Когда мне обязательно надо, чтобы уж наступил вечер понедельника, а он всё не наступает, и минутная стрелка не только не шевелится, но стоит мне от неё отвсти глаза, как она норовит назад отодвинуться. вопреки всем законам часового механизма, я открываю дневник Лиян - и время начинает бежать незаметно. Eleroum


мадам Асимметрия



Я проснулась от звонкого Сонькизолотойручки возгласа: «И вот, прикинь, как только он женился, так тараканы к нам опять полезли!»
Соньказолотаяручка – наша старшая по подъезду, она сама сказала: «Я прошла огонь, воды и медные трубы и три километра говна!» После таких краш-тестов ей ничего не страшно, даже борьба за чистоту в общественных местах. Одно плохо – ну не любит она поэзию в отдельно взятой квартире, которая расположена строго под ее кровными квадратными метрами. Там живет поэт, и он «мало того, что такое смогло родиться, так оно еще и размножается!!!!» Это определение нашей старшей по подъезду после его удачной женитьбы, Сонька - просто Сальери какой-то в отдельно взятой пятиэтажке. Если честно, в чем-то есть и вина поэта. Когда-то Сонька пила по-черному и была роковой маникюршей. Она говорила матом и протягивала длинные ногти к солнцу. «Щас пилкой для ногтей по дых получишь!» - отвечала она вежливо на любезные претензии соседей по поводу ночных дебошей. Но потом появился Евгений, и все поменялось. Евгений, рубщик мяса с наполеоновским ростом, был зашитым и свирепым мужчиной. Он так и говорил: «Я зашился крестиком и теперь не пью». Сонька от него получила пару раз в глаз за пьянство и долго носила ультрамодные очки в оранжевой оправе, очень креативно в январе, если что – возьмите на заметку: шуба, валенки и оранжевые очочки, Джон Леннон плачет от зависти. Евгений сказал: «Ша! Если ты хотишь быть в постоянной любви, то алкоголь невозможен для бодрого секса. А так – делай чо хошь, мне по барабану». Мне так Сонька сама рассказывала, чисто по-бабски, ну а чего, вместе ж живем согласно прописке и платим за уборщицу. Сонька пить бросила и сделала «что хошь» – покрасила волосы в ярко-малиновый цвет. «А в природе бабочки – разноцветные, а мне почему нельзя?» - сказала она. И тут поэт допустил важную стратегическую ошибку: увидев Сонькин цвет, он сказал: «Ой!», а еще он сказал: «Блин». Сонька очень обиделась. Она сказала так: «Вот от тебя, дурной п-ды сын, я не ожидала такой оценки, ты на себя посмотри, не дорос ты еще, чтоб матом разговаривать с приличными женщинами!» Поэт божился, что это был вопль восторга, но был неубедителен, как Паулюс под Сталинградом. С этих пор Сонька не пьет, носит малиновые волосы, собирает с нас деньги на ремонт подъезда и ненавидит поэзию. Она считает, что от нее – тараканы и мыши в ее квартире, потому что они сбегают из поэтовой берлоги, ведь там жрать нечего. Это Сонька эпизодически сообщает Доцу, приватно, как интеллигент интеллигенту. Доц меланхолично кивает и думает о своем, а еще он не вздрагивает от ее цвета волос, поэтому является фаворитом «старшей» по подъезду. «И чтоб лампочку вкрутили!» - строго говорит ему Сонька, - «Чья очередь у вас на площадке?» Доц задумывается: «Вроде в последний раз я вкручивал…» «Аа-а-а-а!!» - вскидывается полковой лошадью Сонька, - «Опять этот недоделанный Некрасов на халявку жить хочет, женился, и теперь все должны в темноте шариться!». Она бьется всем телом в поэтову дверь с воплем: «Где лампочка?? Я тебя, Агния Барто, спрашиваю!!»
И вот тут я окончательно просыпаюсь и начинаю зевать. А что вы хотели, я в пять утра ложусь, у меня нервы. В момент зевка я сползаю с кровати, путаюсь в пижаме и падаю. Челюсть намертво клинит. Мне кажется, в асимметрии я также хороша.