Название: Переломный момент 
Автор: TABUretka 
Пейринг: Алукард/Андерсон. Намек на Алукард/Уолтер 
Рейтинг: NС-17
Размер: миди 
Жанр: драма. 
Аннотация: кризис веры, навязчивые идеи, эмоциональное голодание и любопытство у отдельно взятых вампира и священника. 
Предупреждения: 
1) АУ с 57 главы манги. Уолтер – не предатель. Все, кто видели мангу «Ангельская пыль» - забудьте про нее. Хентая не было. 
2) На всякий случай – ООС персонажей. Всех. От греха. 
3) Смерть персонажей. 
Состояние: закончен
Страничка автора: http:// www.snapetales.com/index.php?fic_id=11571

Глава 3 

Все закончилось. 
Голову больше не сдавливали железные обручи, лихорадка перестала сотрясать измученное тело. 
Нет, не так… Тела больше не было, теперь остался лишь дух, душа, которая будет ждать суда и примет любое решение Господа. 
Как хорошо. Смерть принесла долгожданный покой. Не нужно было смотреть, думать, чувствовать, только быть где-то, где ничто уже не могло потревожить. 

Пустота, что была до и будет после, забирает нас обратно, ибо вышли все из нее. И растворяемся мы в этом Великом Ничто, и нет замков для нас, и нет границ для нас, и прощения для нас нет, и веры, и правды. И дано нам будет вернуться из небытия, и войти обратно в мир, что покинули мы, предавая его и саму природу нашу. И Жажда будет платой твоей, и Голод станет силой твоей, через него обретешь ты души чужие, а о своей забудешь. 

Отец Андерсон недовольно поморщился. Какие странные слова. Причем здесь пустота и… 
Стоп. 
Он поморщился? 
И в спину впивались острые камни. Все затекло, и почему-то зудело, но ведь было чему зудеть! Судя по ощущениям руки, ноги – все это осталось при нем, это – осталось, а боль ушла. 
Усталость как рукой сняло, пить хотелось, но уже не до саднящего, нарывающего горла. 
Священник попытался открыть глаза. Яркий свет словно поджидал его, и, едва разомкнулись веки, нанес сокрушающий удар. В голове зазвенело, вспыхнуло, сразу захотелось закрыться, свернуться и никогда больше не вспоминать, что бывает что-то, кроме уютной темноты. 

От этой мысли падре стало нехорошо. Что же с ним произошло, почему он ничего не помнит? 

Судя по ощущениям, он явно жив, хотя по всем признакам должен был умереть от обезвоживания. Мысли расползались, разбегались, как крысы с тонущего корабля, и разум Андерсона действительно опасно кренился, подобно утлой лодчонке в сильный шторм. 

Шторм. 

Волны. Он помнил, как его качало на волнах, таких алых и бархатистых, что он вспомнил о розах рядом с алтарем… И шипы у этих роз были длинные и острые, не шипы, а… 

Тут до Андерсона дошла одна простая вещь. Он бы задохнулся от ужаса. 

Но он уже не дышал. 

… Не шипы, а клыки. 

Падре, совершенно не контролируя себя, зашарил руками по шее, то ли ища раны, то ли в попытке выдавить хоть один вздох. Глаза распахнулись, обжигаясь тусклым, как теперь стало ясно, но не переносимым светом лампы. Тело взбунтовалось, вывернулось под неестественным углом, желудок конвульсивно сжался, пытаясь исторгнуть изнутри гниль, вернулась боль. Неуклюже встав на четвереньки, Андерсон содрогался от рвотных позывов. 

- Сейчас пройдет, - раздалось откуда-то сверху. 

- Сейчас… - падре пытался побороть тошноту, и взять себя в руки. – Пройдет? И что? Я перестану быть вампиром? Все станет как прежде? Или может быть, окажется, что я брежу, и мне это кажется. Что «сейчас пройдет»? 

Он медленно поднялся на ноги. Голова кружилась, и со зрением произошло что-то странное, теперь он видел все помещение разом, до мельчайшей подробности, он мог бы сказать, сколько именно царапин на стене за его спиной. И глядя в лицо вампиру, он знал, что видит не только кривую улыбку, но и долю озабоченности в том, как настороженно смотрят алые глаза, как наклонена голова, так, чтобы скрыть за шляпой непредназначенное для посторонних глаз. 

Что же волнует этого сукиного сына? Наверное, приближающаяся расплата. 

Когда падре понял, что ему придется умереть в этой железной могиле, он смирился. Сейчас он медленно осознавал, что ему уже не придется умирать. Никогда. И даже если его жалкое посмертное существование оборвет какой-нибудь бравый охотник за нечистью, то царствие небесное навеки закрыло для него свои врата. И не осталось даже последней, призрачной надежды попросить прощения у … 

А все из-за этой твари! 

Во рту у Андерсона стало тесно и остро: в порыве ярости у него начали резаться клыки. И чем больше он распалялся, тем шире улыбался Алукард, тем напряженнее становилась его поза. 

Из-за этой безобразной ухмыляющейся падали, он навсегда заперт в Аду. 

... и прощения для нас нет, и веры, и правды… 

С глухим рычанием падре оттолкнулся от пола. Тело отреагировало быстро, в сотни раз быстрее, чем когда было человеческим. Пальцы на руках скрючились, готовые раздирать на части, терзать и вырывать с корнем. 

Картинка в голове сместилась, он словно бы смотрел изнутри и снаружи одновременно, наблюдая, как высокая светловолосая фигура метнулась к чернильной тени. Тень легко скользнула в сторону, фигура прогнулась, ушла от удара, обошла справа, кругом и вверх, на стену, чтобы оттуда обрушиться на врага, но тень на то и была тенью, чтобы растворяться и путать. 

Раз за разом Андерсон пытался хотя бы дотронуться до вампира, выкрикивая что-то нечленораздельное, обвинения пополам с ревом. 
Как дикое животное при виде человека не признает его силы и не сдается, пока очередная пуля не продырявит шкуру, так и падре бросался на стены и на Алукарда до тех пор, пока властный тихий голос не произнес: 

- Хватит. 

Противиться приказу не было возможности. Мышцы, следуя чужой воле, расслабились, и Андерсон едва устоял на ватных ногах. 

- Что?! Какого…! 

Сознание священника бунтовало, прорывалось сквозь успокаивающий мерный шум. 

