Писала я как-то повесть... и не дописала по личным причинам... сезон недоделок. пусть здесь лежит.

Скиталец (рабочее - уже навсегда - название)

Жил-был Иван. Жил один, в домике на берегу высохшего моря. Не было у него ни жены, ни детей. Жена умерла, а сын пропал.

 Каждый день Иван вставал ранним утром, брал сеть и шел ловить летучих рыб. Их косяки проносились над оранжевой поверхностью высохшего моря изо дня в день. Иван не помнил, почему оно высохло, да и не верил в то, что кто-нибудь помнит. Рыбу он ел сам или, бывало, отправлялся в ближайший город и продавал на рынке.

 Небо над степью всегда было темное, какого-то особого синего цвета. На его фоне четко вырисовывались парящие косяки. Рыбам пришлось приспосабливаться, когда море высохло, и они стали летучими. И сеть, потертая, старая, но прочная, захватывала их в воздухе.

 С добычей шел Иван домой и там занимался обычными хозяйственными делами. Его жилище было обставлено скудно, да ему и не нужно было много. Кровать, несколько жестких табуретов, стол, старый и рассохшийся, чем-то очень похожий на своего хозяина, шкаф и сундуки – вот обстановка. Впрочем, и особой убогости в ней не было.  В конце концов, он не спал на голом полу и вещи мог хранить в сундуках.

 Сам Иван высокий, на выцветшие бледно-желтые волосы он надевал потертую коричневую шляпу, когда выходил на улицу, кожа его задубелая, морщинистая, хотя стариком он не выглядел, и вообще тяжело на вид определить его возраст. Но сам рыбак думал, что он очень стар. По крайней мере, ему так казалось. И все, что его окружало, даже сама степь, было старым, но не дряхлым.

 Каждый день был похож на предыдущий, и все они сливались в какую-то однообразную вечность. Казалось, нет у этих дней ни начала, ни конца. Каждый из них был не хуже и не лучше других. Лишь порой его однообразный быт нарушали воспоминания. А то совсем другое… Рыбак себя считал вполне счастливым, он думал, что счастье – это не состояние абсолютной эйфории, а покой, когда жизнь растворяется в течении дней.

 А порой вечером, когда тревожно кричали вылетающие на охоту ночные птицы, приходило нечто странное, тревожное и бесформенное. Это были воспоминания о былом, о прошлых днях, не тех, что были похожи на бесконечный поток текущих песков пустыни, а других, полных боли и восторга одновременно. Но то было давно. Порой эти воспоминания приходили и с неожиданной силой захватывали его сознание, унося вдаль, а сердце щемила невероятная печаль, ибо тоска о прошлом, наверное, самая сильная, потому что никогда и ничего не вернешь. И в теченьи дней, их бесконечном беге, полном тревог, не замечаешь прошлого, не обращаешься к нему. И лишь когда твое существование становится размеренным и однообразным, понимаешь вдруг с полной силой, как много пройденных дней, как много потерял, обращаешься к воспоминаниям. С изумлением вспоминаешь свою прошлую жизнь, суетную, удивительную, вспоминаешь, что у тебя было. И тоска, тоска. И удивление. Но то было редко, а чаще – просто покой.

 Как темнело, Иван знал, по степи бродил ночной страх Иау – Выо, чье имя нельзя произносить вслух, иначе обязательно придет. Впрочем, его можно повстречать и так, идя по степи после заката.

 Вот странно, днем небо было довольно темным, а ночью – относительно светлым, для темного времени суток.

 Старик (что ни говори, а все-таки стар) думал про существо, бродящее во тьме. Он знал про его существование, но про него самого – не слишком много. Бродит себе и бродит. Опасен.

 Ночь, или, точнее, поздний вечер. Иван лежит на кровати без сна, смотрит в темноту, а серые глаза устремлены далеко…

 

 

 

 - Алле, Алле! – он зовет ее. Алле – это его жена. Она не особо красива и не то чтобы как-то очень умна, но чем-то совершенно замечательна, другой такой нет на свете. Иван считает, что она кажется ему особенной не потому, что он ее любит, а потому, что в Алле есть нечто в самом деле необычное. Она идет ему навстречу по каменному дворику, стены здесь из серого камня, с резьбой, и небо серое, пасмурно, ветер холодный. Алле идет, волосы у нее темные и глаза темно-синие, сапфировые, яркие, в них веселье. Его жена одета в синее с черным платье (нет, до цвета ее глаз ткани далеко), она сейчас будет рядом…

 

 

 - Почему так холодно? – спрашивает Алле. Она куталась в плащ с капюшоном, но все равно, лицо почти белое и видно, что очень замерзла. За собой она тащила сына.

 - Потому что холодно! – рявкает в ответ Иван.

 Они бегут по горной тропе, он, жена и их двухлетний сын Арен. За ними увязался жулик Коре, которому тоже надо уносить ноги, но он отстал. Они должны спастись. Надо убежать до того, как их настигнут.

