Пока ты на ребре и на игре,
весна стреляет пару сигарет
у первых из людей в пустынном парке.
И если он - ни разу не Адам,
слегка небрит, умней не по годам,
она - бесспорно, Ева. В сумке "паркер" -
записывать любовь свою и страсть,
как вылеплена из его ребра -
от женского простого любопытства.
Какие в нём война и глубина,
себя искать в нём, чтобы точно знать:
а кто кому в кого из них годится.
В любовники ли, в жёны и мужья
в какой-нибудь системе бытия,
в каком-нибудь из сонмов разных жизней.
А он из тех, кто курит и молчит,
в ком ровно столько с ним не быть причин,
чтоб только и подначивать - свяжись с ним.
Весна мотает плёнку-старый шарф,
пока не открывается душа,
пока не оголится даже голос.
И вот они, совсем обнажены,
в прямом эфире снявшей их весны -
и каждый кадр поцелуем солон.
Поскольку слёзы сохнут на губах,
весной любой - моряк или рыбак:
плывёт в ней, на авось удачу удит.
Библейское ей, в общем, не с руки.
Ребром монетку звонко на мостки
роняет - чтоб из притчи вышли люди.

И вот они плывут, почти смеясь,
среди цветущих яблоневых яхт,
как паруса, раскрывших белым плечи.
И кто-то первым говорит: "Я твой",
весна ликует, щёлкает затвор.

И этот кадр остаётся вечным.

(с)