- Я не позволю… 

Алукард подошел близко-близко, а Андерсон был не в силах даже протянуть руку, чтобы ухватиться за щегольский галстук и тянуть, тянуть, пока голова вампира не отвалится к чертовой матери. 

- …тебе командовать мной, нечисть! 

Лицо подвело хозяина, приобрело мягкое, почти мечтательное выражение, пользуясь отсутствием контроля со стороны святого отца, зато глаза метали молнии. 

Как ни странно, Алукард выглядел еще более напряженным, чем когда Андерсон очнулся. 

- Ты теперь тоже нечисть. 

- Исключительно благодаря твоей заслуге, мразь, ты за это ответишь, я развею твой прах над… 

- Как любопытно… Но сейчас не об этом. Ты – мой раб. Ты подчиняешься мне, только мне и никому больше. Отвечай: да, хозяин. 

- Да. – Казалось, Андерсен просто лопнет от гнева, но поделать он ничего не мог. – Хозяин. 

Словно кто-то чужой распоряжался его телом, языком и начинал пробираться в мысли. 

- Так-то лучше. –Алукард вглядывался в бушующее зеленое пламя. – Лучше выслушай меня внимательно, чтобы потом горько не пожалеть. 

- Мне больше не о чем сожалеть, - процедил священник. 

- Посмотрим, - улыбнулся вампир, - если я разбужу в тебе Истинный Голод, и не дам утолить его, ты позавидуешь всем грешникам в преисподней. Слушай меня. – Пальцы Алукарда обхватили небритый подбородок и приподняли голову падре так, чтобы тот тоже смотрел ему в глаза. Взгляд был серьезен, как никогда раньше, - Сейчас ты поднимешься на верхний уровень. Отправишься в лабораторию, в которой работал Док. Осмотришь все. Должен быть способ, чтобы отключить этот проклятый барьер. Ты его найдешь. Понял? Если нет – тогда, боюсь, нам обоим придется очень несладко. Не обольщайся, - Алукард отпустил голову Андерсона и брезгливо вытер руку о плащ, - тебе будет хуже. 

- Как мне проникнуть сквозь… потолок, - в голосе святого отца сквозило отвращение, но иного выхода из ситуации он не видел. Да он вообще никакого выхода не видел, но упрямство в данной случае не сыграло бы ему на пользу. Вот когда он окажется за пределами барьера… - и как мне в принципе подняться в воздух? 

Вампир крутанул кистью, будто отмахиваясь от мухи. 
Он уже успел устроиться на своих любимых камнях. 

- Закрой глаза. Представь, что ты – везде. Ты же видишь все помещение, верно? Теперь ты не просто его видишь, ты и есть этот огромный грязный ангар, ты в каждой его заклепке, в каждом проводке, внутри неисправной лампы… 

На глазах у Алукарда отец Андерсон начал медленно растворяться в воздухе. 

- Хорошо. И просто поднимайся вверх. Выше. Выше… 


…и нет замков для нас, и нет границ для нас… 

Александр Андерсон парил. Ощущение полета было настолько грандиозно, что на мгновение он забыл о своей нелепой судьбе и о ненавистном вампире, и просто наслаждался знанием, что ни одна сила более не властна удержать его на земле. Он сам не заметил, как просочился сквозь толстый слой грунта и камней, именуемый потолком, и оказался в той самой комнате. 

На панели управления засохшие пятна крови образовали причудливый узор. Взглянув в сторону полуразложившихся останков своих подопечных, падре почувствовал, как сама его сущность начинает тяжелеть и тянуть к полу. Поднявшись уже в своем прежнем облике, Андерсон снял плащ, пусть и изодранный до крайней степени, и накрыл им трупы. Мысли его текли где-то далеко, очень далеко от этой захламленной лаборатории. И от побега. 

Здесь, где вампир не мог достать его, он мог бы спокойно ускользнуть, но сила приказа была такова, что оставляла лишь минимальную свободу воли. Андерсон не знал, было ли это высоким мастерством, или азами, ему не с чем было сравнивать, однако своенравный избалованный идиот – Хозяин, тут же отозвалось что-то в голове, и падре сильнее сжал зубы – этот… управляет им, как беспомощной куклой. 

Несправедливость происходящего кипела внутри, но пальцы продолжали обследовать панель. После первого же беглого осмотра стало ясно, что выключить барьер так же, как он был включен – не удастся, механизм безнадежно испорчен, панели явно пришлось несладко в битве. 

Раздумывая над решением, Андерсон чувствовал, как внутри нарастает странное ощущение, не то жжения, не то наоборот – холодка. Как будто ладонь сжимала внутри, давила куда-то, требовательно и непреклонно. С каждой минутой давление возрастало, жжение усиливалось, пока падре не показалось, что он просто сгорит изнутри. Он метнулся в одну сторону, в другую, не в состоянии больше хоть как-то мыслить логически, легко, словно пушинку, схватил шкаф с металлическими инструментами, по виду, напоминающих пыточные, и со всей силы опустил его на панель управления. Та треснула, запищала, из разлома повалил густой серый дым. Андерсон, чья агония отнюдь не уменьшилась после этого необдуманного поступка, буквально провалился сквозь землю вниз, обратно в ставший привычным ангар. 

Он успел заметить, как по стенам мечутся бесчисленные черные тени. Сотни летучих мышей покидали свою тюрьму, освобожденные новоиспеченным слугой. Андерсон застонал от бессилия и боли. Внутри жжение уступило место пустоте, такой гулкой и безнадежной, что страшно было даже пошевелиться. Ничего больше не было, и не будет никогда. 

Никогда. 

Это жуткое слово нависло над святым отцом, обволакивая его со всех сторон, сливаясь с пустотой внутри, закручиваясь лентой Мебиуса. С огромным трудом падре добрел до каменного ложа. Усевшись, он трясущимися руками обхватил голову. Ему казалось, что в черепе пульсирует что-то инородное, неправильное, и эта пульсация отдается в глазах, заставляя их слезиться, проникает в корни зубов. 

Падре твердо знал, что если бы он остался человеком, пусть даже и со способностями регенератора, то давно бы уже умер. Человек не может выдержать того ужаса, который выпадает на долю чудовища, обреченного влачить свое существование вечно. В эти минуты священник отвергал саму мысль, что к этим ощущениям можно привыкнуть. 

