Чужой

- Ты написал очень грустную сказку,- сказала жена,
привычно отбрасывая с лица упавшую прядь волос.
Мастер улыбнулся.
- В следующий раз обязательно напишу веселую. Обязательно. В
некотором царстве, некотором государстве...

А потом ты медленно приходишь в себя, машинально размазывая по
лицу копоть и кровь, тупо глядя на изуродованные останки
патрульного корвета, понимая, что ты один, один в этой Богом
забытой дыре, и аккумуляторы пистолета, сунутого в разбитый рот,
оказываются разряженными...
А дальше - дальше ты идешь, тащишься через бесконечные
маленькие деревушки, где тебя травят ленивыми собаками и почти
не дают хлеба, под вялую брань и сочувствие, а выброшенные из
окна старые башмаки оказываются безнадежно дырявыми и с
оторванной левой подметкой, висящей на гнилых нитках. И ты
идешь, тащишься, стараясь не переносить вес на левую ногу,
стараясь не задумываться о будущем, пока у старой буковой рощи
не встречаешь первых прилично одетых людей. В их мытых руках
тонкие прямые клинки, и самый молодой из них все пятится назад,
устало отмахиваясь, падая на колено, пытаясь вырвать глубоко
вошедшую сталь... Ты проходишь мимо, тебе безразлично
происходящее, но убийцам не нужны свидетели, им почему-то
никогда не нужны свидетели, и тебе тычут железом в спину,
промахиваются и догоняют снова... Ты забираешь оружие, ломая его
на колене, не понимая, за что - и отдаешь богато украшенную
рукоять встающему с земли владельцу. А потом недоумению не
остается места, они оказываются на редкость неуклюжими и
хрупкими, и, перехватывая рассеченную голень грязным рукавом от
куртки ближнего из лежащих, ты привыкаешь к мысли о возможности
убийства. И ты натягиваешь темно-фиолетовый колет с оранжевыми
наплечниками, разбираешь мешанину ремней кожаной перевязи,
отвязываешь от чахлого деревца чужую лошадь и впервые в жизни
перекидываешь ногу через седло. В мир надо входить в такой,
какой он есть на самом деле. Особенно в чужой мир.

""Витражи патриархов""