Ночь с 30 числа месяца Фибулы на 1 число месяца Полотна.
Рунн. Особняк Клиша.

Ей снились кошмары.
Холодная, безжизненная рука, сжимающая стопку карт. Она слабеет, карты медленно падают на пол. И лишь последняя, самая важная для любого гадания, плавно и величественно опускается на груду своих товарок. Это Золотая Чаша Ома - древний символ грядущего испытания, всю горечь которого придется испить до дна.
Смена картинки.
Грань. Тонкая плёнка, отделяющая один мир от другого. Наш мир от их мира. Прозрачная грань, пока ещё невероятно прочная, но при определённых обстоятельствах готовая проломиться под ихнеистовым напором...
Смена картинки.
Ужасающие. Вызывающее отвращение и чувство брезгливости. И страх. О да, страх. Глубинный. Его нельзя побороть силой воли или уверенностью в собственных силах. Такой страх мгновенно лишает способности связно мыслить и превращает человека в беспомощно блеющее стадное животное. Нет, даже хуже - превращает его в жертву.
Смена картини.
Худенькая девушка в сбитой постели. Лоб покрыла испарина, липкая паутина страха и беспомощности обволакивает её тело, мешая двигаться и сопротивляться. Лицо исказила гримаса, раздается стон. Девушка слаба. Они побеждают, захватывают сознание шаг за шагом, ломают её волю, навязывают свою. Нет сил бороться...
Это сон или реальность?

Громкий крик острым ножом разорвал тишину мирно спящего дома. Послышался шум - просыпались его напуганные обитатели. Макс Клиш, слегка побаивающийся двоюродную племянницу, пытался отгородитсья от неё толпами слуг и служанок. Целый выводок горничных и гувернанток жил вместе с Кати в отдельном крыле дома, выделенном специально для неё. А так как педантичный гельванец давно редко кого опасался, количество прислуги превосходило все разумные пределы: три молодые горничные, две гувернантки, лакей и даже персональный повар. И вся эта толпа в едином порыве ввалилась в спальню госпожи:
- Что случилось? С вами всё в порядке? Мадмуазель Катажина! Вам приснился кошмар? Что это было? Кто кричал? Мне показалось, это был крик злобной баньши, клянусь останками Каспиана... Вам нужна помощь? - вопросы сыпались градом.
- Пошли ВОН!! - в бешенстве воскликнула Кати. - Безмозглые курицы! - изящная тщательно наманикюренная ручка метко запустила тапочком в замершую в дверях толпу. - Вон, я сказала!
Она уже успела приобрести репутацию "взбалмошной родственницы" и не вызывала большой симпатии у слуг и домашних. К счастью, большое наследство, обладательницей которого она стала, позволяло не волноваться о таких мелочах. Её никогда не волновало мнение прислуги, и она не трудилась скрывать свой резкий характер и редкие припадки бешенства от челяди. За это её, мягко говоря, не любили.

Когад все вышли, Кати проворно соскочила с кровати и подняла с пола старинную карту. К счастью, она была только одна, и не успела привлечь внимание многочисленных слуг. Карты Лимбо были запрещены специальным эдиктом папы ауралонского ещё 150 лет назад. Гадание на них приравнивалось к занятию колдовством и каралось сожжением на костре, но Катажина не боялась эдиктов. Она любила Лимбо и с удовольствием гадала на своей колоде, которой по праву гордилась. Девушка "случайно" стала обладательницей одной из старейших колод в мире. Неведомый или давно забытый художник со всем тщанием выгравировал на неизвестном материале - тонком и легком, но, одновременно с этим, неверояно плотном - чудесные рисунки. "Его наверняка сожгли потом, этого художника, - часто думала девушка, - сожгли в последней попытке спасти его навеки проклятую душу."

Мрачные образы страшных чудовищ всё ещё тревожили её, заставляя зябко ёжиться в хорошо прогретой комнате. Она уже видела их на старинных гравюрах, которые, как теперь было понятно, изображали чистую правду - за гранью своего часа ждали многорукие серые твари, ненавидевшие всё вокруг. Вспомнив те гравюры и то, что говорил её учитель, Кати подошла к своему страху с позиций разума.
"Мы сможем сделать то, что не удавалось ещё никому. Мы выпустим этих демонов на свободу и сможем управлять ими. Они нас не тронут. А судьба остальных? Кого волнует судьба будущих рабов?"

Катажина встала и прошлась по спальне. Комната напоминала жилище сказочной принцессы. Огромный платяной шкаф, битком набитый роскошными нарядами на все случаи жизни. Гобелен на стене, в пастельных тонах отражающий прелестные сцены из жизни пастухов и пастушек. Тяжелые бархатные портьеры, создающие в комнате уютный полумрак. Изящный туалетный столик, сплошь заставленный бесчисленными скляночками с парфюмом и косметическими средствами.
Рука Катажины сама потянулась к пузатой баночке из зеленого стекла. В ней содержалась мазь, успокаивающая нежную кожу дворянки. Каждый вечер перед сном, Катажина накладывала эту мазь на веки и скулы, чтобы наутро выглядеть великолепно. О побочных эффектах этой мази никто не догадывался. Она усиливала природные способности ведьмы, в частности, спобности к прорицанию. Она должна была увидеть одну из печатей, но что-то пошло не так. Мрачные демоны и проклятья не были предусмотрены программой, и от них надо было спешно избавляться. Рецепт зелья Кати записала со слов одной старой остаррикской колдуньи, к которой Ашзер отправлял девушку "попрактиковаться". "Дряхлая дура небось все напутала, - раздраженно подумала Кати. - Придётся всё исправлять самой."

На это ушёл остаток ночи. Избавившись от следов своего труда, девушка довольно потянулась, и легла в кровать. Она обожала победы. Любые, даже самые маленькие. Справившись с какой-нибудь задачей, онаприходила в состояние почти детской радости. Неудивительно, что служанка, пришедшая будить молодую номенку двумя часами позже, долго умилялась искренней и чистой улыбке, игравшей на устах её госпожи.