Бог был его выбором, но у него больше не было Бога. Не-мертвый Александр Андерсон, слуга вампира. 

Отчаяние достигло высшей точки, горечь и сладость на языке вызывали тошноту, тянущее, неутихающее и неясное желание заставило падре застонать еще раз, громче, сжаться и тут же рухнуть на колени, выгибаясь от судорог. 

- Как же ты жалок… - Андерсону показалось, что время скакнуло назад, к тому моменту, когда голос также вырвал его из марева мучений. 

Потому что не мог же Алукард… 

- Вернулся посмотреть на меня? Мало было подчинить своей воле, хочешь видеть все мое унижение? – падре с трудом проталкивал слова, постоянно натыкаясь на клыки, - Так смотри. Смотри, и будь ты проклят! 

В поле зрения священника появились начищенные сапоги, но Андерсон не мог заставить себя поднять голову и взглянуть в лицо вампиру. 

- Мне противно находиться рядом. Ты еще не умеешь сдерживать Голод, и почти ничем не отличаешься от упырей. Все, что занимает тебя сейчас – это возможность вонзить свои зубы в плоть и пить, пить до тех пор, пока монстр внутри не насытится, и пустота не заполнится. Ты – ничтожен. Мелкий кровосос. 

- Больше чем голод меня разрывает то, что я вынужден служить тебе, - выплюнул падре, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. Этого представления Алукард не дождется. 

- Мне не нужен такой раб. 

Андерсон ушам своим не поверил. 

- Что ты сказал? 

- Отвратительный, ничем не примечательный вампир в качестве слуги? Позвольте, это дурной тон. Если Серас подкупала своей наивностью и легким нравом, то в тебе и этого не наберется ни на грамм. Андерсон, - произнес Алукард почти ласково, наклоняясь к священнику, - мне нужен враг, а не раб. 

Падре едва понимал о чем говорит вампир, ему казалось, что он весь превратился в огромный уроборос, стремящий поглотить сам себя. 

- Андерсссон, - шепот громом отдавался в ушах, - ты должен выпить мою кровь. Ты ведь хочешь? 

Кровь… 

Все вокруг зашумело, закрутилось перед глазами. 

Кровькровькровькро… 

-Да, - выдохнул священник. 

Алукард довольно улыбнулся. 

- Тогда сделай это. 
Словно сжатая пружина распрямилась. Отец Андерсон с диким блеском в зеленых глазах, молниеносно набросился на вампира. Но тот и не думал сопротивляться. 

Так похожий на себя прежнего, во времена их битв, Андерсон одним ударом отбросил Алукарда к стене и в мгновение ока очутился рядом. Вечно раздражавшая шляпа слетела, черные космы падали на лоб, глаза, мешали добраться до вожделенной шеи. 
Столько тряпок, галстук, рубашка… Падре рванул ткань, Алукард поморщился, слыша, как трещит материя. 

- Какой нетерпеливый. Чувствуешь запах пищи? Совсем не можешь сдержаться, да? - издевательские слова не задевали Андерсона, но голос, который произносил их, такой глубокий, жаром растекался по телу. 

Сквозь алую пелену предвкушения Андерсон ощущал, как жар скапливается в паху, так не вовремя и некстати, но ничего не мог поделать. 
Это бледное тело, гибкое и податливое, было желанным. К нему нельзя было не прикасаться, чувствуя кончиками пальцев как под белой кожей струится кровь, В него нельзя было не вжиматься, наслаждаясь покорностью, пусть и добровольной. 

Наконец ткань поддалась, обнажая шею и часть плеча. Одурманенный запахом, падре припал губами к выемке у ключицы, не в силах поверить, что сейчас… 

Чужие пальцы легонько надавили на затылок, побуждая к более активным действиям. Андерсон скользнул языком чуть выше, царапая кожу зубами. Казалось, добравшись до цели, падре просто не в состоянии сделать последний шаг. Тогда вторая рука дотронулась до напряженной спины, ниже, ниже, прижимая сильнее, а тело вампира двинулось навстречу, заставляя отца Андерсона почувствовать, что не он один испытывает возбуждение от процесса. От неожиданности тот вскрикнул, и, погружая клыки в эти бархатные алые лепестки, такие прекрасные и мягкие, успел подумать, что в небытие вампира есть свои плюсы.

Глава 4 

Странно было всплывать из неги расслабленной полудремы. Сначала Алукарду даже показалось, что он забыл материализоваться и находится в том состоянии, когда невозможно определить, где одна сущность переходит в другую. Однако тело было при нем, правда, в весьма странном положении: он не помнил, что успел лечь. Горела шея, забытое ощущение, немного раздражающее, но, в то же время, приятное. Он ощупал ранки, неровные края с запекшейся кровью. Конечно, их можно было убрать. Но не хотелось. Блаженная отрешенность распространялась и на липкость в брюках, которая, не в последнюю очередь, послужила причиной такой расслабленности. 

- Я деградирую, - довольно заявил Алукард, глядя в потолок. Потолок был знакомым и осточертевшим порядочно. - Кончил в штаны, как будто мне четырнадцать. 

- Ты еще помнишь, каково это? - где-то рядом раздался голос отца Андерсона, с очень похожими интонациями. 

- Смутно. Но в сорок четвертом Уолтер мне напоминал. 

- О. 

- Да, интересное было время. 
Они снова погрузились в тишину. 

Вампир прикрыл глаза. Когда последний раз он позволял такое? По всему выходило, что около двух веков назад. 

Двести долгих лет он жил без ощущения, как собственная кровь разрывает привычный маршрут и начинает циркулировать в двух телах, в унисон, в едином ритме движений и глотков. 

Легкая улыбка на его лице не была насмешливой. Несклонный к сентиментальности, он старался как можно реже возвращаться в памяти к умершим, но сейчас, в момент тотального краха и столь же абсолютного начала, он позволил уголкам губ не кривиться в издевательской гримасе. 

Скрестив ноги в лодыжках, закинув руки за голову, он совсем не выглядел Самым Грозным Вампиром, но все равно оставался гротескной иллюстрацией к готическим романам: порванная заляпанная красным рубашка, обнажающая белоснежную кожу. Белая кость в луже крови, только это не кровь, а плащ растекся под ним, и черные пряди очерчивали рамки картины под названием… 

- Алукард? 