 Скала перед ними взрывается градом камней и щебня. Поток сносит Алле. Видно, как в воздухе ее трепещущая фигурка вдруг останавливается, как щебень устремляется к ней, как слезает кожа, сдирается мясо с костей и все, что осталось от только что живого человека разрывается на части и падает мелким кровавым дождем в пропасть. Ударная волна задевает и Арена, она подхватывает ребенка и кидает высоко вверх… И перекидывает на другую сторону пропасти, где идет длинный уступ, расположенный ниже, чем тропа, которой они так и не смогли спастись. Буйство каменного вихря еще не закончилось, но затихает, а Иван бежит, он знает, где перебраться на ту сторону, он заберет своего сына, которой чудом остался жив. Он не стал ничего кричать ему через оскал пропасти, а сразу побежал к переправе.

 Когда Иван оказался на каменной площадке, его сына там уже не было.

 

 

Иван вздохнул, он вновь видел рассохшуюся деревянную стену и темный пол, полки шкафа и неверный свет, льющийся в окна. Он поднялся и подошел к стене у кровати, отодвинул пару досок и достал меч. По матовому лезвию шел узор – темные клинья, чьи углы направлены были в сторону острия. Меч был из материала, напоминающего раковину или кость, а рукоять более светлая, с длинной крестовиной.

 Иван вышел на улицу и крикнул:

 - Иау – Выо!

 

 

 

 

 Путник шел по степи. Ночное небо со множеством звезд нависало над ним. Оно совсем не казалось чужим и далеким, а будто бы с участием и пониманием смотрело на одинокую фигурку, бредущую средь травы.

 Хотя и немало испытаний выпало на его долю, человек не зачерствел и не загрубел, что бывает часто от многих потрясений, он мог воспринимать красоту природы. И сейчас он вдыхал свежий, по-особенному нежный ночной воздух.

 Его звали Скитальцем, понятно, не за привычку сидеть дома. Конечно, было и место, которое он мог бы считать своим жилищем и где бы мог достаточно долго оставаться. Другое дело, зачем ему это нужно?

 Мне хорошо там, где есть дорога.

 

 Эта фраза не выходила у него из головы. «И так бывает», - решил, наконец, путник.

 Конечно, и имя у него было, его назвали Олленом, Олли, но сам он предпочитал прозвище «Скиталец», считая, что может, и звучит оно слишком напыщенно, но вот если понимать его как свою сущность – тогда другое дело.

 Оллен потерял своих родителей. Он помнил их очень плохо, лишь иногда из темноты выплывали смутные образы и ощущения. А однажды Оллен вдруг очень четко увидел перед собой улыбающееся женское лицо, и улыбка играла как на губах, так и в глазах. Казалось, и не воспоминание это, а происходит прямо сейчас. Она позвала его.

 - Мама? – Олли понял, что это его мать. А через миг все исчезло. Позже он пытался восстановить в памяти удивительный образ, но как-то все это казалось искусственным, воображаемому не хватало жизни. А потом…

 Человек шел по степи. На  вид ему было лет двадцать пять, а может, меньше или больше. В болотного цвета плаще и темных штанах, за плечом сумка, на поясе меч, бывший, впрочем, далеко не единственным его оружием. Сапоги мягкие, черные, с бархатным отливом. В общем, удобная одежда путешественника. Лицо его можно было назвать красивым, внешние уголки глаз слегка поднимались вверх, что непонятным образом придавало как глуповатое, так и мудрое выражение, будто знал путник какие-то ему одному ведомые секреты. Так или иначе, на дурака Олли не был похож. И вот это вполне симпатичное лицо, одновременно располагающее и отталкивающее какой-то непонятностью, обрамляли темные пряди, спускавшиеся до плеч.

 Путник остановился вдруг ненадолго, затем вновь зашагал. Им опять овладели посторонние мысли. Что может и зря, но он не чувствовал никакой опасности вокруг и никакого врага, так что шел себе по степи. Трава шелестела тихо, пели ночные насекомые. Изредка кричала ночная птица, тревожно, вызывая резкий, немного пугающий отклик в сердце. А порой пролетали странными тенями создания, некогда жившие на дне океана, а теперь парящие над волнами серо-зеленой травы.

 - Скиталец? – окликнули его.

 Он быстро обернулся и увидел существо, приближающееся к нему из темноты. Фигура была человекообразная, но пальцы оканчивались длинными светлыми когтями, а на неестественно-круглой формы голове сверкали глаза, не могущие принадлежать человеку. То ли кожа, то ли шерсть была темной, сливающейся с цветами ночи. Существо двигалось не слишком быстро, но чувствовалось, что при желании оно может быть очень проворным.

 Оллен выхватил из ремней на спине посох и выставил перед собой. В этот же миг существо прыгнуло, не прямо на него, а куда-то вбок. Его движения еще были как будто несколько ленивы, оно словно скользило, распластавшись в воздухе.

