Хотя детство моё прошло в деревне Насурово Рязанской области, выросла я в семье, которая от жителей этой деревни сильно отличалась.  Мама моя была учительницей, которая приехала в эту деревню работать,  с трёхлетней дочерью и без каких либо следов замужества. Что было само по себе из ряда вон выходящим событием. Но к тому же к маме скоро присоединилась бабушка – вышедшая на пенсию провинциальная актриса, которая по театральной привычке, спать ложилась далеко заполоночь, спала до обеда, красила волосы хной в яркий рыжий цвет, несмотря на пенсионный возраст, и не выходила из дома не припудрившись, не подрумянившись и не подкрасив губы. Что тоже не укладывалось ни в какие рамки. К тому же и мама и бабушка не только совсем не верили в Бога, но и всё, что было связано с религией, было для них синонином мракобесия, темноты, отсталости и невежества.

В те годы в радиусе пятидесяти  километров от нас не осталось ни одной действующей церкви, но на Пасху по всей деревне стоял запах пекущихся куличей, и все, кроме нас, красили яйца, в которые можно было играть, а наигравшись, съесть.

 Когда мне было лет пять, я спросила, почему бы и нам не заняться таким увлекательным делом, как красить яйца, на что мама с бабушкой мне ответили, что всё это суеверия, удел тёмных и необразованных людей и ещё что-то в этом роде, что я не совсем поняла, но уяснила, что о крашении яиц в нашей семье не может быть и речи.

Годам к девяти  у меня сложилось собственное представление о Боге. Те кто в него верит –  просят его помочь им сделать то-то и то-то , или наказать тех, кого они сами не могут наказать. А за это они ему молятся, не работают в религиозные праздники и зажигают свечки перед иконами, которые похожи на иллюстрации в мамином учебнике истории.

Когда мне было десять лет, в начале сентября, когда занятия в школе уже начались, а на улице было тепло ещё по летнему, мы с друзьями и подружками решили сразу после школы отправиться «прыгать со стогов».. Огромные, размером с жилой дом, стога из ржаной и пшеничной соломы стояли за лесом недели две, потом их увозили.  Забираться на них, потом скользить вниз, утопая в сухой, свежей соломе - было совершенно упоительно. Проблема для меня заключалась в том, что мне надо было зайти домой, чтобы оставить портфель и взять велосипед. Но зайти домой означало распрощаться с прыганьем на стогах, потому что надо было делать уроки. При маме учительнице уход из дома с невыученными уроками приравнивался к уклонению от выполнения гражданского долга. Можно было, конечно, пойти с портфелем, но стога были далеко, и без велосипеда никак нельзя было обойтись. Мама должна была уже вернуться, я сама видела, как она уходила из школы,  бабушка из дома выходила крайне редко, так что помочь мне могло только чудо. Поэтому, поднимаясь по лестнице на второй этаж, я попросила Бога о помощи. Примерно так: «Если ты есть, то сделай так, чтобы дома никого не было, а тогда для тебя покрашу яйца на Пасху.»  Я открыла дверь квартиры – дома никого не была. Куда они все в тот момент подевались я до сих пор не знаю. Меня как громом поразило. Бросив портфель и схватив велосипед я побежала догонять друзей, но мысли мои были далеко.Доказательство бытия Божия мне было предъявлено и надо было выполнять взятые на себя обязательства. И я понимала, как мне тяжело их будет выполнить.

Во-первых надо было знать, когда точно будет Пасха. Я помнила, что это примерно в конце апреля – начале мая. Потому что в один год она совпала с майскими праздниками, а в другой не совпала. Почему  я не знала, и задачу мне это не облегчало.Каким образом узнать точный день, я совершенно не представляла.

Во-вторых, надо было узнать, как варят яйца (это я примерно знала, но сама ни разу не пробовала). В-третьих, надо было узнать как их красят. В-четвертых, надо было найти способ сделать это так, чтобы ни мама, ни бабушка ничего не заподозрили. Успокаивало меня немного то, что время у меня ещё было.

Вопрос с днём, который мне представлялся страшно сложным, разрешился проще всего. Я знала, что мама моей подружки Наташки всегда отмечала Пасху. Под каким-то предлогом я её спросила : «А как узнать, когда в этом году Пасха?». Она достала из серванта перефотографированный «Церковный календарь»  - и там всё было обозначено. Сложнее было с крашением яиц. На невинно заданный бабушке вопрос : «А вот те, кто верит в Бога и красит яйца на Пасху, они их как красят?» Бабушка мне ответила : «Да, луком», и на этом остановилась. Я пробовала тереть яйцо разрезанной пополам луковицей,  но оно совсем не прокрасилось. Я пробовала его сначала тереть, а потом варить. Результат был тот же самый. Но зато я научилась варить яйца. Я снова обратилась к бабушке. «А как луком, он же бесцветный?» - «Да шелухой луковой. Отстань ты от меня со своими глупостями». И здесь мне на выручку пришел отрывной календарик для женщин. Я всегда внимательно читала, что было написано на обратной стороне листочка. И на одном советовалось как можно покрасить пряжу без специального красителя. От отвара луковой кожуры пряжа получалась коричнево-красная. От отвара полыни – зеленовато-голубая. От чая – желто-коричневая. И было подробно описано, как приготовить отвар. Я решила, что то, что годится для пряжи, вполне подойдёт и для яиц.

За неделю до срока у меня всё было готово. В кухонном шкафу был припрятан целофановый пакетик с луковой шелухой и листочком от отрывного календарика с инструкцией. В самом низу холодильника отложены три яйца (число случайное, о значении  числа три в православии я тогда ничего не знала. Просто, количество яиц в условиях не было обговорено. Два мне показалось мало, а четыре - много). В день Пасхи я проснулась в пять часов утра с бьющимся сердем. На цыпочках прокралась на кухню и, стараясь не шуметь, приступила к выполнению данного семь месяцев назад обещания. За бабушку я не беспокоилась, она спала до обеда и никакие силы не заставили бы её подняться раньше. А вот мама, просыпалась в любой момент. Сколько себя помню, стоило мне ночью тихонько позвать её, как почти тут же она оказывалась рядом с моей постелью : «Что случилось, дочушка?». Так что мама запросто могла проснуться и прийти поинтересоваться, чем это её ребёнок занимается на кухне в пять часов утра. И увидев, что её горячо любимая дочь красит тайком яйца, мама ужасно расстроится. А расстраивать мне её не хотелось. Тем более, что она могла поделиться огорчением с бабушкой, а та вполне могла мне устроить хорошую взбучку.

Яйца сварились и прокрасились довольно быстро. Я их опустила в холодную воду, а потом спрятала в карман своей куртки. Кастрюля, к моей великой радости, отмылась быстро и легко. Размокшую луковую шелуху я завернула в старую газету и засунула в мусорное ведро. Сваренные крашенные яйца я в этот же день съела в полном одиночестве, сидя на брёвнах за сараями, и поглядывая на небо. Крашенную скорлупу я забросила за брёвна, после чего испытала огромное облегчение от того, что обещание сдержано. Тогда же я дала себе слово больше ничего и никогда не просить у Бога.

И до сих пор его не нарушила.