- Что? 

Молчание. 

Алукард приподнялся на локте, чтобы обнаружить в полуметре от себя Андерсона. Тот сидел возле стены и откровенно разглядывал вампира. 

- Нашел что-то любопытное? – прищурился Алукард. 

Падре, вопреки ожиданиям, не смутился и глаз не отвел. 

- Да. 

Алукард быстро окинул его взглядом в ответ. Святому отцу новый рацион явно пошел на пользу. Прежде растрепанные, теперь волосы мягко золотились в неверном свете лампы, когда падре чуть нервным движением отбрасывал их со лба. Старый вояка, не привык к такой длине. Ничего, у него впереди вечность. 

Зеленые глаза вспыхивали алым из-под неожиданно густых ресниц. 

Алукард посмотрел ниже и, не выдержав, расхохотался. 

- Первый раз… За все это время, первый раз вижу вампира в костюме священника, который мало того что в крови, так еще и в сперме. 

Он ожидал, что Андерсон начнет орать и огрызаться, и перестанет пялиться на него так …. раздражающе. Но падре лишь поморщился, да и то скорее от громких звуков. 

- Вот уж не думал, что все будет настолько интересно, - пробормотал Алукард, откидываясь назад и снова принимаясь изучать потолок. 

- Зачем? – вопрос, заданный хриплым глуховатым шепотом поплыл по ангару, занимая весь объем, как газ или дым, такой горький и почти осязаемый. 

- Я не обязан отвечать. - Алукард с удивлением понял, что нервничает. 

- Ты хотел выбраться отсюда, - не замечая возражения, продолжил Андерсон, - обратил меня против моей воли, это тоже понятно, по крайней мере, я мог ненавидеть тебя. Но зачем ты вернулся? 

Алукард впился ногтями в ладони. 

- Хорошо. Пожалуй, это самый действенный способ тебя заткнуть: мне скучно. Там, за пределами этой консервной банки, мне будет дьявольски скучно без … врагов. Достойных врагов. 

- Ты хочешь, чтобы я тебя убил? 

- Ты уже спрашивал. Откуда вообще такой интерес к моим предполагаемым суицидальным наклонностям? - Из лунок кое-где выступила кровь. – И… ты не сможешь меня убить. Теперь – точно не сможешь. 

- Я знаю. Чувствую. – Андерсон, судя по звуку, впечатал кулак в стену. 

- А какого черта тогда задаешь идиотские вопросы?! – прошипел Алукард, резко садясь. 

- Потому что… - Не остался в долгу падре и, отлепившись от стены, наклонился к вампиру. - …Потому что я не понимаю, какой из меня враг, если я не могу прикончить тебя, и нам обоим об этом известно! 

Он наклонился еще, хватая Алукарда за лохмотья, которые были его рубашкой, и притягивая к себе, так чтобы они практически соприкасались лбами: 

- Будь так любезен, - проскрежетал он, не разжимая челюсть, - просвети меня, о Великий Алукард, зачем ты позволил мне выпить твою кровь и… 

…Перед глазами у обоих пронеслись единым образом выгибающиеся тела. 

В следующую секунду падре оторвало от пола и отбросило на каменные обломки. 

Когда он поднял голову, Алукард уже стоял, в шляпе, очках и безупречно сидящей одежде, не сохранившей ни следа повреждений. 

- Я… – глаза Алукарда блеснули из-под очков. Он хотел что-то сказать, но передумал, в последний момент прошептал: 

- Не знаю… 

И растаял в воздухе. 




*** 
Луна была непозволительно огромной, она своей массивной тушей закрывала половину неба. Уродливые оспины кратеров чернели на бледно-розовом лице, одутловатом и болезненном. Хотелось взять камень и докинуть им до этой блямбы, сбить ее, сдуть, чтобы она не светила в глаза. 

Алукард пошарил рядом, но на крыше камней не оказалось, только обломки шифера. Здесь, спустя два месяца и несколько десятков километров, почти не пахло гарью. Отцветали самые поздние цветы, ветки клонились под тяжестью плодов, но собирать было некому. Вампир все-таки запустил куском шифера в холодное небо: настроение оставалось удивительно паршивым для того, кто выбрался из заточения. Всё, опустевшие пригороды, выжженная столица, умирающая природа – все нагоняло непонятный сплин. 
То, что он скучал, не было странным. Странным было то, что он, кажется, скучал по Андерсону. 

- Какая замечательная ночь, - передразнил сам себя Алукард. 

Но ему не хотелось ни крови, ни битвы. Адски не хотелось искать Серас, потому что та находилась, судя по ощущениям, в резиденции Хэллсингов, а отправляться туда прямо сейчас было слишком… рано. 

Алукард знал, что скоро это пройдет, свобода и время сделают свое дело, но пока… 
И он подобрал еще один обломок, когда внизу раздался странный шорох. 

Дом, на крыше которого расположился Алукард, был старым, а после бомбежки – еще и покрытым многочисленными дырам. Внутри могли шуршать мыши, бродячие кошки, даже бродячие люди, несмотря на удаленность дома от дороги. 

Однако вампир не чувствовал рядом живых существ. Зато точно был один не-мертвый. 

Один очень знакомый не-мертвый. 

*** 
В комнате, если не сказать, зале, было очень пыльно. И странно. 
Андерсон никак не предполагал, что для современного английского дома будет выбран такой старинный стиль. 

Впрочем, чего еще ждать от ненормального вампира? Только он мог поселиться в полуразрушенном особняке, да еще с таким интерьером. Под серым пушистым слоем скрывалась массивная мебель. Основательная софа соседствовала с туалетным столиком, на котором можно было разместить, при желании, небольшой оружейный склад. Что Алукард и сделал. 

Свет полной луны, льющийся в дыру, что занимала половину потолка, превращал светлый металл в серебро. 

На застеленной кровати засохшие пожелтевшие листья смотрелись нелепо. Они были и на полу, по углам. Безжизненные после попадания снаряда ветви царапали раму, укоризненно кивая на облетевшую раньше времени листву. 

Пахло сыростью, немного – плесенью. Совсем незаметно – гнилыми яблоками из сада. 

- Как ты меня нашел? 

Андерсону пришлось приложить усилие, чтобы не развернуться на голос. В конце концов, они теперь в равном положении. 

- Предполагалось, что не найду? 