 Оллен, повернувшись, отступил на несколько шагов. Тут его противник исчез и оказался прямо за спиной – Оллен почувствовал это и сумел отклониться от удара смертоносных когтей, в свою очередь нанеся свой. Однако чудовище отбило атаку, что было бы нелегко, дерись оно при помощи одной физической силы.

 Так и продолжалась схватка. Олли чертил узоры посохом и наносил удары, существо отбивало их и так же не могло достать противника. Человек давно понял, что непонятная тварь, выскочившая на него из ночи, опасна, и справиться с ней будет нелегко.

 Оллен несколько раз вскользь задел ее, а один раз довольно чувствительно – кожа и какие-то роговые наросты на плече промялись внутрь, выступила темная кровь.

 Тут существо неожиданно ударило вбок, как он совсем не ожидал и поэтому не успел закрыться, острая боль прошлась по нервам. Впрочем, удар когтей был нанесен вскользь, и существу пришлось быстро отступить, иначе оно получило бы прямой удар посохом. Оллен дернулся от резкой боли, разлившейся по левому боку, и чуть было не пропустил следующий выпад. Впрочем, он сумел уклониться, и вновь противники закружились в схватке, начавшей затягиваться. Оллен не надеялся измотать тварь, он хотел таки достать ее и добить, он был уверен, что если постарается, то точно сможет все сделать верно и победить.

 Тут существу, видимо, надоело это, оно отступило и открыло пасть. В темном провале виднелись какие-то искорки, темная масса, похожая на растекшийся покров ночного неба, полилась наружу.

 Оллен схватил торопливо бутылочку, прикрученную к правой руке. Только бы успеть. Одним движением откинул крышку и полоснул острым краем по руке. Кровь смешалась с выплеснувшейся жидкостью. Секундная вспышка – будто не во внешнем мире, а в глазах, и субстанция, которую выпустило существо, исчезла, а само оно лежало в нескольких шагах. Как быстро все произошло. Все и в самом деле произошло очень быстро, будто меньше, чем за секунду он открывал бутылочку и резал кисть, а может, время замедлилось – впечатление было очень странным.

 В левой руке Скиталец держал посох, правой он вытащил меч. Он направился к лежащему существу.

 Неожиданно то встрепенулось, медленно поднялось и помчалось, припадая на одну ногу, куда-то.

 Оллен направился за ним. Непохоже, чтобы тварь убегала, скорее, целенаправленно двигалась к какой-то цели. Она не шла, а будто плыла в ночном воздухе, поминутно почти исчезая и растворяясь. В общем, преодолевала куда большие расстояния, чем возможно при скорости, с которой она двигалась. Все равно Оллен мог бы догнать ее – он и сам втянулся, скользил в этом ритме. Однако, он медлил с тем, чтобы покончить с чудищем: ему было интересно, куда оно направляется. Ведь явно не убегает же.

 Тут тварь резко остановилась, Оллен не смог остановится, не мог выйти из этого ритма и по инерции пролетел дальше, и страшилище полоснуло его когтями по груди. Иау – Выо, так легко зачаровавший и лишивший бдительности противника, продолжил свое движение, а Скиталец лежал, скорчившись на земле, его одежда и сухая почва степи темнели от крови.

 

 

 Как по-глупому попался… Больно… Все плывет… Уже почти ничего не чувствую… Но как больно… Но как по-глупому попался…Но больно как…

 

 

 

 Иван стоял, вглядываясь в темноту. В руках он держал меч. И человек почувствовал появление чего-то странного. А потом увидел Иау - Выо собственной  персоной. Страх выступил из темноты, глаза горели ярко на темном лице. Иван принял стойку, он ждал, когда тварь приблизится. А она вместо этого ходила кругами, медленно, почти по человечески, смотрела внимательно и будто хотела поймать его взгляд.

 Иван почувствовал, что ноги его больше не держат, почва серой змейкой уплывает куда-то, а небо смазывается, превращается в синюю кляксу. Он рванулся вперед, стряхивая наваждение. Иван не понял, что едва не был стерт из реальности, едва не исчез. И он оказался вдруг как-то очень близко к Иау – Выо, занес меч для удара. Иау – Выо повернулся… меч задел и голову, и грудь. Ночной страх завалился на колени. Иван вонзил меч в грудь противника еще раз, почти на полную длину, и повернул. Чудовище с еле слышным рычанием, словно и не из пасти вырвавшемся, обмякло и завалилось. Так погиб ночной убийца.

 Иван поначалу не очень-то понял, в чем дело. А вся причина в том, что Иау - Выо не отошел от неудачного  заклинания, из которого смог вырваться человек, и не был потому готов встретить атаку. А почему Иван спасся от гибельного влияния… И на то были причины.

 Он несколько минут постоял неподвижно, поразмыслил и сделал выводы, почему все так получилось.

 Иван подошел к трупу Иау – Выо. Тот уже почернел, очевидно глазу терял свою форму. Победитель отошел – находиться возле останков было небезопасно. Иван знал больше, чем могло показаться по его внешнему виду.

 Поначалу он зашагал к дому, потом свернул в сторону степи, отошел и долго молча смотрел за горизонт.

