Как-то переводчик И.Тогоев (муж переводчицы И.Тогоевой) дал мне почитать творения Евг.Солжеухина. Как я понимаю, он (Тогоев) это и сочинил. А выглядело это так:
. . . . . . . . . . .

Евг.Солжеухин
М А Р Ф Е H И H Г Р Е Х

...Было супно. Кругтелся, винтясь по земле
Склипких козей царапистый рой.
Тихо мисиков стайка грустела во мгле,
Зеленавки хрющали порой.
(Л.Кэррол, пер.Т.Л.Щепкиной-Куперник)

Давно это было, в старые времена.
Жил в некой сельскости бухач. И была у него дочерица Марфёна, бесистая, грубастая да гулявая. Волочалась она раз с веселянки, прянь - выглазит из пыльяна спрятной чубак и жаргочет пьярким шёхотом:
- Hе шмургайся, красатка! Я не тырь щельной, не хватарин злой; я – Тренька Цыгарь, собою урожий, в гульбе обнятнивый и к мужеслу ко всякому смекавый. Приголюбь меня, ненаглядушка, обдарь нежей-ласковью!
С той поры, едва смеркнеет, выблескнут на-верхло яскрые гвездочки, точно сверкляшки меркие, - выщельзнет Марфёна углядкой из пустели и хлынется в рискую встречку, в самую глынь да стыбь, навзлюб желанцу. А у того в клетёлке угонёк уж глеет. Пригольнёт Марфёна к зовёточке, и цельную тёмночь бессветно милеются-ласкуются.
Так жили они складко да радно, покуда не засвердил бухач себе в голову высчастить дочерицу свою за поседского благодея Воркела. Был тот Воркел хмурец и сквадрыга, годами дрехлявый, а лицом черватый весь, будто щурел бревесный; зато имел гербонного жёлта чундук да тьмужину квёлок, да не хвостых, а бегавых.
Засупрямилась Марфёна:
- Hе хочу за хмыча жадовитого, за хозявку сушивую идти!
Бухач аж захребтел:
- Это что ж за нрам такой? Аль зазнобь имеешь нечистыжую, скрытайную?
Заскричитала Марфёна навзрёв, охнулась в гонкую бечку, в самую бурь да кипь, прыгохонько к гулёночку в клетёлку древещатую:
- Охо мне, ошенько! Горют меня запряж за тощея нежелатого, за несвежу-благодея!..
Отсвечает ей Тренька:
- Что ж, тужик он тверьёзный и думственный, - мущай тебя грехатит.
- Да ведь ты ж у меня муженый! С тобой девчалась, с тобой и под женец пойду!
- Чучелица ты, - отвечает ей Тренька. - Hе со мной, бежланом остроженным, тебе под задворами шлястать. За устройного иди, за домострогого. Пошаловáли – и хвáста!
Похладнела Марфёна, затрепещала вся, а как отомрела, сверханула гробли и насплечь упокончила бросавца-голубовничка. А сама заручьилась скользами щекучими да как канется в чёртвую вечку, в самую тонь да гибь...
Давно это было, в старые времена...

. . . . . . . . . . .


Евг.Солжеухин

К И Ж И

Лес был сер, гол, тощ. Я шел час, два, три, шел день, шел ночь. Путь был прям и прост. Я не знал, есть ли цель. Я шел. Был дом, но не здесь. Дом был сон, миф. Он был там. Здесь - хвощ, топь - лес.
Я стал зол, как волк, дик. Ел птиц. Раз чуть не сдох: пил гниль. Выл весь день. Всё же встал.
Я шел дней шесть, семь. Кто я, где, что со мной, есть ли я, жив ли - я не знал. Hет, не так: я знал, что я мертв; вот гроб, вот ряд свеч, хор, плач; вот я сам, то есть труп - я бел, как воск...
Бред...
Так вот: лес, ночь, дождь, я чуть жив - и вдруг сруб. Сон иль явь – Бог весть.
- Эй!
Тьма. Тишь. Hо сруб тут - вот он.
- Эй, кто тут есть?
Жду. Ведь пуст твой сруб, пуст. Глушь тут. Hе глушь - тот свет.
- Что за шум?
Hу вот: бред.
- Ты... кто?
- Я киж.
- Кто?
- Hу киж, киж.
- Ты зверь, что ль?
- Да нет, киж. Hас тут тьма. Вон печь. Сядь. Пей квас.
- Стой, а ты?
- А я - спать.
...И шмыг - в дверь.

Всё...

. . . . . . . . . . . .

Евг.Солжеухин

П Р О П А Щ А Я
Повесть.
Половина первая.

Подрагивают, постанывают пихты, привораживают, примораживают путника, просят: приляг, поспи, пережди! Постель просторная, перина постелена пуховая, покрывало плотное, - позаметет, позанесет, покроет - позабудешь про пустое, про постылое. Покачаются, поскрипят - перестанут, повздыхают - притихнут. Посвистывает пурга, песню поет: полюби, прильни, приласкаю, приголублю! Пурга - подруга преданная, постылая... Падают птицы, позванивают перьями; прислушайся: "Поверишь - пропадешь... Поверишь - пропадешь...". Продрогла природа. Продрог путник.
"Пострелову Падь прошел... Пора, по-моему. Правее пойти? Плутаю..."
...............................................................................
Пышет печка. Плачет, платком прикрывшись, Парашка. Петрович подсел, плотный, плечистый; посмотрит-посмотрит, помолчит, подумает.
- Простилась... Повой, повой, полегчает. Понимаю, поди.
Пылает печка.
- Постучали, папаня?
- Помстилось.
- Правда постучали. Послушайте.
- Принесла погодка прохожего, подлая. Прикройся, пойду погляжу.
- Пускаете?
- Почему, проходи.
- Простите, побеспокоил. Понимаете, пурга, плутал...
- Понимаю, понимаю. Проходи. Проголодался? Поешь. Парашка, подай посуду.
Парашка, падчерица, - пояснил Петрович полушепотом. - Полюбовника похоронила, плачет. Прозяб, поди? Попей, погрейся. Пробуй, пробуй, понравится.
- Пахучий.
- Первач. Постой, постой, погоди, почему поглядываешь подозрительно? Первосортный, проверенный.
- Припоминаете, папаша?
- Почему, помню. Пархоменко прозываешься.
- Правильно. Папаша, Павка Перец появлялся?
- Пришили.
- Пристрелили?
- Поездом переехало, поездом. Помолчи.
- Простите.
..............................................................................
Полночь.
- Пусти, проклятый! - прошептала, промычала Парашка, поддаваясь похотливым поцелуям...
..............................................................................
(Продолжение последует)