- Предполагалось, что не будешь искать. 

- Вот как… - падре подошел к разбитому окну, стараясь выглядеть безразличным. То, что он находился сейчас здесь, не поддавалось никакой логике и шло вразрез всем привычным законам. Однако он больше не был человеком, и жить по старым правилам не получалось. 

- Я… то, что ты сделал тогда, в ангаре, после этого я могу определить, где ты находишься. 

За спиной что-то зазвенело. 

- Чертов самонадеянный ублюдок! Надо было просто разрезать вену, а не… 

Зазвенело еще раз. 

- Так теперь будет всегда? – священник не мог сдержать ехидной улыбки: редко когда Алукард признавался, что совершил ошибку. Да он и совершал их редко. 

- Из-за того, что ты присосался к моей шее, то есть пил кровь так, как того требовал Голод, к тому же, кровь собственного хозяина… - Вампир, кажется, собирал пистолет. - Ты… да, ты можешь меня найти. - Щелкнул предохранитель, - Это будет продолжаться еще некоторое время. Но… 

В затылок Андерсона уперся холодный ствол. 

-…Если ты немедленно не уберешься, я найду способ, как оградить себя от твоего назойливого присутствия. 

Падре даже не шевельнулся. 

- Несколько пуль… - произнес он, все так же глядя в сад. - Ты думаешь, несколько пуль что-нибудь изменят? 

Он обернулся, и, игнорируя направленное на него дуло, смотрел Алукарду прямо в глаза, не моргая. 

- Я, должно быть, давно уже сломался. Моя вера, мой Бог – каменные столпы на поверку оказались сделаны из пепла. Пыль к пыли, мой прах прибился к праху Господнему, и, осененный откровением, ослепленный истиной, я жил. Оружие, которому не нужно думать самому. Тебе ведь знакомо это чувство? 

Пистолет дрогнул. 

- Максвелл погиб – и камень стал тем, чем он являлся с самого начала. Я все делал неправильно. Все. 
Оставалось только развеять. И ты сделал это, Алукард. Ты развеял меня, мою ненависть, мою бессмертную душу. Мне больше некуда идти. 

Зеленые глаза против алых. Черное жерло между ними. Луна все превращало в серебро. Серебро впивалось вампиру куда-то между лопаток. 

- Чего ты хочешь? Жалости? Я толком не помню, что это. 

Андерсон покачал головой. 

- Чего тогда? Крови? Там, за окном, анархия и смерть. Иди и ешь. 

- Я не голоден. 

Расплавленное серебро в зрачках, в волосах. Светится в темноте бледная кожа. 

- Уходи, Андерсон, я не хочу пачкать стены. – Что-то в его голосе, возможно взгляд, наклон головы, что-то серебряное, дрожащее. 

Святой отец обхватил пистолет длинными пальцами. 

- Я есть Иуда. Я предаю поцелуем. 

Одним движением он вырвал оружие из несопротивляющихся рук. Добровольная покорность. Ухватиться, прижать к себе, с силой запрокинуть голову, стереть эту усмешку. 

Губы разомкнулись, столкнулись зубы, столкнулись языки, вытесняя и лаская одновременно. Кто первым дотянется до нёба, чья кровь, чья слюна? Укусить и слизнуть, медленно, так медленно, чтобы выдавить стон из этого тела. 

Внезапно вокруг зашуршали листья: Алукард опустился на кровать, увлекая за собой Александра Андерсона. 

- Это… - произнес он, расстегивая молнию на брюках падре, - должно быть любопытно. 

Святой отец не ответил ничего, захлебнувшись словами, когда ощутил прикосновение длинного языка к своему члену. 

Но Алукард забавлялся, облизывая его, словно леденец, проводя по всей длине и лишь дразня головку влажностью и теплотой рта. 

- Вот дрянь, - прошипел Андерсон, когда вампир поднял на него смеющиеся глаза. 

- Ты и раньше часто это говорил. Только тогда при тебе были твои забавные клинки. 

- Ну, знаешь ли… 

Падре ухватился за черные патлы и сгреб Алукарда выше, навалившись сверху. 

- Даже так, паладин? Боишься за свою мужественность? 

- Это вызов? 

Алукард, внимательно глядя Андерсону в лицо, пробежался пальцами вдоль его спины, остановившись на пояснице. Падре задрожал, как в ознобе. 

- Нет. – Губы вампира растянулись, сверкнули клыки. – Меня все устраивает. 

Андерсон принялся снова терзать рот вампира, чувствуя вкус собственной смегмы. 

Он отстранился, чтобы раздеться. Взглянув на Алукарда, святой отец замер от неожиданности. 
Тот каким-то образом оказался обнаженным, лежащим среди листьев на покосившейся кровати, как ночной кошмар и воплощение похоти в одном бледном лице. 

- Куда ты дел одежду? 

- Вообще-то, я старейший вампир. Если ты не заметил, одежда регенерирует вместе со мной. Или может раствориться по моему желанию. 

Андерсон выразительно посмотрел на набухший багровый член, торчавший в островке жестких черных завитков. Судя по всему, желание было, и не малое. 

- Тем лучше. 

Он опустился рядом, проводя ладонями по белому гладкому телу, задерживаясь на выпирающих бедренных косточках, поглаживая соски, целуя ключицы. Сильные пальцы так правильно и почему-то привычно зарылись в волосы на затылке, широкие плечи вздрагивали от прикосновений, особенно, когда священник принялся вылизывать шею. 

- Даа… - тихо-тихо, на грани слышимости, и длинные ноги обвились вокруг талии Андерсона. 

Тот, теряя голову, стараясь дотянуться до каждого уголка, толкнулся вперед. 

Алукард выгнулся, сжав зубы. Оба застонали и застыли. 

Падре смотрел на закаменевший подбородок, на восковые скулы, чувствовал жар и тесноту принявшего его вампира, и думал, что вот сейчас все. Все закончилось и началось окончательно. 

- Дви-гайся, - прошептал Алукард, подаваясь вперед, - шевелись, свящщщенник… 

Андерсон вышел почти до конца, снова скользнул внутрь. 

Голова кружилась, ритм ускорялся, под бешеными толчками жалобно скрипела старая кровать, шуршали листья, черноволосая голова металась по подушке, метались руки, и тени тоже метались по пыльной комнате, пока короткий вскрик и протяжный стон не оборвали эту симфонию. 