 И опять все снова…Такие вот мысли, казавшиеся бессвязными, наполняли его сознание, но смысл в них таки был. Иван вдохнул и пошел дальше. Некоторое время он шел среди травяных зарослей, перемежавшихся островками голой земли, а дальше, там, куда он не добрался, и островками скал. И чего, дурень старый, потащился? Рыбак вернулся и лег спать. Сон поначалу не шел, но  затем нахлынул, навалился, завертел. Опять сон был тревожен, и вертелись в нем вперемешку воспоминания прошлых дней со смутными событиями, которые непонятно, были в когда-то в самом деле или придуманы разыгравшимся сознанием. А затем вся эта круговерть кончилась, и Иван увидел что-то очень важное. Золотистый свет и…

 Поутру он так и не мог вспомнить, что же ему приснилось под конец.

 

 

 

 Оллен с трудом разлепил глаза. В общем, он бы предпочел этого не делать, но прямо в лицо бил яркий свет.

 - Проснулся, - раздался незнакомый женский голос. Вот так сразу, просыпаешься, и рядом уже кто-то незнакомый, неприятно. А что вчера было? О, что было…Так откуда?.. Обычно Оллен быстро просыпался и хорошо соображал со сна, но в этот раз он был еще в мягкой полудреме и буквально заставил себя воспринимать окружающую действительность. Следующим его шагом насилия над собой было то, что он не ляпнул в ответ незнакомке что-нибудь вроде «Нет, сплю еще. Просто во сне глазами лупаю.»

 Скиталец лежал в каком-то помещении, залитом теплым золотистым светом. Бежево-коричневые стены были неровными, так что он решил, что скорее всего находится в пещере, хотя порой и в рукотворных комнатах своды могут иметь природные или волнистые формы, и такое он видел. Еще виднелась колонна, тоже, видимо, естественного происхождения, но несшая следы резца – ей придали спиральную форму. Сам Олли лежал в постели, а рядом с ним сидела светловолосая женщина, которой и принадлежала констатация очевидного факта. Чтобы рассмотреть больше, надо было вертеть головой, что оказалось проблематично – когда он попытался чуть повернутся, все перед глазами поплыло, потолок и стены смешались. Сквозь круговерть цветных пятен проступило лицо женщины.

 - Не советую вертеться, - сказала она, - ты под действием Ханеры. А если действие кончится, будет совсем плохо.

 - Ты меня обнадежила, - сказал несчастный больной. Точнее, попытался сказать: вместо начала фразы было какое-то мычанье и бормотанье, расслышать можно было только последнее слово.

 - Ну вот и хорошо. А сейчас ты придешь в себя и сможешь поговорить, - женщина отвернулась и стала чем-то плескать в белой керамической миске, стоявшей рядом.

 Оллен понял, что золотистый свет, заливавший все помещение – это один из эффектов действия Ханеры, снадобья, которое давали раненым. Впрочем, не гнушались его употреблять и вполне здоровые люди – побочных действий оно практически не имело, зато обеспечивало счастье и покой как минимум на час. Сам Скиталец подобного всегда чурался, считал, что если уж плохо, так лучше повыть себе в уголке, а если можно, то попытаться все исправить, а не накачиваться какой-то дрянью ради краткой иллюзии благополучия. Впрочем, все это довольно очевидно, а сейчас он лежал, окутанный наркотическим дурманом, и сознание потихоньку возвращалось к нему.

 Хоть золотой свет и был плодом одурманенного воображения, да не совсем: в помещение проникало солнце. Оллен повнимательнее стал рассматривать свою собеседницу. Сейчас она сидела к нему вполоборота, и видно было, что уши эльфийские, но вроде полукровка. На самой – светлый узорчатый халат, какие носят женщины на юго-западе и востоке Ретани. Льняные пряди растрепаны, на затылке собраны в пучок. Тут она повернулась с белой мокрой тряпкой в руках и положила своему невольному подопечному на лицо.

 Оллен почему-то чуть не заорал, но смолчал, опять же, непонятно почему; дернулся всем телом, ему казалось, будто его сграбастали за шиворот и сунули с головой в ледяную воду либо же поток холоднющего воздуха. Жидкость затекала в глаза, рот, ноздри. Наконец, мерзкую тряпку убрали, и Скитальцу осталось судорожно хватать ртом воздух. Это было еще одно сильнодействующее средство из арсенала лекарей, Феролла, судя по характерному запаху и не менее характерному действию. Оллену уже приходилось испытывать на себе действие этого чуда медицины, но и в этот раз было впечатляюще.

Все, мне это надоело. Что это – «все», он бы и сам четко не объяснил.

Дурман ушел, сознание прояснилось, и где-то, будто бы на изнанке головы (если у нее есть изнанка) нарастало мерзкое гудение, которое явно собиралось перерасти в боль. Скиталец стал лихорадочно обдумывать свое положение, потом понял, что обдумывать нечего, так как ничего не понятно. Одно ясно, вроде пока бить не будут, и то хлеб.

