Айвазовский был для меня обезличенном образцом Великого Мастера. В его зале Русского музея в Питере могу просиживать часами. Два шедевральных полотна «Девятый вал» и «После бури», висящие напротив друг друга, всегда вызывали во мне внутренний трепет и восхищение. Другие полотна, представленные там же, передавали моему восприятию незабываемый дух морского пейзажа и героический накал морских баталий. Зная, что все свои марины, Мастер писал не с натуры, а по памяти я еще более восхищался присущим ему гением и талантом.
Лучше бы я не ходил в дом-музей Айвазовского, что в Феодосии. И чуйка подсказывала мне, что не стоит туда ходить. Но коллективизм возобладал над здравым смыслом…
Образ Великого Мастера растворялся по мере осмотра представленных 115 полотен, пока совершенно не исчез, чуть испортив воздух.
Я, конечно же, понимаю, что необходимо зарабатывать на хлеб, рисуя в угоду власть и деньги имеющим обывателям картинки «чтоб висело», но подозреваю, что, будучи академиком Российской Академии художеств, почетным академиком Итальянской художественной Академии, награжденным многими почетными орденами и знаками отличия, Айвазовский получал нехилое жалование от государств нашенских и ненашенских. Огромнейший дом-усадьба в Феодосии также не допускает мысли о нищенском прозябании бедного художника. Тогда к чему было переводить холсты?
На большинстве полотен, нарисованных ближе к жизненному исходу, применены одинаковые наработки, которые, как я подозреваю, Айвазовский малевал с закрытыми глазами. Торчащее из воды обломанное бревно-мачта с висящими на нем горемыками, которые взывают о помощи, изображено на множестве полотен со штормовым сюжетом. Полная Луна в одной и той же фазе одинаково прикрывается облаками на ночных маринах. Изгибы виднеющихся берегов напоминают рельеф феодосийского залива.
При всем при этом я был тихонько в шоке от такого количества ляпсусов. Например, при сумашедшем шторме на носу лихо наклоненного корабля изображаются стоящие строго вертикально капитан корабля и командующий эскадрой. Или морская пена, которая образуется лишь в береговой полосе во время большого прибоя, рисуется по простоте изображения даже в открытом море. Да и динамика морских волн, их пропорции по отношению к нарисованным судам и видимому ландшафту не соответствует на множестве картин.. Я поверил, что писал картины художник лишь по воображению.
А теперь представьте себе полотно размером 2,5 на 3,5 метра с изображением двух волн, покрытых морской пеной. Понятное дело, что оно рассматривается с расстояния не менее метров пяти – семи. Экскурсовод рассказывает историю создания данного полотна. На нем изначально была изображена лодка, но по совету своих родственников она была художником превращена во вторую волну. Всего за одну ночь!!! Мне стало интересна техника рисования. Рассмотрев картину вблизи, открылось элементарное: холст тупо прогрунтован серой краской, затем по нему намалеваны разводы зеленоватым цветом и уже поверх него белая масляная краска, изображающая пену. Все очень мастерски, размашисто. Сложилось впечатление, что Айвазовский мог вслепую штамповать такие картинки конвейерным способом.
Но самый прикол, что на всех полотнах в образе людей и даже в образе светящегося Христа, идущего по воде, Айвазовский рисует себя любимого, что подтверждается двумя большими автопортретами в полный рост, где художник стоит в одинаковой позе во всех своих регалиях. По моему, второй автопортрет был приурочен получению какой-то дополнительной звезды на грудь. Фотоаппаратов у людей не было, вот и приходилось рисовать себя в полный рост на память потомкам.
Посмертная маска художника, представленная в музее, хранит в себе отпечаток лица старого брюзги с поджатыми и недовольными губами, что свидетельствует о полном неудовлетворении жизнью, скверном занудном характере и склочном нраве. И как терпела его вторая супруга, которая была младше на 29 лет?! Это ж как нужно любить деньги!!! Кстати, она позировала ему для некоторых полотен.
Вы, разумеется, поняли, что это в основном гонево. Только из-за перечисленных в самом начале картин Айвазовский, если не лучший, то стоит, и будет стоять в первом ряду моренистов во все века и народы.
Однако, по-моему, мастерство заключается не только в том, чтоб создавать шедевры, но и в том, чтобы затем не портить от них впечатление.