Два переплетенных тела одинаково серебрились в свете ненормально огромной луны.

Глава 5 

За ночь мир выцвел. Вода все смыла, оставив только блеклое небо в дырявом потолке. Струи текли по стенам, собирались в ручейки и наполняли лужицы там, где паркет был выбит. 

Алукард стоял в центре комнаты, волосы намокли и липли к спине и плечам. 

Закончилось время алого и черного. Приходит серое марево, лондонский туман, он скроет руины и ожоги, в тумане легко потеряться. 

Но там также легко и спрятаться. 

Ушло время огня и криков. Теперь только тонкое искусство убивать бесшумно. 

Быстро. 

Красиво. 

И для себя. 

Он поднял лицо навстречу разбавленному утреннему свету. Кожу покалывало, но не жгло, и дождь быстро смывал это ощущение. 
Алукарду не нужна была власть. Люди слишком неприспособлены подчиняться чему-то или кому-то, и они это доказали. Каждый раз, когда человеческий род сопротивлялся собственной природе, когда отвергал ее и пытался усовершенствовать, происходила катастрофа. Нельзя оставаться человеком, делая из себя монстра. 

Нельзя. 

Больше не было ни Хэллсинга, ни Миллениума, ни Искариотов. Пустой, заполненный мутью мир. Пустой холст. 

Что можно сделать с ним, если есть время, и нет желания? Что может выдумать скучающий разум? 

- Его сон порождает чудовищ, - улыбнулся Алукард и посмотрел на кровать. 

Это было почти красиво. Тени перекрещивались на бледном теле, сплетались в рубцы и шрамы, которых не было на самом деле, но мученик никуда не делся. С тех пор, как он иссыхал на полу в ангаре, ничего не изменилось. Он мог сколько угодно твердить о сломе, но Андерсон остался самим собой, умирающим ради страданий и страдающий ради смерти. Жертвенность, скрытая жестокостью, механизм защиты слабых духом. 

Прихоть Алукарда. Каприз с зелеными глазами и сильными руками. 

В ответ на взгляд Андерсон пошевелился. Тени-рубцы зашевелились, превратились в змей. 

- У вас в инквизиции никогда не сажали пленных в клетку с кобрами? 

- Что?! – Оказывается, у священника по утрам был очень тихий глуховатый голос. Алукард улыбнулся еще раз. 

- Ничего. 

Падре искоса глянул на вампира, щурясь на свет, покраснел и отвел взгляд. Потом принялся натягивать на себя покрывало. 

- О, какая христианская скромность. 

Сам вампир выглядел так, словно для него нет ничего более естественного, чем стоять мокрым и голым на утро после ночи со святым отцом. 

Андерсон покраснел еще сильнее, но прикрываться перестал. 

- Ну? – Алукард сложил руки на груди. 

- Что «ну»? – растерялся падре, смирившись с наготой и усаживаясь удобнее. 

- Ты притащился сюда, пожаловался на тяжелую посмертную долю, что теперь? Чего ты этим добивался? 

Растерянность на лице Андерсона последовательно сменилась на обиду, злость и безразличие меньше чем за пару секунд. 

- Я же сказал, мне больше некуда идти. 

- Это я понял. А вот все, что случилось после, с трудом вписывается в мое представление о реальности. Говоря, что должно было быть любопытно, я не совсем это имел ввиду. 

- Конечно, после того, как ты терся об меня во время укуса, думать о чем-то подобном было бы кощунственно, - огрызнулся Андерсон, гадая, чего еще ждать от чокнутого вампира. 

Алукард оскалился, и моментально оказался на кровати, мертвой хваткой прижимая запястья священника к матрасу. 

- Теперь моя очередь спрашивать «зачем», тебе так не кажется? 

Вампир чувствовал, как под бедром член Андерсона снова наливается кровью. 

- Для таких вопросов ты выбрал неудачное время. И позу, - пробормотал падре, стараясь не закатить глаза, когда пальцы Алукарда обвились вокруг его плоти. 

Ладонь двигалась медленно, почти мучительно, и сразу же исчезала, как только Андерсон пытался в нее толкнуться. Раз уж так сложилось, то диктовать правила будет Алукард. И никак иначе. 

- Мы все совершаем необдуманные и необоснованные поступки. - Его большой палец дразнил щель на головке. Святой отец застонал сквозь зубы, отворачиваясь от взгляда вампира. 

- Смотри на меня. - Опешив от приказного тона, падре и впрямь уставился на Алукарда. 

- Хорошо. Итак, поспешные решения, отчаяние, жалость – не имеет значения. Причины и следствия… 

- Быстрее, - вырвалось у Андерсона против его воли. 

- Как бы ни так. Сам напросился. – Ухмылка Алукарда не помещалась на лице. – Причины и следствия теряют свою связь после того, как поступок уже совершен. Ты мог думать раньше, просчитывать ситуации, или просто импровизировать и действовать на чистых импульсах. Когда все уже произошло, бесполезно задаваться вопросом «почему». Думай о том, что делать дальше. 

- Я не… не… - Священник изнемогал под руками Алукарда, полностью потеряв контроль. 

- Да, ты не знаешь. То же самое и я сказал в ангаре. Смирись, больше не будет Бога, что даст ответы на все вопросы. 

- Я ненавижу тебя, - прохрипел падре. 

- А, вот что ты хотел сказать? Ну, это взаимно. – Рука задвигалась быстрее, а длинный язык заткнул Андерсону рот, во избежание перечисления всех пороков Алукарда. 

Падре дернулся еще раз и замер. 

- Я, пожалуй, пойду, - заявил вампир, поднимаясь на ноги. 

- Куда? – голос Андерсона по-прежнему был тих и глуховат. 

- И не мечтай, - белая кожа начала исчезать под одеждой, на кончике длинного носа появились оранжевые очки, - думаешь, кончил мне на живот, значит, должен знать о моих делах? Наивность – не добродетель. 

Вампир уже исчез, а фраза все еще висела в воздухе. 

*** 
Развалины. Его определенно должны ждать раскрошившиеся стены и запустение. Что там забыла глупая девчонка? Тосковать по первой любви можно и в более подходящем месте. 