 - Ты будешь отвечать на мои вопросы? – спросила полукровка.

 - Ну, я с незнакомыми людьми не разговариваю, может, сначала представишься? – Так, не очень мне повезло. Если бы меня подобрали (а видимо, так все и было) исключительно добрые люди, вряд ли бы ко мне сразу прицепились бы с вопросами, а скорее уж с допросами.

 - Меня зовут Реана, - А я тебе поверил. Хотя…Может быть. – В таком случае, - в ее глазах появилась усмешка, не слишком приятная, - назови свое имя.

 Да, дела. Может, они итак знают, как меня зовут, и врать может быть не очень разумным. С другой стороны, есть ли так называемые они? Девица явно выглядит какой-то сошкой, так что я сразу и решил, что попал не в чьи-то скромные руки, а попался «серьезным» людям. Все, хочу домой, или куда-нибудь подальше, желательно с возможностью самостоятельно передвигаться, а в том, что таковая у меня есть, я глубоко сомневаюсь. Ну, будем считать, что у «оних» итак есть возможность узнать, кто я такой, да и не велика важность, если честно.

 - Оллен.

 - Замечательно. Ты – посыльный князя Андрея?

 Эх, лучше бы она спросила, чей я посыльный и не надо было бы ломать голову над ответом. Не Андреев я давно, так что непонятно, к чему вообще этот вопрос. А, мог остаться опознавательный знак, так его вроде убирали. Или напортачили? Да отвечу я правду, не убьют же меня тут, хватит в шпиона играть, точнее, лучше не начинать… Или убьют?

 Скиталец мысленно прикинул, кто бы мог возжелать избавить мир от его существования, и при этом выпытать важную информацию. Алеб? Да нет, все это ерунда, и разговор бы был другой, и условия.

 - Нет, я больше не его… - тут он внезапно почувствовал слабость, сознание стало уходить куда-то далеко, и Реана, или как там ее на самом деле, схватила его за руку. Сознание, пытавшееся ретироваться, вернулось. В Оллена просто перелили часть силы.

 - Ты как? – встревожено спросила целительница (нетрудно догадаться о ее профессии), внимательно заглядывая в его лицо.

 Да, видятся везде враги. Вроде при моем образе жизни их не должно быть много, так нет же, везде и всюду подозрителен, даже когда знаю, что все в порядке. Поверь, друг мой (что может быть лучше, чем говорить самому с собой), не все так страшно, и те, от кого тебе стоит реально держаться подальше, далеко.

 - Уже ничего. Может, госпожа Реана, снизойдешь до несчастного страдальца и объяснишь, куда он попал?

 - Ну, может… Тебя подобрал посыльный от купеческого дома Василя. Ты лежал раненый, так что тебя доставили в отделения дома на окраине Висотты.

 Тьфу ты. Ну что, паникер, съел?

 Василь был просто-напросто богатым купцом, чьи интересы сосредоточились, в основном, на юго-востоке Ретани.

 - Тебе пришлось делать операцию, - продолжила полукровка, - так что лежи пока.

 Оллен хотел спросить, сколько ему еще валяться.

 - Сколько… - вместо этого он задал другой вопрос, - сколько я был без сознания?

- Ну, если учесть, что нашли тебя вчерашней ночью и почти сразу сделали операцию… То где-то день. Пришлось быстро приводить тебя в себя – не очень уютно держать у себя незнакомца, мало ли что. Но ты подожди, у тебя еще сравнительно много сил, скоро этот подъем закончится, и будет хуже.

 - Эх, бедолага… - она почему-то засмеялась.

 Какая милая девушка. В кавычках… Или кто она там? У этих полукровок вечно не поймешь с  возрастом. Но что-то с ней не то, явно.

 - И лежать тебе еще две недели, - почти с восторгом сказала Реана. Затем, ничего не добавив, повернулась и пошла прочь.

 - Пока, - проникновенно сказал Скиталец. Полукровка обернулась, снова фыркнула и пошла дальше.

 Какая веселая…И что нам остается делать? Правильно – валяться. И скучать. Но, по крайней мере, не надо никуда тащиться и что-то там делать. Разве нет? Можно рассказывать самому себе анекдоты и интересные истории, а также…

 

 На этом внутренний монолог Оллена прервался, и он заснул.

 

 

 Иван проснулся ранним утром. Косые рассветные лучи проникали в дом сквозь щели ставен. Он повернулся на кровати, и тут же раздался стук в дверь.

 Иван поднялся, а через несколько секунд вспомнил события минувшей ночи и невольно вздрогнул. На всякий случай взял с собой меч и отправился открывать. Обычно он брал с собой тесак, которого с избытком было бы достаточно для лихих людей, да и то пускать в дело всего пару раз пришлось, но раз достал свое прежнее оружие…

 За нескладной, но прочной дверью тоскливо маялся молодой человек в дорожной одежде. Темно-русые волосы, чуть не доходящие до плеч, были щегольски зачесаны и уложены, в ушах болтались серьги – кольца из велереены, дорого, почти белого металла, зато вот ножны потрепаны и рукоять костяного меча старая, исцарапанная, что намекало скорее не на частоту использования, а на потрепанность оружия. Все в нем выдавало мелкого посыльного.

