравится.... то он добрый, то злой как зверь, то беспощадный... немного несостыковочка с Абрахамом в манге "Рассвет" там он девочек понимаешь ли звал к себе)) хехехе)) а здесь.... н-да...
в целом написано неплохо, дальше, как говорится будет вадно...

Draculina_Anko, рада, что вы прочли и даже признали, что текст и задумка неплохи. Задумка - это уже к автору, а я лишь скромный переводчик, поэтому приму ваше мнение о тексте на свой счет )
Однако мне хотелось бы вас поправить: в "Рассвете" фигурирует и девушек к себе водит сэр Артур, сын или внук Абрахама. Абрахам по канону (манга, 2-ая ОВа) появляется только в сцене убиения вампира на кладбище, поэтому мне кажется не совсем корректным говорить о несостыковках в характерах. И его перескоки: от заботы о своей "собаке" до жестокой дрессуры - мне лично видятся вполне оправданными. Мы все люди: можем разозлиться, можем побыть добрыми, можем наслаждаться жестокостью, можем, наоборот, приласкать.

И конкретно насчет Алукарда. "Поводкового" нельзя и близко сравнивать с тем, кто служит Интегре. События этого фика происходят за сто лет до канона и, собственно, повествуют о том, как из вполне себе разумного вампира, в чем-то даже сентиментального и тонко чувствующего, появилось то безумное Чудовище, какое мы видим потом. К тому же, несмотря на то, что за "воспитание" немертвого Абрахам взялся очень рьяно, вампир еще не покорился. В нем то срабатывает простое и понятное желание подчиниться, чтобы не было еще больнее, чтобы получить еду или банально выжить, то на его поведение действует печать. Так или иначе, а безоговорочно подчиняющегося вампира еще нет. Этому конфликту, замечу, и подчинен практически весь фик.

Мне очень приятно, что вы ждете продолжения, но, к сожалению, перевод на некоторое время замораживается, потому что автор планирует выправить фик, что уже меня, как переводчика, обязывает сделать паузу, чтобы потом не делать двойную работу.

это-то все понятно... но Алукард до, так сказать, "поводка" Абрахама был самый великий вампир и мне кажется, несмотря на всё боль, которую он испытывал от пыток и наказаний, он должен был разорвать этого "насильника")) моментально...

просто, как я сама пишу на данный момент по Хеллсингу, связанный с прошлым Дракулы, я вижу Алукарда абсолютно другим)) но это, как говорится, дело каждого автора)))

но я думаю, что всё станет в моём понимании яснее, когда я прочитаю продолжение))) так что надеюсь, что переыв будет не очень долгим))

Draculina_Anko, ну насчет "разорвать" - печать просто не позволяет ему это сделать. Через боль или еще как - он физически не может причинить вред Хозяину. Здесь боль от пыток и наказаний даже меньше, чем от той, что разрывает его изнутри. Да, он великий вампир и прародитель рода, но от совокупного давления таких факторов как истощение, непрекращающийся голод, боль, странные инстинкты, приказывающие подчиняться, мог "сломаться" и Высший.

Я не читала вашего фика, возможно, в связи с появившимся временем почитаю. (Вы, кстати, как к критике относитесь? ;) ) А так вообще данный период нежизни вампира в каноне не охватывается, поэтому возможны любые трактовки. Этот фик мне понравился идеей жестокого приручения, какой-то другой - договорными отношениями вампира и первого из Хеллсингов, в третьем мне понравится идея вампира, потерявшего память, и воспользовавшегося этим Абрахама.

Тоже надеюсь, что перерыв будет недолгим и что авторские правки не сильно затронут уже переведенные главы.

к критике отношусь с превеликим удовольствием))) если конечно она по делу)) всегда интересно узнать что в фике не так)))

но я говорю, буду ждать продолжения, чтобы во всем точно убедиться)))

поскорей бы перевод,а то дальше прочесть хочется...

Это единственный фанфик по Хеллсингу, который мне по настоящему нравиться)))))Надеюсь вы его не заморозите)))Это было бы ужасно.....