Чего Алукард не ожидал увидеть – так это почти восстановленной резиденции. Парк и аллея были безнадежно испорчены, на земле как будто стадо динозавров танцевало, всюду валялся строительный мусор, но сам особняк выглядел целым. Мало того, в нем чувствовалась жизнь, движение людей, вампир мог слышать их шаги, дыхание, мысли. Как прежде вокруг висел легкий гул. Рабочий гул живой организации. 

Что-то было не так. У Хэллсингов не осталось наследников, Алукард знал это наверняка. Интуиция подсказывала ему не соваться внутрь, пока все не станет ясно. И у него не было оснований не доверять собственному опыту. 

Он сосредоточился и выделил из общего шума Викторию. На краю сознания маячил навязчивый образ, на который довольно трудно было не обращать внимания. 

- Когда ты был абсолютным врагом, было гораздо проще, - заметил вампир, загоняя чужое смятение подальше от насущных планов. 

Серас как всегда переживала. При всей катастрофической легкомысленности, она умудрялась найти причину для беспокойства в элементарных вещах. 

- Ну, полицейская, сейчас я найду тебе настоящую причину. - Алукард прислонился к мощному дубовому стволу. 

- Серас Виктория. – Он буквально видел, как она подпрыгнула от неожиданности. 

- Хо-… х-х… хозяин? – дрожь неуверенности и страха. 

- Тебя это удивляет? 

- Н-н-ет, но… 

- Прекрати заикаться, полицейская! Отвечай, почему ты не вернулась в подземную лабораторию после того, как прикончила Гюнше? 

- Откуда вы знаете?.. – пролепетала девчонка. 

Голова у не-мертвого просто не могла болеть, но, разговаривая с Серас, Алукард начинал страдать от сильнейшей мигрени. Ну как можно быть такой... он обречен на общение с наивными начинающими вампирами. Если она может разговаривать, следовательно, со счетов надо списать Капитана, а не ее. 

Вместо того чтобы тратить время на ненужные объяснения, Алукард рявкнул: 

- Это не ответ! 

- Я звала вас, много раз, но вы не приходили, ничего… 

- Думала, я проиграл? – в его голосе появились опасные скучающие нотки. 

- Нет! Нет… то есть… - Виктория плакала, он был уверен. - Вы же не… 

Если бы Алукард не представлял, как она всхлипывает, было бы похоже на плохую радиопередачу с помехами. 

- А леди Интегра… так.. так много крови… я решила… а потом… а тут все разрушено, и врача не найти… сказал, что время… раны тяжелые. 

На мгновение вампиру показалось, что у него из-под ног выдернули землю. 

- Что. Ты. Сказала? – медленно и четко спросил он. 

- Я говорю, леди Интегра… 

- Так, я хочу тебя видеть. Немедленно. 

- Но… 

- Я сказал, немедленно, - даже мысленно это звучало как шипение смертоносного газа. 

Серас тут же возникла перед Алукардом, все те же растрепанные блондинистые волосы, мини-юбка, огромные встревоженные глаза. 

- Я так рада вас видеть, Хозяин! 

Алукард порадовался, что в его состоянии бледнеть дальше некуда. 

- Да, я заметил. Рассказывай все по порядку. С того момента, как ваша потасовка с обортнем закончилась. 

Виктория, расстроенная, что величайшей, в ее понятии, битвой похвастаться не удастся, начала говорить: 

- Я первый раз тогда пыталась регенерировать, просила вас помочь, но вы не слышали, было жутко страшно, все-таки собирать себя целиком, это… 

- Ближе к делу. 

- А.. да. Ну вот, и тут люк в земле, через который мы попали в те лабиринты, он начал закрываться. Опять эти жуткие звуки, скрип, скрежет. Я решила, что это ничего страшного, попасть внутрь не проблема. Тем более, я была далековато, и двигаться было непривычно после ре.. Ой, опять я, - она хихикнула и тут же сжалась под тяжестью алого взгляда, - А потом в кустах шорох, совсем тихий на фоне общего шума. Я решила, что там упырь, или еще кто, похуже, полезла в заросли, а там еще один люк, поменьше, совсем маленький, видно, запасной выход. И … - Виктория всхлипнула, - тело… все в крови и… я перевернула, а это леди Интегра, едва дышит. Сил хватило, только чтобы наружу выбраться и все. 

- Перестань реветь, – на автомате бросил Алукард. 

Определенно, с того момента, как он дышал последний раз, до сегодняшнего дня пролегла бездна времени, и сама память о процессе сокращения легких должна была выветриться, но вампиру, несмотря ни на что, казалось, что он задыхается. 

Интегра жива. 

Он не знал, рад он или расстроен. В последние пару дней он вообще ничего не понимал, и это злило. Да, действительно, достойный повод для беспокойства – перестать контролировать свои мысли. 

- Она приходила в себя? – спросил вампир, досадуя на деревянные интонации. 

- Вчера ночью, всего на минуту. Доктор вколол ей что-то, и она уснула. 

- Меня не звала? 

- Нет, она была не в себе, не понимала, где… 


Алукард усмехнулся. Если бы Хозяйка решила вызвать его прошлой ночью… Забавно бы вышло. 

Хозяйка. 
А он опять слуга. 

- Кто руководит восстановлением дома? 

- Ну, - замялась Серас, - приезжали какие-то люди, сказали, что сейчас как никогда требуется сила организации Хэллсинг, во имя Англии и Королевы… 

- Чудесно. Интегра у себя в спальне? 

Виктория кивнула и крикнула уже в пустоту: 

- Не будите ее! 

*** 
Алукард и не собирался ее будить. Чем ближе к особняку, тем сильнее давило переплетение красных, обжигающих нитей, так, что вампир с трудом понимал, кто он и где находится. Печать Кромвеля заключала его в свои объятия, швыряла по пентаграмме из угла в угол, пронзала острыми лучами. Кисти рук онемели, и, когда вампир посмотрел на них, то увидел белую ткань со знакомым рисунком. 

- Дьявол, - прошептал он, по телу пробегали легкие судороги, но это была не боль, его трясло от унижения и ярости. 

В комнате было сумрачно, задернутые плотные шторы, далеко не такие роскошные, как прежде, все же не пропускали свет. Казалось, что утонувшее в одеялах и подушках тело – это просто фикция, призрак, готовый растаять под слишком жарким солнцем. Сквозь бледную, синеватую кожу просвечивали вены, волосы из очень светлых превратились в седые. 