 - Здрав будь, - на всякий случай сказал Иван.

 - Здрав.- Мелодично ответил посыльный странноватым для человека голосом. «Он что, полукровка? Да, кажись». - Я – посыльный купца Василя.

 - Ты бы лучше имя свое назвал.

 - Имя? – в миндалевидных желтых глазах мелькнуло удивление, хотя чему было удивляться, непонятно. – Зови меня Вереском.

 - А, ну ладно, не хочешь имя называть – не надо. А я своего не стесняюсь – меня зовут Иваном.

 - Здрав будь, Иван, - по новой сказал посыльный.

 - И тебя также.

 Вереск замолчал и задумчиво уставился на собеседника. Так он и стоял, ни говоря ни слова. «Кажись на голову долбанутый.» Этот факт никак не удивил Ивана, так как полукровки часто страдали от болезней, как физических, так и душевных.

Наконец Василев посланец сказал:

- Тут, не очень далеко от твоего дома было совершено нападение на человека. Мы прошли по следу напавшего, и он оборвался у твоего дома. А Василю не надо, чтобы там, где проходят торговые пути, шастал убийца.

 - Так выходит я убийца?

 - Нет, почему, - брови удивленно и совсем не по-человечески поднялись, - мы нашли место смерти.

 Иван взглянул на то место, где он убил Иау - Выо. Земля потемнела и трава выгорела, так что образовалась серая проплешина.

 - Так зачем было ко мне стучаться? – с раздражением спросил Иван. Хотя вообще-то он был рад нежданному собеседнику, не так уж часто забредали гости в его дом, совсем уж редко, если быть точнее.

 Прекрасные глаза вновь уставились удивленно. Видно, тормозной посланец не всегда мог отдать отчет своим поступкам, что определяет очень талантливых людей и не очень вменяемых.

 - Я должен был разобраться, - сказал наконец Вереск.

 - Ну, разбирайся, а я пока пойду умоюсь.

 - Подождите… - воскликнул непрошенный гость, потом в его глазах промелькнула тень сознательности, он махнул рукой и отправился к проплешине, на ходу доставая из сумки какие-то инструменты.

 Иван в это время вынес табуретку и таз на улицу, сходил за ведром, стоящем под крышкой в доме, и налил колодезной воды.

 Воздух был по-утреннему свеж и холоден, дул легкий ветерок. Солнце стояло низко над горизонтом и заливало все желтым бледным светом. Небо, светлое, белесое, еще потемнеет к полудню. А пока все рано, все умыто ночной темнотой и кажется не совсем реальным или наоборот, четче и реальнее некуда.

 Иван плескался в тазу, а посыльный, назвавшийся Вереском, втыкал в землю жезлы и расставлял чашечки и приборы вокруг места гибели ночного страха и на самой проплешине. Полукровка прислушался, замер, потом стал рассматривать приборы, кидать какой-то порошок, похожий на невесомую пыль и смотреть, как ложится. Затем, после этих манипуляций достал листок бумаги и быстро что-то записал. Потом Вереск собрал свое имущество и зашагал к закончившему умывание Ивану.

 - Это ведь ты убил? – спросил незваный гость.

 - Ну я, и что? – почему-то Ивану захотелось выплеснуть воду на собеседника, впрочем, он это не сделал, пролив животворящую влагу на землю.

 - Ничего. Я, наверное, должен предложить тебе награду, - на лице полукровки явно отразилось беспокойство за чужие, купеческие деньги.

 - А давай, всегда пригодится.

 - Ну… Потом. Нет, лучше ты явись в отделение дома в Висотте. Я тебе выпишу… Заодно и дашь показания, - Вереск был рад, что не придется еще разговаривать с неприветливым стариком. Он вытащил еще лист бумаги:

 - Есть где писать, чтобы поровнее было, а не на весу?

 Иван жестом показал, чтоб шел в дом.

 - Тебя чаем напоить? – спросил хозяин, когда они оказались внутри жилища.

 - Нет, спасибо… Хотя… Давайте.

 Посыльный уселся за столом и принялся строчить документ, Иван же разогревал воду и гремел коробками и банками в шкафу. Чай у него оставался только старый, ранее стоявший в дальнем углу и потому незамеченный, более новые же партии уже не раз выпивались. Пора бы и в самом деле в город, того же чая купить да рыбы продать.

 Когда Иван вовсю занимался приготовлением напитка, Вереск приложил ладонь к листу. На коже проявился знак, и на документе остался оттиск. Вообще-то сам символ был вживлен в предплечье, но отражался он и на ладонь.

 - Готово, - сказал Иван, разливая ароматный напиток по глиняным чашкам.

 Чай, несмотря на староватость, оказался неплох, посыльный распрощался и ушел по своим делам.

