В колонках играет - Lacrimosa "Einzamkeit"
Настроение сейчас - топаз

Зарывшись в складки рыжего одеяла, становлюсь маленьким. В этом огне сгорает все мое детство - кирпичиками солнечными, тараканами-дураками под растрепанным тапком, серпом и молотом восьмидесятых. Так уверенно и строго полыхает пламя костра, как будто и не будет пепла, не будет золы. Обжигающие веснушки весны - те слова, что пахнут апельсинами. Дерево рыжее, рыжий кот, и неизвестно откуда приехавший в корзинке крыжовник...
Галстук мой пионерский, мы с тобой навсегда повязаны истиной времени. Это счастье - стоять, замирая от солнца, ждать твоего поцелуя, чувствовать руки, кладущие правильно складки огня. Ты и я: среди школьных коридоров, на школьном дворе, у парт, тоже рыжих - никогда не сказавшие "Люблю". Счастье в памяти теплой спряталось, укрытое одеялом рыжим, мягким шерстью кота.
Шляпки грибов осенью выбираются тут и там, где не ступала нога человека. Ржавой дверцей забытого бункера, в котором никогда не спрятаться от сентября. В распростертых ладонях загорелой родины, как в колыбели... Молоко и хлеб.
На-му-мё-хо-рэн-ге-кё.
Сталкер Тарковского в потаенной комнате, пожелавший Мартышке чуда.
Счастье - пылать облаками у моря, плыть вдоль огненных скал на закате, телом соль принимая. Тысяча. Две. Рыжие волосы вечности, как колоски, снова солнце.
Однажды кто-нибудь убежит из дома, стоящего в черном лесу. Убежит, чтоб вернуться к камину. Но потеряется в мрачной прохладе шепота ночи. И будет кружить вдоль бездонных оврагов, по промокшим тропинкам вдаль темноты. Будет искать, аукать в пол-силы и звездный горошек глотать. И вдруг средь деревьев увидит: рыжий платок окна мелькнет вдалеке. И сквозь ветки, сквозь царапины времени, сквозь грехи незамоленные, скозь кашель ворон, скозь соблазны волчьих ям добредет этот кто-то, заблудший сын, мокрый от пота, тумана и слез к огоньку. Постучится в ту дверь, из которой вышел, и скажет: "Я принес веточку для костра, можжевеловую". Скрипнет дверь счастья, и теплым уютом душевным к кувшинам из глины, к креслу-качалке, к книжному шкафу его примет назад Отец.
Счастье рыжее, неуловимое, негасимое, у.