Тем не менее, дышала она ровно, спокойно, это был сон, а не умирание. Интегра со всей своей волей и силой шла на поправку. Такие не сдаются. Никогда. 

Алукард уселся в кресло и налил в бокал вина. Подвал он навестит не сегодня. Пока тени скользили по комнате, отмечая течение времени, и льдистые глаза скользили под тонкими веками, ему нужно было подумать. 

Получалось плохо. Особенно следовать собственному совету и просчитать последствия до того, как все будет сделано. Бутылка уже опустела, и Алукард смутно сожалел, что не может напиться. Он запрокинул голову, уперся затылком в стену и положил ноги на кофейный столик. 

- Андерсон, - позвал он. 

- Что? – чертов голос успел стать знакомым. И звучал гораздо ближе, чем если бы это была Серас. Алукард порадовался, что ему не пришло в голову переспать с полицейской, он бы не выдержал ее вечного ментального ерзанья. 

- Я в резиденции Хэллсингов. 

Тишина и недоумение. 

- Рядом со своей вполне живой Хозяйкой. 

Просто тишина. Очень, очень безнадежная тишина. 

- Поздравляю с возвращением на цепь. 

- Слабо бьешь, священник. 

- А может, ты просто привык к своей роли, вампир. 

Еще один глоток. Обращать кровь в вино и обратно, рассыпаться сухими хлебными крошками. Серебро вчерашней ночи вылилось в тридцать монет. 

- Убирайся на материк. Иди в порт, найди какую-нибудь посудину. Скоро здесь начнется новая охота на ведьм. 

Как будто в мысли попала полынь, потекла едкая горечь. 

- Определенно, на материке будут рады очередному кровососу. 

Бокал жалобно зазвенел, рассыпаясь на тысячи осколков. 

- Зато там не будет меня. 

Со стороны кровати раздался вздох, перешедший в кашель, слабая рука зашарила в поисках стакана с водой, нащупала очки. Интегра села и огляделась. 

- Алукард? Это ты? Что… что произошло? 

Вампир поднялся, опустил голову в вежливом поклоне. Шляпа, очки и полумрак надежно скрывали глаза. 

- Вы были ранены, Госпожа. Прошло около двух месяцев с последней битвы. 

Интегра рефлекторно ухватилась за одеяло, стараясь не выдать волнения. 

- Кто одержал победу? 

Сверкнули стекла очков. 

- Миллениум уничтожен, также как и Тринадцатый отдел. Майор мертв. 

- Максвелл, Андерсон? 

Пауза перед ответом Алукарда была так коротка, что Интегра ее не заметила. 

- Все мертвы, Госпожа. 


*** 

…Ветер пах солью. Соленые брызги иногда долетали до кожи. На этот раз не кровь, не сперма и даже не слезы. Всего лишь морская вода, прибой, облизывающий берег. 

Александр Андерсон смотрел на море в поисках горизонта и не видел его. Только холодные серые волны, холодные серые камни, такое же небо. 
В его стране море было зеленым. Но время зелени прошло, с деревьев давно облетели листья, даже его глаза выцвели до невнятного оттенка. 

Бурые пятна на одежде никогда не станут ярко-алыми, и никакой Голод не сделает их частью жизни, ибо Голод отрицает жизнь. 

Сзади послышались шаги, и звонкий голос удивленно воскликнул: 

- Ты?! 

Падре безучастно посмотрел на полицейскую. Та ощетинилась, внимательно следя за каждым его движением. 

- Хозяин Алукард! – закричала девчонка, - я нашла его! 

Она взяла Андерсона на мушку, по-прежнему не сводя глаз: 

- Ты всегда оскорблял меня, называл нечистью, убогой тварью. А теперь, посмотри на себя. Сожрал полдеревни и решил, что никто тебя не найдет? 

- Тебе никогда не сравниться с хозяином в умении оскорблять врагов, - усмехнулся падре. 

На сером песке материализовалась высокая фигура. Ветер растрепал длинные черные волосы, вплел в них запах соли. Андерсон помнил, эта кожа тоже была соленой. 

Алукард молчал и не двигался, не язвил, не издевался. Никогда прежде он не был так не похож на человека, как сейчас. Просто очередной серый камень. 

- Ты хорошая ищейка, полицейская, - произнес наконец вампир, - А ты… 

Святой отец слабо улыбнулся. 

- У меня было время, чтобы все обдумать. Теперь это мой выбор. 

- Хозяин, о чем он говорит?! 

- Отойди, Серас, не вмешивайся. 

- Но… 

- Прочь. – Алукард отодвинул опешившую девчонку в сторону. – Мученик, грешник, праведник, вампир, глупец. Так лицемерно. Что ты пытался доказать? Плевать тебе на свободу выбора и на справедливость! 

- Я не просил делать меня таким. – Андерсон был бледен, но спокоен, - Ты мог меня прогнать тогда, ты мог остаться потом… 

- Это идиотская месть… - В голосе вампира священнику почудилась боль. - Знаешь, что я не могу отпустить тебя. Ты ведь знаешь… 

- Не я сделал тебя рабом. Необдуманные поступки, легкие решения, Алукард, это лишь слова. Делай то, что должен. 

Алукард стиснул зубы и кулаки, до скрежета костей и ткани, медленно кивнул. 

Падре закрыл глаза, и в темноте продолжали шуметь волны, кричали чайки, и в груди стало даже не больно, а пусто, когда сильные пальцы вырвали сердце. На лицо все так же попадали соленые брызги: море, кровь и слезы. 

- Не плачь, дьявол… - прошептал Андерсон вечной темноте. 

Он уже не видел, как вокруг поднимались в небо столбы песка и воды, как корежилось и сминалось пространство. Испуганно кричала полицейская, трещал воздух. Так трещит хребет слона, когда ему на спину падает последняя песчинка. Так вскрывается лед на реке. 

Так ломалась печать Кромвеля. 

И в центре этого хаоса возвышался не зверь и не человек, монстр, имя которому смерть, и путь его был выстлан мглой и болью. Величайший и старейший, ни оков, ни страха, ни жалости, Алукард, князь не-мертвых. 

Он посмотрел на песок, смешанный с серым прахом. Безумный оскал улыбки обнажил его клыки. 

- Как глупо… Всегда можно стать крепче на сломе, - произнес Алукард и растворился в соленом воздухе. 

Конец.