 Сам же Иван решил собираться в дорогу, но сначала ему надо было отправиться на рыбалку и наконец-то постирать.

 

Мутные грезы рассеивались… Он снова провалился в сон.

 Реет над головой… Смотрит внимательно. Хочет сожрать… Нет. Хочет забрать что-то, не тебе принадлежащее, но через тебя.

 

 Стены колышутся, они ненадежны , под ногами вязкий дым. Кошмар тянется, тянется к тебе. Тянется издалека…Ты оглядываешься, но видишь лишь мутную мглу и устремленные на тебя внимательные  лица. Делаешь шаг.

 - Эххм… - Скиталец проснулся. Вокруг был все тот же зал или грот. Вот уж пятый день он лежал в лечебном покое отделения дома Василя в Висотте. За ним ухаживала Реана и еще две ее помощницы, Лит, миниатюрная, почти чистокровная эльфийка а также Эйлен, вообще наполовину флорис.

 Кроме него лежал один старик с воспалением легких, а так все здоровое помещение было практически пусто.

 Надоело…

 Лежи себе и пялься в потолок или в стену. Только развлечение – шов после операции зудит и чешется. Какое-никакое, а разнообразие тупому лежанию. Еще можно вести самому с собой беседу, вспоминать различные случаи из жизни или планировать, что будешь делать после выздоровления – тоже неплохой способ свихнуться.

 Он ведь не просто так пошел в ту грешную степь. Надо было добраться до одного озерца, находящегося меж скал в укромной долинке южнее того места, докуда он добрался. Зайти в полуразрушенное строение и произвести опись. Понятно, ничего опасного там нет, находки не трогать.

 Когда через связь дома его нашел клиент, давший этот заказ, радости Оллена не было предела. Он хорошо помнил их разговор.

 

 Эйкла, ресторан «Красный снег». Впрочем ресторан – это так, красивость и почти поэзия, как и название. На самом деле – средней паршивости забегаловка, почти кабак, где однако, драк практически не бывает, и можно спокойно отдохнуть или поговорить, по желанию. За столиком он, Оллен и человек средних лет, темноволосый, меднокожий, чьи черты выдавали уроженца дальнего Запада. Он в синем плаще и непрестанно косит куда-то, хотя непонятно, зачем ему это нужно. Скитальцу надоедает разглядывать незнакомца, он роется в сумке, где валялись небрежно свернутые бумаги и карты.

 - Ну, в общем, приступим к делу, - Олли слышит хрипловатый голос заказчика и поднимает голову.

 - Давай, - легко соглашается он и прихлебывает «Дивной ночи», фирменного напитка заведения, не столь уж противного на вкус. В центральной и восточной Ретани почти каждое заведение считало обязательным непременно иметь свои фирменные напитки и блюда, независимо от статуса и степени паршивости общественной едальни.

 - Вы ведь можете провести разведку… Ничего не трогать?

 - Конечно, хотя ничего не трогать – это сложно, почти на пределе возможностей.

 - Вот и чудесно, - себе собеседник налил чего покрепче, и теперь пил красное вино, подозрительно отдающее бражкой. В перерывах между глотками он заявил:

 - У меня есть карта… Все очень просто. Зайдите и составьте опись.

 - Гм…

  Заказчик вновь приложился к подозрительному вину и достал таки заветную карту.

 - К юго-востоку от Висотты… В горной долине небольшое озеро. На северном берегу – ушедшее в землю строение, вход расчищен, все в порядке. Внутри сеть коридоров. Они уже были исследованы, но там прошли неспециалисты, никакого исследования они провести не смогли. Так что я нанимаю вас.

 - Гм… А точно никакого опасности? А то знаете, за риск доплата отдельная. И потом все равно стребуют, если схитрить попытаетесь.

 - Нет, в самом деле все в порядке.

 - Давайте так, поставим неизвестность, в случае чего доплатите. Хотя я думаю, все в самом деле будет отлично.

 - Давайте. Только прошу, ничего не трогайте.

 - Да что я, вор могильный? Так… а ничего эти засахаренные фрукты… как длинны переходы?

 - Ну, площадь где-то… сорок сот метров, не больше, - незнакомец с западной внешностью тоже полез в свою сумку, черную и явно подороже, чем у Скитальца.

 - А время? Я имею в виду, древность.

 - Не знаю, но оно старое, это точно. Довольно древнее. В общем, вы и выясните.

Скиталец улыбнулся натянуто. Что-то его беспокоило, не в предстоящем заказе, а в самом собеседнике.

 - А хотя бы кому принадлежат руины? Какой цивилизации? – спросил Оллен, заполняя контракт.

 - Не знаю. Наше разведчики ничего в этом не понимают.

 - А как выглядят?

 - Облицовка входа – оранжевый камень. Никакой двери, просто широкий проем. На плитах резьба, потрескавшаяся, вытерая, но еще разглядеть можно.

 - А какая резьба, что изображено?

 - Просто узоры. Но я подробно не выяснял. Могу связаться с нашими разведчиками.

 - Не надо, не обязательно. А какого типа помещения внутри, как идут коридоры. И еще – насколько строение вросло в землю?..

 В общем, оговорили сделку. Судя по всему это были руины эпохи Нин, так что этот заказ – большая удача. Именно то, что ему нужно. Оллен задумчиво шел вечерней улицей. Фонари разливали желтые пятна света по мостовой, деревья по обочинам темнели пышными шапками крон и тихо шелестели на ветру. Все хорошо, и задаток в кошельке – пятнадцать таней, а оставшееся после выполнения работы. Только вот какая темная тень у переулка подозрительно смотрит, видимо, хочет обокрасть, ничего, передумает, найдет себе жертву полегче.

 И все-таки беспокойство не утихало. Заказчик казался смутно знакомым. И где бы он мог его видеть? Ведь хорошая же память.

 

 В зал вошла Лит. В руках она несла поднос с лекарствами для старика. Подошла к больному, что-то тихо спросила,  старик был в сознании и потому ответил. Оллен опять не расслышал, что. Да и не особо интересно… Пока целительница колдовала над старым пациентом, Оллен пялился в потолок. Хорошо, конечно, что его так удачно подобрали. Да что там, совершенно замечательно, иначе бы он просто погиб. Хм, интересно, а можно сложно погибнуть? Наверно, если постараться, то получится. А вот и Лит. Но все-таки интересно, стребуют денег за лечение или нет.

 Целительница подошла к нему.

 - Здравствуй, Лит, здравствуй солнышко!

 - Как самочувствие? - карие глаза смотрели спокойно.

 - Знаешь плохо так, тоскливо было, а ты пришла, и сразу настроение поднялось.

 - Я не про это, - она еле заметно улыбнулась. Зря, он же просто издевался.

 - Ну, зудит, зудит. А так ничего, - ответил Оллен. Первые дни он то и дело проваливался в забытье. В последнее же время дело шло куда лучше, хотя подняться ему бы было тяжело.

 - Так, перевязку делать не пора, ничего не пора, пошла я, - тараторила Лит, уже собираясь отходить от него. Пациент же вскинулся

 - Не уходи, Лит, - взмолился Оллен, - мне так тоскливо без тебя. Посиди рядом, а?

 - Ну ладно… - она села на краешек кровати.

 - Как у тебя дела? – при таком вопросе на лице обязательно дебильная улыбка глаза наивно и добро распахнуты.

 - Хорошо… Только мама болеет…

 - Как же так. Ты ведь целительница?

 - У нее врожденное. Ну, не будем об этом.

 - Давай, - ему стало немного стыдно. А впрочем… - а мне тоскливо, лежу тут. Может, споешь песенку?

 - Олли, ты что?

 - Ну спой песенку, ну пожалуйста..

 - Ну ладно. Одинокий день в пустыне… - И она согласилась???? – а за ним наступит ночь…

 Оказалось, что Лит поет очень хорошо. Но почему она так легко согласилась?

 

 

 Битва с простыней продолжалась. Подштанники, старые брюки и пара рубашек уже были сражены, а вот с постельным бельем придется помучиться. В подполе ждет наловленная рыба, можно и в город, только достирать. Может, и выйдет поздновато, но какая разница. В степи не слишком опасно. Почти не опасно, если быть точнее.

 Брызги пены…

 Иван переоделся в выходную одежду: желтую узорчатую рубаху и синие замшевые брюки, хоть и вытертые, но еще очень приличные, и новые коричневые кожаные сапоги.

 Взял с собой и меч. Видно, раз уж вытащил, теперь не расстанется.

 Он запер дом и отправился в сторону Висотты, до которой было часов двенадцать ходу.

 Покачивались корзинки с рыбой, солнце пригревало, но был он почему-то невесел. Приступы беспричинного плохого настроения не случались с ним давненько. Вообще очень редко бывали, а уж в последнее время – тем более.

 Птицы летят, ныряют в траву, их силуэты стремительны на фоне неба и облаков, ветер доносит запахи трав и цветов, которые он так и не научился не замечать, небо… Солнце светит… Почему ж так тоскливо?

 Впрочем, по мере того, как он шел, настроение Ивана улучшалось. Вскоре рыбак бодро шагал и насвистывал песенку.

 До наступления темноты он вряд ли доберется до Висотты, ну и ладно, все равно останавливаться на ночлег в степи не будет. Может, и усталый, но дойдет до города и остановится в гостинице «Старый дом», там не дорого, а ночь проведет с комфортом.

 Конечно, надо еще зайти за наградой, деньги никогда лишними не бывают, а такая солидная сумма – тем более. Тут Иван хмыкнул, представив, как бросает жизнь рыбака и устраивается наемником. «Да куда тебе, дед» - говорит ему Мастер каравана, к которому он пришел устраиваться в охрану, а Иван в ответ…

 Ужас. Зато плохое настроение как рукой сняло.

 Несколько раз он останавливался передохнуть. Тьма спустилась, когда Иван оказался у городской стены.